Битва при Трафальгаре - Евгений Пинаев

Евгений Пинаев

Битва при Трафальгаре

Рисунки П. Крапивина

Вовка Струков сдал экзамены за второй курс мореходки и перевелся на заочное, В заявлении написал, что — «по семейным обстоятельствам», хотя обстоятельство имелось только одно, да и то — не семейное, а сугубо практическое: Струков полагал, что «всю науку» можно осилить самостоятельно. Тем более, основы заложены. Практических знаний, опыта — вот чего он хотел. Наплавать штурманский ценз и, не рассусоливая, получить рабочий диплом. Получив, не путаться на мостике в соплях и детских штанишках на помочах, а сразу показать себя опытным рыбаком-промысловиком, занять достойное место… где? в чем? Тут начиналась путаница, но Вовка и не пытался навести порядок в путаных мыслях. Достойное место — это достойное место. В наших рядах. В рядах промысловиков-моряков. Какого черта?! Разве не ясно? Ловить ТАК рыбеху, чтобы говорили о Струкове. Чтобы отметили и выделили, а выделив и отметив, дали, конечно, со временем, пароход, на котором он, Вовка Стру… тпр-ррр-ру-у! — он, Владимир Васильевич Струков, будет капитан-директором и займет достойное место… Где? А… а займет, и всё. Где надо, там и займет. Нашьет на тужурку новенькие позументы, подвести на грудь серебряный секстант, поправит галстук и мичманец с тусклым, видавшим виды «крабом» и отправится на «орбиту» между Парком культуры и кинотеатром «Заря», где можно и себя показать, и приволокнуться, и кореша встретить, и… Да много чего можно встретить на «орбите» и, естественно, кого. Чего и кого. Ради них, ради этого, может быть, есть смысл околачиваться в морях? Так сказать, ощутить свежесть чувств и все такое. Заработок тоже не. последнее дело, а капитанский — весомее, хе-хе, матросского. Всякий знает.

С такими жизненными установками и твердой верой в светлое будущее матрос Струков отправился в Центрально-Восточную Атлантику на траулере «Каскад».

Чтобы описать рейс промыслового судна, понадобилась бы целая книга. Толстая или тонкая — не имеет значения. Все зависит от задачи, поставленной автором, и материала, имеющегося в его распоряжении. Возьмите роман Джека Лондона «Морской волк» или философские высоты Германа Мелвилла в «Моби Дике». Это, наверное, самые известные в мировой литературе описания промысловых рейсов. Правда, не рыбаков, а зверобоев и китобоев. Я же, преклоняясь перед создателями прославленных образов и отсылая к ним любознательных читателей, рискую предложить их вниманию всего лишь частный факт. Случившееся с моим героем, то есть с Вовкой Струковым, не имеет прямого отношения к вылову сардины, сардинеллы, сардинопса, скумбрии, ставриды и другой водоплавающей живности, обитающей у берегов Африки. «Каскад» и его команда отмантулили полгода в тропическом пекле, побывали в Дакаре, Конакри и Такоради, завернули в Касабланку, а когда, возвращаясь домой, взяли курс на Гибралтар, чтобы спустить в местных «шопах» фунты, пенсы и шиллинги, оказалось, что оных фунтов причитается на нос даже чуточку больше, чем рассчитывали получить при самых благоприятных расчетах-подсчетах. Так иногда случается: вдруг выпадает «орел» и начинается везение.

Струков, как и прочие матросы-добытчики первого класса, огреб двенадцать фунтов — уточняю: стерлингов — и почувствовал себя если не Крезом, то вполне дееспособным Рокфеллером или Дюмоном, а может, и Морганом. Он, вообще-то, не называл фамилии. Говорил, что теперь-то уж точно представляет, каково быть миллионером-банкиром. Тем более, предвкушая заход в Гибралтар. Второй штурман, разумеется, с согласия экипажа, где только мог и сколько мог экономил на продуктах. Скопленная валюта (она так и называлась «продуктовой») тратилась только в Гибралтаре, в нем одном, славившемся изобилием и дешевизной. Закупались «подарки» для встречи с семьей, а прейскурант был отработан общими усилиями многих экипажей. Начпрод «Каскада» не пытался разнообразить рутинный список, поэтому все «каскадеры» получили по бутылке рома «Негрита», имевшей, помимо внушительных размеров, действительно подарочный вид благодаря изящной оплетке из белой соломки; имелась и. другая бутылка, наполненная дамским вином — сладкой малагой. Мужской напиток, а ром, безусловно, является мужским напитком, украшала этикетка с изображением негритянки в тюрбане, женский — с ключом от Скалы, как называют англичане свою крепость-колонию, единственную колонию, сохранившуюся в Европе. Далее, согласно прейскуранту, следовали сигареты «Кэмэл», шоколад «Нельсон», апельсины из Марокко и яблоки из Альхесираса или же Ла-Линеа — дары испанской земли.

Имея в заначке такое солидное подспорье, можно было не суетиться и фунты стерлингов, полученные согласно тарифной сетке, тратить на увеличение личного благосостояния. Источники благосостояния — многочисленные лавки, магазины и магазинчики, захватившие Мейн-стрит, — предлагали три вида барахла, годного для перепродажи в Союзе: ковры с оленями, скатерти и покрывала. Таможенные правила разрешали рыбаку купить по три штуки изделия каждого вида, а это… Словом, как говорили самые разворотливые, «ежели с умом, можно иметь хороший навар».

«Каскад» пришел на рейд Гибралтара в жаркий июльский день.

Судно, сделавшее за полгода тысячи тралений, оставившее за кормой тысячи миль, устало ползло на якорную стоянку.

