Насквозь - Тамара Попова
- Категория: Поэзия, Драматургия / Поэзия
- Название: Насквозь
- Автор: Тамара Попова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тамара Попова
Насквозь
© Попова Т., текст, 2016
© «Геликон Плюс», макет, 2016
I
«Там ядовитая плесень на алтаре…»
Там ядовитая плесень на алтаре,там паутиной затканы образа,там ты торчишь, как пешка в чужой игре,перед иконостасом (а кто там – за…).
Только подумаешь: «Черт меня побери!»Вылезут мертвые руки и приберут…Лучше не думай, а главное – не смотри.Ты, брат, попал. Ты спалился, философ Брут.
Смрад запустенья, на стенах растут грибы,ступишь неловко – хлюпанье, писк и хруст.Это сильней, чем летающие гробы,не сомневайся – храм не бывает пуст.
Ужин
Он глядел, словно гладил, а я визавиизучала с прищуром, как сноску петитом.Он облизывал губы в невинной крови,непрожаренный ростбиф жуя с аппетитом.
Я бежала на встречу, как зверь на ловца,предвкушая охоту, почуяв добычу,чтоб весь вечер глядеть на него, наглеца —как он пакостно чавкает, шею набычив.
Кто-то скажет: «Постой, где сюжетная нить?Что за дичь ты несешь? Кто охотник, кто жертва?»Да, все так… Но прошу вас меня извинить —это жизнь, а она не имеет сюжета,
растекаясь, как постмодернистский роман,заплетаясь причудливо, словно мицелий…фокус-покус оптический – полный обман,и приклад на плече, и объект на прицеле.
«Если у вас есть тайна – надо ее хранить…»
«Если у вас есть тайна – надо ее хранить,если же нет – стоит ее придумать.Но ненадежно зарытое станет гнитьи отравлять эфир, или, как в пруду муть,
с темного дна всплывет в неурочный час,или как орган вырезанный заноет…Вот и выходит – если сокрыта часть,значит, ущербно прочее-остальное.
Спрятанное – изъятое из бытия —попросту кража… Но мне сие до лампады.Сделаю, как решила!» – думала яночью на кладбище, с фонарем и лопатой.
Маленькой тайне в коробке из-под сапогбудет просторно, словно в гробу на вырост.И никаких свидетелей. Только Богзнает, что я натворила, но Он не выдаст.
«Мы созданы из вещества того же…»
Мы созданы из вещества того же,Что наши сны.
В. Шекспир, «Буря»Теперь ты понял, отчего моеНе бьется сердце под твоей рукою.
А. Ахматова, «Есть в близости людей заветная черта…»Мы созданы из вещества того же,что наши сны, и сном окруженывсю жизнь, и жизнь сама на сон похожа.Нам кажется, что мы защищены,
что в мире нет прочней материала,что утром мы проснемся, как всегда.Закутаемся на ночь в одеялои вроде ничего… Не страшно, да…
Так спи спокойно, незабвенный друг,в роскошном люксе, в дворницкой каморке —спи, но memento mori – можно вдругзажмуриться и очутиться в морге.
Вот место, где не ночевал Творец!Нет, правит бал не адский сатана там —Сатурна Сектора суровый жрецс ножом в руке – патологоанатом
пришел и хладнокровно обнажилкишок замысловатые извивы,волокна мышц и разветвленья жил.А нам казалось, мы неуязвимы…
Он это заблужденье опроверг,чудесный храм, великий дар господеньбезжалостно вскрывая, как конверт,который больше ни на что не годен.
И наклоняясь к мертвому письму,строку он произносит за строкою.Ну что ж, теперь он понял, почемуне бьется сердце под его рукою.
«Что делать? Майский вечер тих и светел…»
А кто гулял-погуливал в лесах моей души?
Нора ЯворскаяЧто делать? Майский вечер тих и светел,вот-вот завьет руладу соловей,но лес моей души терзает ветер,срывая листья мертвые с ветвей.
Кто виноват? Сама я, чадо мая,сметаю чувств сухие лепестки.Мне не хватает чуткого вниманья,прикосновенья дружеской руки.
Настойчивый приятель ищет встречи.В отчаянье все средства хороши —а вдруг в ответ ручью учтивой речивзыграет ключ в лесу моей души?
И вот уже лежит его рукаповерх моей, и чувства с поводкасорвутся скоро, как собачья свора,
но обостренный слух уловит фальшь,едва начнет давить словесный фарштугая мясорубка разговора.
