Стихотворения - Валентин Катаев

Валентин Катаев

Стихотворения

ИЮЛЬ

Над морем облака встают, как глыбы мела,

А гребни волн – в мигающем огне.

Люблю скользить стремительно и смело

Наперерез сверкающей волне.

Прохладная струя охватывает тело,

Щекочет грудь и хлещет по спине,

И солнце шею жжет, но любо мне,

Что кожа на плечах, как бронза, загорела.

А дома – крепкий чай, раскрытая тетрадь,

Где вяло начата небрежная страница.

Когда же первая в окне мелькнет зарница,

А в небе месяца сургучная печать,

Я вновь пойду к обрывам помечтать

И посмотреть, как море фосфорится.

1914

ВЕСЕННИЙ ТУМАН

Опять густой туман нагнало

На город с моря – и глядишь:

Сырым и рыхлым покрывалом

Дома окутаны до крыш.

Расплывчаты, неясны мысли,

Но спать нет силы до зари.

И смотришь, как во мгле повисли

Жемчужной нитью фонари.

1914

СТРАХ

Глухая степь. Далекий лай собак.

Весь небосклон пропитан лунным светом.

И в серебре небес заброшенный ветряк

Стоит зловещим силуэтом.

Бесшумно тень моя по лопухам скользит

И неотступно гонится за мною.

Вокруг сверчков хрустальный хор звенит,

Сияет жнивье под росою.

В душе растет немая скорбь и жуть.

В лучах луны вся степь белее снега.

До боли страшно мне. О, если б как-нибудь

Скорей добраться до ночлега!

1914

ЗВЕЗДЫ

В хрустальных нитях гололедицы

Садов мерцающий наряд.

Семь ярких звезд Большой Медведицы

На черном бархате горят.

Тиха, безлунна ночь морозная,

Но так торжественно ясна,

Как будто эта бездна звездная

Лучами звезд напоена.

На крышах снег, как фосфор, светится,

А на деревьях хрустали

Зажгла полночная Медведица,

И свет струится от земли.

Лицо, как жар, горит от холода,

Просторно, радостно в груди,

Что все вокруг светло и молодо.

Что столько счастья впереди!

В хрустальных нитях гололедицы

Средь оснеженных ив и верб,

Семь ярких звезд Большой Медведицы

На черном бархате, как герб,

1915

КРЕЙСЕР

Цвела над морем даль сиреневая,

А за морем таился мрак,

Стальным винтом пучину вспенивая,

Он тяжко обогнул маяк.

Чернея контурами башенными,

Проплыл, как призрак, над водой,

С бортами, насеро закрашенными.

Стальной. Спокойный. Боевой.

И были сумерки мистическими,

Когда прожектор в темноте

Кругами шарил электрическими

По черно-стеклянной воде.

И длилась ночь, пальбой встревоженная,

Завороженная тоской,

Холодным ветром замороженная

Над гулкой тишью городской.

Цвела наутро даль сиреневая,

Когда вошел в наш сонный порт

Подбитый крейсер, волны вспенивая,

Слегка склонясь на левый борт.

1915

МОЛОДОСТЬ

Чуть скользит по черной глади лодка.

От упругой гребли глубже дышит грудь.

Ночь плывет, и надо мною четко

Разметался длинный Млечный Путь.

Небо кажется отсюда бездной серой,

Млечный Путь белеет, как роса.

Господи, с какою чистой верой

Я смотрю в ночные небеса!

Путь не долог. Серебристо светит

Под водой у берега песок.

Крикну я – и мне с горы ответит

Молодой звенящий голосок.

Я люблю тебя. Люблю свежо и чисто.

Я люблю в тебе, не сознавая сам,

Эту ночь, что движется лучисто,

Этот свет, что льется с неба к нам.

1915

СУХОВЕЙ

Июль. Жара. Горячий суховей

Взметает пыль коричневым циклоном,

Несет ее далеко в ширь степей,

И гнет кусты под серым небосклоном.

Подсолнечник сломало за окном.

Дымится пылью серая дорога,

И целый день кружится над гумном

Клочок соломы, вырванной из стога.

А дни текут унылой чередой,

И каждый день вокруг одно и то же:

Баштаны, степь, к полудню – пыль и зной.

Пошли нам дождь, пошли нам тучи, боже!

Но вот под утро сделалось темно.

Протяжно крикнула в болоте цапля.

И радостно упала на окно

Прохладная, увесистая капля.

Еще, еще немного подождем.

Уже от туч желанной бурей веет.

И скоро пыль запляшет под дождем,

Земля вздохнет и степь зазеленеет.

1915

* * *

Степной душистый день прозрачен, тих и сух.

Лазурь полна веселым птичьим свистом.