Борта его, еще недавно радовавшие глаз свежей шаровой краской, снова потускнели, стали пятнистыми. На них выступили шпангоуты, ватерлиния лопалась ржавчиной и зеленела шелковистой бородой, ставшей в последние месяцы и длиннее, и гуще. Рыжими потеками сочились шпигаты. Одни лишь якоря поблескивали кузбасслаком и выглядели «с иголочки». Правый, выскользнув из клюза и погромыхивая цепью, опускался медленно к самой воде, готовый нырнуть и улечься среди кудрявых придонных травок, в которых паслись стайки кефали.

Выцветший шатер небес раскинулся над судном, над плоской фиолетовой Скалой, словно бы наклеенной на эти небеса, над гористым африканским берегом, над крышами Альхесираса, над выгоревшими склонами Испании, замкнувшими на севере Гибралтарскую бухту. Шатер навис невесомо, но тяжесть зноя разгладила все морщины, все складки на поверхности воды, превратила ее в сверкающий слиток или в огромное серебряное блюдо, в центр которого впаяла траулер, булькнувший якорем и тотчас погрузившийся в дрему.

Судно замерло, зато оживилась команда. Сотня добрых молодцев, уподобившись тараканам, принялась сновать взад и вперед, но быстро угомонилась, услышав по скиперу объявление о том, что валюта, заказанная по радио еще вчера, «задерживается по причине неявки шипшандлера». Расползались, правда, с ворчанием, да что поделаешь? Не стукнешь кулаком, не психанешь — «англичанка»! Своего бы взял за грудки, а здесь…

И все-таки объявлено увольнение.

На воду спущен, мотобот, и старшие групп повели на посадку немногочисленных моряков, рискнувших отправиться за границу без единого пенни в кармане. Ах, шипшандлер, шипшандлер, где же британская аккуратность? Значит, что-то случилось, братцы. Впрочем, Бог с ним. Первопроходцам не до него. Хотелось поскорее ступить на чужую, но все-таки твердь, пропахшую бензиновой вонью, но все-таки землю.

Вовки Струкова не было среди них.

Вовка Струков побывал в Гибралтаре прошлым летом во время парусной практики на баркентине «Эклиптика». Капитан Старыкин не чинил препятствий любознательности курсантов. Они, и Струков само собой, излазили Скалу сверху донизу, только что не побывали в подземных казематах и на батареях. Мейн-стрит прошли из конца в конец, сфотографировались у остатков крепостной стены времен Карла. V, навестили на верхотуре мартышек. Живут не взаперти. Расконвоированы, как сказал кто-то из матросов. Но есть у мартышек излюбленное место для прогулок, где и пообщались с приматами. Встреча с ними, пожалуй, самое яркое воспоминание о прошлогоднем визите в Гибралтар. Туристов здесь множество толчется, но все — транзитом. Не густо с достопримечательностями, не густо. Может, конечно, для них поширше двери открыты, может, их в подземелья пускают, как некогда Джошуа Слокама, завернувшего на легендарном «Спрее» во владения. британской короны. Да и то: у туристов — мошна набита валютой, у курсантов — шиш с маслом. Давали сколько-то, чтобы утереть слезы какой-нибудь тряпкой да полизать айс-крим. Словом, не разбежишься. Потому, в основном, и гуляли в парке, любовались огромными кустами алоэ, молча беседовали с позеленевшими бронзовыми Эллиотом да Веллингтоном,, присаживались на пушки, вздыхали и, в конце концов, возвращались на баркентину.

Итак, Вовка Струков не сошел на берег с первой группой. Не захотел. Решал проблему. Отправился на бак, где привалился животом к фальшборту, грудью лег на планширь, а руки свесил наружу. Нелепая поза? На взгляд со стороны, а ему — в самый раз. Смотрел Вовка не на город, прилепившийся к основанию Скалы, точно мидия к камню, смотрел вниз. Разглядывал, не ощущая толщи воды, якорь «Каскада», жирующую рыбу, — спинки кефали почти сливались с травой, — и думал о том, как он истратит завтра валюту. Двенадцать фунтов — хорошая сумма. Сожители по каюте уже рассчитали ее до пенса. Купят на свою то и то. У Вовки томление: как поступить? Ведь отступать нельзя: вчера его подняли на смех за то, что пообещал Яроцкому целый фунт за краба величиной с чайное блюдце. Даже ракушки завалящей не попросил в придачу! Верно, краб невелик, но зато каков? Красавец! Настоящий красавец. Один панцирь чего стоит: какие краски, какие оттенки!.. А Струкова высмеяли. Дескать, с катушек слетел парень, дескать, с такими, как ты, Вовка, нельзя работать вместе, с такими, как ты, Струков, что сажей торговать: испачкаешься и ни черта не заработаешь. Больше того, спустишь все, что имеешь. Обозлился Вовка, послал всех куда подальше и сделал «заявление для прессы». Так, мол, и так, господа морские офи… купезы, вы — так, и я — так, по-своему. То есть, не по-своему, а как положено сделаю. Мы не торговые моряки, мы — рыбаки, валюта нам дается на культурное времяпрепровождение в загранпорту. Чтобы показать обличье советского моряка, его запросы. В ответ услышал: гы-гы-гы! Нет, Вовка, точно ты с ума съехал! Двенадцать фунтов — на курлы-мурлы?! Не на «курлы-мурлы» — на дело. Модель «Катти Сарк» куплю. Видел в прошлом году. Книжку про корабли. Цветную, в картинках. Если, конечно, книжку не распродали, и она все еще «ждет» его в магазине. Ему сказали: «Слабо!» Он ответил: «А вот увидите!» И теперь думал.