Последний побег - Трейси Шевалье

Трейси Шевалье

Последний побег

Эту книгу я посвящаю молодежному квакерскому лагерю в парке горы Катоктин и Оберлинскому колледжу: двум заведениям, сформировавшим мое юношеское «я».

Смелая, живая и трогательная книга; характеры героев тщательно прорисованы, местный колорит воссоздан в мельчайших деталях.

Шевалье с головой окунается в описываемую эпоху. Ее исследование как всегда скрупулезно и захватывающе.

Горизонт

Она не сможет вернуться домой. Когда Хонор Брайт неожиданно объявила родным, что едет в Америку вместе с сестрой Грейс — когда она разбирала вещи, чтобы оставить лишь самое необходимое, раздавала свои одеяла, прощалась со всеми дядюшками и тетушками, кузенами и кузинами, племянниками и племянницами, садилась в почтовую карету, отправлявшуюся из Бридпорта, когда они с Грейс, взявшись за руки, поднимались по трапу в Бристольском порту, — Хонор тешила себя мыслью: всегда можно вернуться. Но в глубине души таилось смутное подозрение, что стоит ей только покинуть английскую землю, как ее жизнь изменится навсегда.

По крайней мере, мысль о возвращении не давала Хонор впадать в уныние, притупляя душевную боль, подобно тому, как щепотка сахара, тайком добавленная в кислый соус, слегка его смягчает. Мысль о возвращении помогала сохранять спокойствие и не плакать по всякому поводу, как расплакалась ее лучшая подруга Бидди, когда Хонор отдала ей одеяло, которое только-только закончила шить. Лоскутное одеяло из коричневых, желтых и кремовых ромбов, соединенных в восьмиконечную «Вифлеемскую звезду», с простежкой по краю в виде орнамента из перистых завитков, на какие Хонор была мастерица. На прощание община сделала ей подарок: подписное одеяло, в нем каждый лоскут был сшит и подписан кем-то из друзей или членов семьи, — а в дорожный сундук помещалось лишь одно одеяло. Разумеется, Хонор пришлось взять с собой подписное одеяло, хотя ее собственное было красивее и аккуратнее. «Пусть оно лучше останется у тебя, на память обо мне, — сказала она плачущей Бидди, когда та пыталась отдать ей обратно «Вифлеемскую звезду». — В Огайо я сошью еще».

Стараясь не думать о предстоящем морском путешествии, Хонор размышляла о его завершении: в дощатом доме, как ее будущий зять писал Грейс в своих письмах из Огайо. «Это хороший дом, крепкий, хотя и не каменный, как ты привыкла, — писал Адам Кокс. — Большинство домов здесь деревянные. Семья строит дом из кирпича, только когда окончательно обоснуется на одном месте и уже вряд ли куда-то уедет».

«Дом стоит на окраине городка, в конце Мейн-стрит, — продолжал он. — Фейсуэлл совсем небольшой, всего пятнадцать семей Друзей Истины. Но, Божьей милостью, городок будет расти. Брат держит лавку в Оберлине. Этот город крупнее, в трех милях от нас. Мы надеемся перевезти лавку сюда, когда Фейсуэлл разрастется и сможет поддерживать торговлю мануфактурой. Здесь ее называют полотняным товаром. Тем, кто решил поселиться в Америке, предстоит обучиться говорить на новый лад».

Хонор не представляла, как можно жить в деревянном доме, который быстро горит, легко деформируется, постоянно скрипит, стонет и в отличие от домов, сложенных из кирпича или камня, не дает ощущения прочности и защищенности.

И хотя она очень старалась ограничить свои волнения и тревоги только боязнью жить в деревянном доме, мысли ее вновь и вновь возвращались к путешествию на «Искателе приключений», корабле, на котором им с Грейс предстоит пересечь Атлантику. Как и всякая жительница Бридпорта, Хонор кое-что знала о кораблях. Иногда она сопровождала отца на пристань, когда в порт прибывал груз пеньки, и даже несколько раз поднималась на борт и наблюдала, как матросы убирают паруса, сматывают канаты и драят палубы. Но Хонор никогда не ходила по морю на большом корабле. Однажды, когда ей было десять лет, отец повез все семейство на целый день в Эйп и затеял катание на лодке с детьми. Братья сидели на веслах и наслаждались морской прогулкой. Грейс тоже понравилось в лодке. Она визжала, смеялась и баловалась, притворяясь, будто падает в воду. А Хонор сидела, вцепившись руками в борта и обмирая от страха. Ее пугала не только качка, но и малоприятное ощущение отсутствия твердой земли под ногами. Она смотрела на берег, где мама в темном платье и белом чепце беспокойно расхаживала взад-вперед и ждала возвращения своих детей. С тех пор Хонор старательно избегала прогулок на лодке.

