Мытари и фарисеи - Николай Еленевский

Николай Еленевский

Мытари и фарисеи

Родился в д. Лунин Лунинецкого района Брестской области в 1948 году в семье служащего. В 1966 году окончил Лунинскую среднюю школу, в 1969-м Минское училище полиграфистов № 32 по специальности «фотография». Будучи солдатом срочной службы, поступил и окончил факультет журналистики Львовского высшего военно-политического училища с золотой медалью в 1974 году. Более двадцати лет трудился в военной печати. Служил в Вооруженных силах СССР и России. Печатался в разных военных изданиях, а также в белорусских журналах «Нёман», «Маладосць», «Беларуская думка», российских «Наш современник», «Москва», «Воин России», альманахе «Братина», коллективных сборниках.

Работал редактором пинской районной газеты «Полесская правда» (2004–2010 гг.).

Роман-хроника «Время пастыря» признан лучшим произведением о православии в 2007 году и удостоен диплома первой степени Министерства информации и Белорусской Православной Церкви. Роман издан отдельной книгой в 2011 году в серии «Библиотека Союза писателей Беларуси». Автор документального сборника «Небесный штурмовик» (2004 г.), романа-хроники «Наперсный крест» (2011 г.), романа «Мытари и фарисеи» (2012 г.).

Лауреат областной литературной премии имени В. Колесника (2011 г.), премии Белорусского союза журналистов (2007 г.) за цикл произведений о нашем современнике. Имеет государственные награды СССР. Награжден нагрудным знаком «Отличник печати Беларуси» (2009 г.).

Член Союза писателей Беларуси и Союза писателей России.

Умер 15 января 2013 года.

Последним офицерам Вооруженных Сил Советского Союза

Часть первая

У входа в здание штаба, рядом с огромной жестяной урной для мусора, в специальной рамке под туго натянутой леской висело объявление. Написанное размашисто, красной краской, начальником полкового клуба гвардии капитаном Ерохиным, оно сообщало:

«Сегодня состоится офицерское собрание в поддержку политики, проводимой президентом СССР Михаилом Сергеевичем Горбачевым.

Докладчик – генерал-майор Б. П. Иванников.

Явка обязательна. Начало в 19.00».

Бумажный уголок вылез из-под пружинистой лески и хлопал на легком утреннем ветру: то ли радовался тому, что освободился, то ли стремился закрыться от поднявшегося над горами солнца.

Начальник продовольственной службы гвардии майор Пухляк, никогда не питавший особой симпатии к подобным мероприятиям, которых в последнее время было пруд пруди, взглянул в мою сторону, иронично хмыкнул:

– Опять уши трубочкой. Да сколько можно! У меня квартальный отчет на носу, а у них лапша, как нам будет хорошо и весело жить в связи с завершением очередного этапа перестройки. Поддержим всенародно любимого президента. Бред, да и только. Николай Никитич, а этот генерал, откуда он, что-то раньше я такой фамилии в штабе округа не слышал?

Мне оставалось пожать плечами. В последнее время то генерал депутатом становился, то депутат генералом, вот и разберись, чья фамилия и кто за ней стоит. В маленькой беседке, когда-то выкрашенной в ярко-зеленый цвет, а теперь облупившейся, группа офицеров, прежде чем разойтись по кабинетам, не спеша затягивалась полученными в счет пайка сигаретами и обсуждала судьбу родного гвардейского вертолетного полка. Последние новости в большинстве своем состояли из слухов, а каждая последующая новость рождала этих слухов еще больше.

– На собрании о чем речь будет, опять «ля-ля, бу-бу»?

– Да вот Пухляк чего-нибудь скажет. Пухляк, ты чего расстроился, тебя же начальник политотдела записал выступающим, вот и пройдешься своим логическим мышлением по всем шероховатостям, – в беседке рассмеялись.

Пухляк, не уловив иронии, взвился, как ужаленный:

– Как записал? Я своего согласия на трибуну не давал!

– Ха, тебя спрашивали. Прошлый раз от штаба выступал Исламбеков…

– Да нет, Исламбеков от первой эскадрильи, от штаба майор Пушкарев. Теперь твоя очередь, гвардии майор котлет и консервов.

– Да ну вас, – Пухляк обиженно махнул рукой. – Скажи, Никитич, ну зачем мне все это? Разве у нас мало таких, кому трибуна, как жена родная…

– Чем ближе, тем теплее, – донеслось из беседки.

Мне оставалось его тем утешить, что генералы перед отлетом не особенно любят много говорить, следовательно, собрание пройдет по усеченному формату.

– По какому формату не пройдет, говорить же что-то придется, а так не хочется, народ уже плюется от этой болтовни.

– Вот и скажи об этом!

– Придет время – и скажу. Здесь один знакомый шепнул, что вскоре партию из армии погонят и политотделы вместе с ней. Чувствую, заварушка будет, пожалуй, круче афганской.

