Славянское обозрение - Николай Страхов

Н. Н. Страхов

Славянское обозрение

Этот журнал, начавшийся в нынешнем году и выходящий ежемесячными книжками (от 8 до 10 печатных листов), составляет истинно отрадное явление в нашей литературе[1]. Доказать это легко. Во-первых, он имеет важную, необходимую задачу — следить за духовным и политическим развитием славянского мира и объяснять это развитие читателям; во-вторых, он исполняет или может исполнять эту трудную задачу так хорошо, как едва ли способен исполнить свою программу какой бы то ни было другой орган нашей печати. Во главе «Славянского обозрения» стоит профессор славянских наречий А. С. Будилович, уже двадцать лет преподающий свой предмет; между его сотрудниками первое место занимает его учитель, профессор В. И. Ламанский[2]. Не указывая других имен, достаточно назвать этих двух наших ученых, чтобы понять, как будет вестись дело нового журнала. Они не только изучали славянство по книгам, но знают его по собственным наблюдениям, не раз посещали славянские страны, знакомы лично с лучшими их представителями и находятся со многими из них в постоянных сношениях. Следовательно, не по слухам, не отвлеченно, не мечтательно будет писаться новый журнал, а с точным знанием и живым пониманием дела.

Вообще нужно заметить, что изучение славянства и любовь к славянству чрезвычайно возросли у нас и продолжают возрастать с каждым годом. Можно назвать десятки людей, которые уже не ограничиваются одной платонической любовью к славянам и общими соображениями об их будущности, а ревностно исследуют славянский мир во всех отношениях. Кафедры славянских наречий в наших университетах постоянно все заняты, и профессора этих кафедр (в настоящее время большей частью из учеников В. И. Ламанского) отличаются тем живым пристрастием к своему предмету, которое одно могло побудить их выбрать себе эту специальность, и которое одно порождает последователей. Плодом всей этой деятельности, конечно, оказывается целая литература, непрерывно обогащающаяся новыми произведениями, все более и более ученая, основательная и разносторонняя. Последний крупный вклад в эту литературу составляют недавно появившиеся два тома А. Будиловича «Общеславянский язык в ряду других общих языков древней и новой Европы»[3].

А какой дух господствует в этой литературе? Естественным и неизбежным образом, по внутренней логике самого дела, все это движение совершается в славянофильском направлении, в духе Хомякова, Киреевского, Аксаковых, Самариных и пр. Любители просвещения и образованности думали когда-то язвительно подшутить над этими людьми, назвавши их славянофилами[4], потому что для утонченного Европой русского ума и вкуса нет ничего противнее славянских слов и даже славянских букв, и нет народа ничтожнее каких-нибудь славянских народностей. Но неразумная насмешка в сущности оказалась похвалою. Кто изучает славянский мир, тот начинает понимать его душу, его внутреннюю силу, которой он жил и живет на всем протяжении своей истории, тот скоро убеждается в своеобразии этого мира, в существенном различии его духовных начал от начал Европы, в необходимости уяснять и укреплять эти самобытные славянские начала и противодействовать подавляющим их влияниям Запада.

Изучающий славянство естественно бывает славянским патриотом, а славянский патриот неизбежно становится славянофилом в известном значении этого слова. Так и «Славянское обозрение», рассуждая о своей программе и о началах, которых желает держаться, говорит: «Тем же началам служили, той же программой руководились лучшие из писателей и деятелей так называемого славянофильского направления, а между ними ныне наиболее еще памятный издатель „Дня“, „Москвы“, „Москвича“ и „Руси“, И. С. Аксаков»[5].

Но зачем же русскому патриоту непременно становиться патриотом славянским? Да и то еще, нужно ли вообще быть каким-нибудь патриотом? В сущности, эти вопросы, беспрестанно повторяющиеся, очень странны. Нужно ли, не нужно ли, — об этом напрасно спрашивать, когда по воле судеб людское племя распадается на различные народы, и вся история человечества есть история этих народов. Патриотизм есть чувство столько же естественное и неизбежное, как любовь к отцу и матери, к жене и детям. Не о том следует рассуждать, нужна ли эта любовь и нельзя ли ее устранить так, чтобы мужчина и женщина, сходясь, не знали друг друга, чтобы дети не знали своих родителей, а родители своих детей. Были остроумные люди, занимавшиеся подобными проектам рационального человековедения, но мало ли какие мысли приходят в головы остроумных людей! Вооружаться против чувства любви всегда непростительно и противоестественно. Следует рассуждать, напротив, только об одном: какова должна быть наша любовь во всех случаях, когда она является? Как вносить в нее наилучший смысл и оберегать ее от извращения и одичания? Например, что такое истинный патриотизм? Конечно, счастлив тот, у кого есть отечество, кто мыслит и чувствует заодно с великим множеством своего народа, кто готов повиноваться этому народу, служить ему и, в случае нужды, умереть за него. Тут мы легко и радостно отказываемся от своего эгоизма, и никогда не позавидуем свободе человека, который по каким-нибудь случайностям обречен жить бобылем, гостем среди окружающего племени, ничем с ним не связанным, кроме общих человеческих отношений. Так точно, любя отца и мать, мы не можем найти ничего благополучного в положении найденыша, не знающего своего отца и матери. И, однако же, как семейное чувство, так и патриотизм могут быть слиты, узки, эгоистичны. Ибо наша семья и наш народ — это ведь мы сами, и любя их, мы часто только просто себя любим. А любить себя можно различно. Можно угождать своему делу и всякой страсти и злобе, какая в нас заводится; а можно выше всего ставить ту искру ума и совести, которая в нас теплится, искру Божью, как говорят, и потому усердно служить этой искре. Простой народ у нас, как известно, отличается глубоким патриотизмом, но мы хотим говорить не об этом патриотизме. Народный патриотизм есть, без сомнения, выражение духовной мощи, которой живет народ; но он есть чувство полусознательное, почти инстинктивное. С этим чувством русское племя успело побороть тысячи опасностей, среди которых ему пришлось расти, побеждало врагов, низвергало своих поработителей, терпеливо несло иго государства и восстанавливало это государство, когда оно рассыпалось. Этим же чувством крепка и теперь громадная Россия; душа нашего народа не убывает. Но пришла для нас и пора самосознания, стремления понять эту душу, понять дела, ею совершенные, и дух, ею движущий. Мы говорим, следовательно, о сознательном патриотизме, свойственном людям мыслящим, способным рассуждать о своих чувствах, и задаемся вопросом; чему должен служить русский человек, служа своей Родине?