Хонор слышала истории о трудностях трансатлантических переходов, но надеялась, что справится с этой напастью так же, как привыкла справляться с любыми тяготами и невзгодами, а именно: призвав на помощь терпение, кротость и выдержку. Однако против морской болезни не помогли ни смирение, ни твердость духа. Вероятно, ей бы следовало догадаться, что на море ее укачает — уже после первого знакомства с большой водой в день семейной поездки в Эйп. Когда корабль отошел от причала в Бристоле и взял курс в открытое море, Хонор стояла на палубе вместе с Грейс и другими пассажирами, наблюдавшими, как удаляется берег. Для них морская качка была не более чем забавным переживанием с острым привкусом новизны, а Хонор сразу почувствовала дурноту. С каждой минутой ей становилось все хуже и хуже. Движение корабля отзывалось в ней болезненным напряжением во всем теле и тяжестью в животе, словно она проглотила железную фунтовую гирю. Она держалась, сколько могла, но, когда «Искатель приключений» проходил мимо острова Ланди, желудок Хонор вывернуло наизнанку, и ее стошнило прямо на палубу. Проходивший мимо матрос рассмеялся:

— Ты гляди, барышне уже дурно, а ведь даже не вышли из Бристольского залива! Вы погодите, сейчас доберемся до океана. Вот тогда будет по-настоящему дурно!

Хонор тошнило всегда и везде. Выворачивало на плечо Грейс, на ее собственную постель, на пол их крошечной двухместной каюты, в эмалевый тазик для умывания. Рвало постоянно, даже когда тошнить было нечем — ее тело, словно некий кудесник, ухитрялось создавать что-то из ничего. После приступов рвоты Хонор не становилось легче. Когда они вышли в открытый океан и корабль взял курс на Америку, Хонор сделалось еще хуже. Только теперь и сестра тоже свалилась с морской болезнью, и многие другие пассажиры. Однако, как только они привыкли к новому ритму волн, их недомогание сразу прошло. А Хонор так и не смогла привыкнуть; тошнота не отпускала ее целый месяц, на протяжении всего путешествия.

Когда Грейс не болела сама, она ухаживала за Хонор, стирала ей простыни, опорожняла тазик, приносила бульон и твердые «корабельные» галеты, читала Библию или книги, которые они купили в дорогу: «Мэнсфилд-парк», «Лавка древностей», «Мартин Чеслуит». Пытаясь отвлечь сестру от сиюминутных невзгод, Грейс заводила разговоры об Америке и о том, что их ждет впереди.

— Ты кого хотела бы увидеть, волка или медведя? — спрашивала она и тут же сама отвечала на свой вопрос: — Медведя, наверное. Волки — как большие собаки, а медведь ни на кого не похож, только на самого себя. А на чем ты хотела бы ехать дальше: на пароходе или на поезде?

Хонор застонала при мысли о пароходе.

— Да, на поезде, — кивнула Грейс. — Хорошо, если бы там был прямой поезд из Нью-Йорка в Огайо. Мы бы за сутки добрались. Хонор, только представь: уже совсем скоро мы будем в Нью-Йорке!

Хонор поморщилась, очень жалея о том, что не может, подобно сестре, рассматривать эту поездку как волнующее приключение. Грейс с детства была непоседой и всегда вызывалась сопровождать отца, когда тому надо было поехать в Бристоль, Портсмут или Лондон. Она даже с готовностью согласилась выйти замуж на скучного человека, намного старше ее, поскольку замужество обещало ей жизнь на другом конце света, вдали от Бридпорта. Грейс знала Коксов, семью из пяти братьев, уже несколько лет. С тех пор, как они переехали в Бридпорт из Эксетера и открыли магазин тканей. Однако она начала проявлять интерес к Адаму, когда тот собрался эмигрировать в Огайо. Один из братьев уже обосновался в Америке, но стал слаб здоровьем, и его жена написала в Англию и попросила кого-то из братьев приехать и помочь с содержанием магазина. Когда Адам уехал, у них с Грейс завязалась регулярная переписка, и постепенно, посредством тонких намеков, сестра подвела его к мысли, чтобы он сделал ей предложение и забрал к себе в Огайо, где они будут держать магазин вместе с Мэтью и Абигейл.

Выбор Грейс удивил семью Брайтов; Хонор всегда думала, что сестра выйдет замуж за кого-нибудь более жизнерадостного. Но Грейс так мечтала об Америке, что ее, кажется, не смущал даже угрюмый нрав будущего супруга.