Но солнце шею жжет. И мальчуган-пастух

Прилег в траву под деревом тенистым.

Босой, с кнутом, в отцовском картузе,

Весь бронзовый от пыли и загара,

Глядит, как над землей по тусклой бирюзе

Струится марево полуденного жара.

Вот снял картуз, сорвал с сирени лист,

Засунул в рот – и вместе с ветром чистым

Вдаль полился задорный, резкий свист,

Сливаясь в воздухе с певучим птичьим свистом.

С купанья в полдень весело идти

К тенистой даче солнечным проселком:

В траве рассыпаны ромашки на пути

И отливает рожь зеленоватым шелком.

1915

ВЕЧЕР

В монастыре звонят к вечерне,

Поют работницы в саду.

И дед с ведром, идя к цистерне,

Перекрестился на ходу.

Вот загремел железной цепью,

Вот капли брызнули в бурьян.

А где-то над закатной степью

Жужжит, как шмель, аэроплан.

1915

ЗНОЙ

Б степном саду, слегка от зноя пьян,

Я шел тропинкою, поросшей повиликой.

Отец полол под вишнями бурьян

И с корнем вырывал пучки ромашки дикой.

Миндально пахла жаркая сирень,

На солнце лоснилась трава перед покосом,

Свистел скворец, и от деревьев тень

Ложилась пятнами на кадку с купоросом.

Блестящий шмель в траве круги чертил,

И воздух пел нестянутой струною,

И светлый зной прозрачный пар струил

Над раскаленною землею.

1915

* * *

Средина августа. Темно и знойно в доме.

На винограднике сторожевой курень.

Там хорошо. На высохшей соломе

Я в нем готов валяться целый день.

Сплю и не сплю… Шум моря ясно слышен.

Как из норы, мечтательно гляжу

На хуторок в тени сквозистых вишен,

На жнивье, на далекую межу.

Склоняю голову. Вокруг лепечут листья.

Сердито щелкает вдали пастуший кнут.

И золотисто-розовые кисти

Дрожат от тяжести и жадно солнце пьют.

1915

ВЕЧЕР

Синеет небо ласково в зените,

Но солнце низкое сквозь пыльную листву

Уже струит лучей вечерних нити

И теплым золотом ложится на траву.

На винограднике, в сухом вечернем зное,

Кусты политые горят, как янтари.

И как земля тиха в ее степном покое,

И как в степи поют печально косари!

Дышать легко. И сердце жизни радо.

И все равно куда и как идти.

Мне в этот вечер ничего не надо.

Мне в этот вечер все равны пути.

1915

ТИШИНА

Зацепивши листьев ворох

Легкой тростью на ходу,

Стал. И слышу нежный шорох

В умирающем саду.

Сквозь иголки темных сосен,

Сквозь багровый виноград

Золотит на солнце осень

Опустевший, тихий сад.

Воздух чист перед закатом,

Почернела клумба роз.

И в тумане синеватом

Первый слышится мороз,

А на вымокшей дорожке,

Где ледок светлей слюды,

Чьи-то маленькие ножки

Отпечатали следы.

1915

В АПРЕЛЕ

В апреле сумерки тревожны и чутки

Над бледными, цветущими садами,

Летят с ветвей на плечи лепестки,

Шуршит трава чуть слышно под ногами.

С вокзала ль долетит рассеянный свисток,

Пройдет ли человек, собака ли залает,

Малейший шум, малейший ветерок

Меня томит, волнует и пугает.

И к морю я иду. Но моря нет. Залив,

Безветрием зеркальным обесцвечен,

Застыл, под берегом купальни отразив,

И звезды ночь зажгла на синеве, как свечи.

А дома – чай и добровольный плен.

Сонет, написанный в тетрадке накануне.

Певучий Блок. Непонятый Верлен.

Влюбленный Фет. И одинокий Бунин.

1916

ПИСЬМО

Зимой по утренней заре

Я шел с твоим письмом в кармане.

По грудь в морозном серебре

Еловый лес стоял в тумане.

Всходило солнце. За бугром

Порозовело небо, стало

Глубоким, чистым, а кругом

Все очарованно молчало.

Я вынимал письмо. С тоской

Смотрел на милый, ломкий почерк

И видел лоб холодный твой

И детских губ упрямый очерк.

Твой голос весело звенел

Из каждой строчки светлым звоном,

А край небес, как жар, горел

За лесом, вьюгой заметенным.

Я шел в каком-то полусне,

В густых сугробах вязли ноги,

И было странно видеть мне

Обозы, кухни на дороге,

Патрули, пушки, лошадей,

Пни, телефонный шнур на елях,

Землянки, возле них людей

В папахах серых и шинелях.

Мне было странно, что война,

Что каждый миг – возможность смерти,

Когда на свете – ты одна