В вопросе этом две стороны — внутренняя и внешняя. Любовь к Отечеству тем и дорога, что мы можем естественно, по какому-то прирожденному сердечному расположению любить самые высокие идеалы своего народа, где цели и доблести, до любви к которым нам в отдельности было бы нелегко дорасти и додуматься. Великое дело, если мы, исповедуя себя патриотами, будем останавливаться не на второстепенных чертах, не на том только, что нам выгодно и приятно, а, напротив, будем благоговейно вникать в глубочайшие стремления народного духа и служить им, отвергая всякие соблазны других стремлений. Это — во-первых. А другая, неизбежная сторона истинного патриотизма есть осмысленный взгляд на политическое положение России среди других народов, так сказать, на ее роль во всемирной истории. Космополит свободен от такой заботы, но она — непременный долг всякого русского, желающего участвовать мыслью и сердцем в судьбах своего народа. Россия есть главный представитель славянства, и вопрос о ее всемирном положении есть так называемый Славянский вопрос, который и Европа давно уже для себя поставила и называет «восточным» вопросом. Русский патриот не может не принимать душевного участия в этом вопросе.

Разумеется, всякий наш внешний патриотизм должен опираться на внутренний и неразлучно с ним соединяться. Славянство составляет предмет нашей любви и деятельности лишь в силу того, что он есть воплощение славянского духа. Невольно вспоминаются нам при этом слова В. И. Ламанского, сказанные им несколько лет назад, как формула истинного патриотизма в отличие от ложного.

«В требованиях разных лиц и общественных групп, — говорил он в 1887 году, — чтобы Россия отвернулась от восточного, Славянского вопроса, совсем забыла его, относилась к нему, как будто его никогда и на свете не было, и занималась лишь своими внутренними делами, — в этих требованиях лежит глубокое недоразумение. Внутреннее состояние России, внутренние ее дела — ведь это же и есть самая важная, самая существенная часть восточного, Славянского вопроса. Пропади сегодня Россия, и завтра же все эти польский, чешский, словенский, хорватский, сербский, болгарский и румынский вопросы обратятся во внутренние, домашние дела Германии и Австро-Венгрии; а по греческому им пришлось бы разве пригласить для мирного дележа Англию, Францию и, может быть, еще Италию. Мировой характер восточного вопроса и есть самое внутреннее дело, самый, так сказать, наивнутреннейший вопрос России, каждого русского человека, каждой души православной, каждого славянина во всем Божьем мире. Нужны ли земному шару и проявляющему на нем свою деятельность человеческому духу и общежитию, нужны ли будущим векам — восточное православие, как вера и просветительное начало, и славянское племя, как особый вид человечества? Западное христианство, латинство и протестантство, утверждает, что восточное не нужно и бесполезно и обречено к переходу, к исчезновению в них или к самоуничтожению. Германцы, даже мадьяры, а с ними многие из романцев, уверены, что славянство, как племя низшее, должно быть ассимилировано и поглощено ими, служить питанием и произрастанием благороднейшей германской расы, творца нынешней европейской и, следовательно, общечеловеческой, единственно истинной и возможной в будущем образованности. К этому вопросу не может равнодушно относиться ни одна мыслящая русская голова, ни одна любящая русская душа. До утвердительного или отрицательного решения этого вопроса в себе самом, в своем сознании — ни один русский человек, а следовательно, и вся Русь, не может надеяться на счастливое или должное решение восточного вопроса. Что не решено в сознании, то не найдет себе решения и в жизни. Печальное неустройство наших восточных и славянских дел объясняется прежде всего и преимущественно, если даже не исключительно, сильным, ясным сознанием нашего могущественного соседа и противника, романо-германского Запада, знающего, чего он желает, и во всеоружии своей блестящей цивилизации идущего напролом к намеченным уже в течение веков целям, тогда как восточно-христианский, греко-славянский Восток и в целом, и в своих отделах — русском, греческом, румынском и разных славянских, — страдает, прежде всего, недостатком ясного разумения своего внутреннего и своего внешнего, по отношению к Западу, положения, своих взаимных отношений.