– Чудак, нашел с чем сравнивать. Если что и будет, так в порядке реформирования. Без реформы страна армию потеряет. Это однозначно. Афганистан показал, что в этом плане нам есть о чем подумать.

Пухляк улыбнулся:

– Теперь «думалки» в другом направлении работают. Мы еще в академии об этом спорили, между собой, втихую, а теперь можно и гласно, что однопартийная система себя изжила. В Москве так многие считают. Уж если там кому в голову мысль вскочила, так обратно ее не вышибешь. Так что будем готовиться сдавать партбилеты.

– Сдавать или нет, время покажет.

– Это в вас член парткомиссии говорит, а в душе боевого офицера полное со мной согласие.

– Откуда ты знаешь, что в моей душе?

– У вас на лице, как на этой бумаге, – и он кивнул в сторону объявления, – как считаете, пойдет народ?

В прошлый раз офицеров заманили в клуб тем, что Ерохин где-то достал видеокассеты с фильмом «Однажды в Америке». Зал набился битком. Даже пришли офицеры с танкистскими эмблемами. Клубный телевизор пришлось подвешивать к потолку.

Вскоре позвонили из штаба округа, сказали, что собрание надо начать на два часа раньше. Причину объяснять не стали. Она прояснилась, когда начальник политического отдела подполковник Дубяйко по своим каналам узнал, что после собрания генерал Иванников сразу улетал в Москву.

Командир полка подполковник Гаврилов схватился за голову, вызвал к себе начальника штаба подполковника Громова, и вдвоем начали срочно обзванивать командиров эскадрилий. В моем кабинете также раздался телефонный звонок:

– Лунянин, давай сюда и захвати с собой всех, кого можно!

– А кого можно?

– Да не ёрничай ты, я же сказал всех. Приказано собрание на два часа раньше начать.

– А с чего бы это? У меня все оповещены, что на девятнадцать, как теперь их собирать? Если солдат для массовки, на задние ряды?

На том конце телефона послышалось громкое чертыханье, переросшее в мат, что Гаврилов позволял себе в разговорах со мной крайне редко:

– Какие такие солдаты?! Собрание офицерское!

– Так общее сделай, ты же командир полка! Или не командир?!

– Какое общее, в политуправу уже пошло, что офицерское. Дубяйко на ушах стоит! Поэтому собирай всех! Это не просьба, это приказ! Ясно?!

– Вполне!

– Вот и выполняй, а я посмотрю, сколько человек из твоей эскадрильи будет.

Полковая суета по поводу собрания быстренько превратилась в полковую беготню. А в итоге собрание перенесли на полчаса позже, потому что в клубе пропало электричество, не работали кондиционеры, молчал микрофон. Пока переносили, молодой генерал Иванников, чтобы не терять времени, попросил собрать в политотдел партийных и комсомольских активистов для личной беседы. Собрали всех, кто попался под руку.

Пока генерал популярно излагал активистам задачи, стоящие перед полком в плане политико-воспитательной работы, политотдельцы вместе с дежурным по части начали искать капитана Ерохина. Подполковник Дубяйко грозился сорвать с Ерохина не только погоны.

– Найдите мне этого разгильдяя! Немедленно! Я оторву ему все, что можно оторвать! Сколько раз говорил, надо убирать его из полка, так нет, Гаврилов уперся: боевой офицер, по ранению летать не может, а так Родине еще послужит. Где послужит? Кем послужит? А надо было под зад ногой, чтобы крылья обрел и улетел подальше. Жалельщиков развелось, – он начал материться, – вот и дожалелись. За срыв такого собрания знаете, что бывает?

Подполковник Громов ухмылялся, другие офицеры штаба сочувствующе качали головой. Начальника политотдела хотя и недолюбливали, но перечить никогда не перечили, дабы не нарваться на неприятность.

Дубяйко постоянно восседал в своем кабинете, дверь в дверь рядом с командирским, встречал каждого входящего с пренебрежительной улыбкой на тонких нервных губах. Был он из молодых, растущих офицеров и давал понять окружающим, что значит быть в такой должности. В полк он попал ко времени, когда мы уже оставляли Кандагар. Месяц какой-то зацепил того, чего нам оказалось с лихвой, но и этого месяца ему хватило, чтобы украсить грудь медалью «За боевые заслуги» и звание подполковника получить досрочно. Офицеры тогда косились на Гаврилова, но он лишь разводил руками, дескать, от меня здесь ничего не зависело. Ушлый Пухляк узнал, что в женах у Дубяйко родственница одного из заместителей командующего Московским военным округом: «Теперь ясно, какие ветры дуют, оранжерейный, из дикорастущих так бы не взлетел», – усмехались те, кто медаль добывал потом и кровью.