Одноклассники
Ну вас, други, в канаву, поросшую сорной травойсонной памяти детства… Соратники, спите спокойно.Вы мне больше не снитесь, и ладно. С больной головоймне давно не до дум, а былое тем паче – на кой мне?
Будьте вы трижды счастливы, ныне и присно, покатерпит почва, пока на бескрайних небесных экранахможно видеть, как прямо в эфире бредут облака,из пушистых ягнят превращаясь в овец и баранов.
«Если в бокале твоем вина…»
Если в бокале твоем винатолько на полглотка,цель, что, казалось, едва видна,стала совсем близка,
если с утра встаешь, как на бой,куришь назло врагу,он же куражится над тобой,сплевывая лузгу
планов потешных, пустых надежд —Значит, все было зря?Так и замрешь, не смыкая вежд,выспренно говоря.
Время – бесшумный полет совы,век – неприметный миг.Не потревожив ночной травы,мышкой-полевкой – шмыг.
Изредка даже последний лох,как ни смурна нужда,думает:– Мир не так уж и плох.Плох, но не так уж… Да —
главное, вся эта суета —на острие пера.Наискосок начерти: «Пора»,И – поворот винта!
«Оттого что нельзя о любви говорить в суете…»
Оттого что нельзя о любви говорить в суете,я годами молчала. Слова мои падают тяжко.В небо пальцем попасть, если время и место не те —продырявить эфир и остаться с кровавой культяшкой.
Оттого что нельзя в суете говорить о любви,сочиняю пейзаж, где скупы и суровы красоты,и, целуя в потемках поблекшие губы твои,до утра запечатаю их, словно хрупкие соты.
Надежда
Как сухую траву, огонь пожирает тело.Лишь надежда жива, она же умрет последней.Падает в грязь ничком, зажимая руками рану,корчится в муках, за ней тянется красный полоз —кровь, покидая тело, уходит в землю.Плоть оплывает свечой, обнажая остов.Травы, пронзая пустоты, тянутся к небу.Это твой цвет, надежда, твой рай зеленый.
«Расстреляешь обойму – и станет светло и легко!..»
Расстреляешь обойму – и станет светло и легко!Ничего, что дрожал с бодуна и попал в молоко.Расстреляешь обойму – и сразу светло и легко.
Снова можно свободно дышать и гулять не спеша.Жизнь свежа и нежна, как ромашка в стволе «калаша».Можно ровно дышать и по парку бродить не спеша…
Можно снова с печальной улыбкой глядеть на людей,и не важно, что ты прирожденный не-до-любодей.Можно с мудрой и доброй улыбкой смотреть на людей…
А всего-то: бэнг-бэнг – и врагам окаянным назлоувеличишь собой миротворцев блаженных число.Расстреляешь обойму, и станет легко и светло.
N. N.
Суровый ментор, незваный лидер,со школьной парты заклятый друг…Пока он ног о тебя не вытер,не привыкай кормить его с рук.
Ему сопутствуют визг и скрежет —не жми, кондуктор, на тормоза…он, как свинью, правду-матку режет,а правда колет ему глаза.
Враги, как мухи, кругом роятся,кишат, как черви, куда ни глянь,и кто-то держит его за яйца,сжимая нежно стальную длань.
Я с ним и в поле одном не сяду,а он звонит и зовет на чай.Ну что сказать ему?– Выпей яду!Приду на похороны. Прощай.
* * *«Ненависть разгорается жарче пламени…»
Ненависть разгорается жарче пламени.Сердце упрямо выстукивает «люблю»и отправляет шифрованное послание,по кровотоку стремящееся к нулю,
в ушко иглы, куда и верблюд протиснется,а мне не втащить свой невесомый крест.И поделом – нечего было противитьсязаповеди, торчащей, как Эверест.
Ненависть к ближнему – это любовь навыворот,общей картины пульсирующий мазок;взять бы себя саму и публично выпороть,плача и умоляя:– Еще разок!
«Такой закат, что хоть ори: „Горим!“…»
Такой закат, что хоть ори: «Горим!»Невольно мы свернули на дорогу,ведущую не к дому и не в Рим,а на пожар, пылающий без проку.
Обыденность – гори она огнем!Мой выход от заката до рассвета.Пожар, пожар! И я сгораю в нем,не замечая ледяного ветра.
И мячики кровавые в глазах…А спутник мой, в карманах руки грея,советует спустить на тормозахвосторг и возвращаться поскорее.
II