Без компромиссов: Гонки по вертикали. Я, следователь… (сборник) - Аркадий Вайнер

– Прощайте, – сказала она. – Желаю вам счастья...

Я уже прошел несколько шагов, оглянулся и увидел, что она стоит в дверях. И тогда я крикнул:

– Элга, математики доказали – никаких прямых вообще нет!

Она засмеялась:

– А как же без прямых?

– Это просто совокупности незримых кривых...

ТЕЛЕГРАММА

Рига гормилиция ваш № 153с

Из Тбилисского ГАИ

Благодарим помощь розыске машины тчк Рабаев Волгу не перекрашивал и замок не менял тчк Техталон лежал перчаточном ящике зпт был похищен вместе машиной тчк

Лист дела 66

Я проснулся поздно, но не было бодрости, легкости, желания работать. Очень хотелось повернуться на другой бок, накрыться повыше одеялом и спать, спать до вечера. А потом сесть в поезд, устроиться поудобнее на верхней полке и проспать до самого дома. И там, проснувшись, понять, что все эти дни были просто сном. И ничего, ничего не было. Что можно встать, пойти на службу, оформить отпуск и ехать на море, лежать на песке и слушать, как скрипят старые скалы и густо поют сосны, а вечером ходить на набережную пить молодое кислое вино из пивных кружек, которые почему-то называются в Коктебеле «бокалами». А транзисторы накаляются от бешеных ритмов шейков и твистов, и острые девичьи колени светятся из-под мини-юбок, и вся жизнь прекрасна и легка.

Я вспомнил вечер, когда сидел в тусклом кабинетике солнечногайской милиции, а за окном парень пел под гитару:

Кто направо пойдет – ничего не найдет,Кто налево пойдет – никуда не придет,А кто прямо пойдет – ни за грош пропадет...

Показалось мне это бесконечно далеким, будто все происходило не три недели назад, а в какой-то другой моей жизни. И вот сейчас я стою «без коня и без меча» и решаю – идти или не надо...

Враки это. И нечего мне решать, и идти мне пока просто некуда. Все равно надо ждать ответа междугородной. Я повернулся на другой бок и решил спать дальше.

Я уже почти заснул, но какая-то бодрствующая мыслишка все барабанила в висок, как назойливый гость. Я сел на кровати, поджал под себя ноги и стал думать о том, что мне мешает спать. Решение проблемы было где-то рядом, оно кружилось в мозгу подобно случайно забытому слову. Я представил себе, что формирование идей в мозгу похоже на движение электронов в атоме вещества. Если электрон перескакивает на новую орбиту – появляется вещество с новыми свойствами. Но для этого необходим импульс энергии, иначе электрон не перескочит и ничего нового не будет, не преобразуется идея. А пока все идеи обращаются по старым орбитам. Их держит невидимая плотная преграда. Нет импульса...

Так я и сидел на кровати. Долго сидел. Как йог, накрывшись одеялом, поджав под себя ноги, зажав лицо руками и медленно раскачиваясь – вперед-назад, вперед-назад. Пока не уснул.

И когда я проснулся, то понял, что есть еще одна дорога. Должна быть! Обязательно должна быть! И если она есть, то это не просто дорога, а целая автомагистраль.

Я судорожно одевался, не попадая ногами в брюки. Выскочил из гостиницы и через десять минут был в горотделе милиции.

– Да, альтернатива у нас жесткая, – недовольно сказал Круминь. – Или Бандит восемнадцатого числа сбежал из Риги...

– Или?..

– ...или ему просто надоела Ванда и он по-прежнему рыщет здесь.

Я покосился на Круминя:

– А если он Ванду и не думал бросать?

– Спокойно, – ухмыльнулся Круминь. – Я позаботился: она не останется без присмотра...

Я покачал головой:

– Нет, Янис. Все-таки я думаю, что его здесь нет. Посуди сам – хоть он и выкрутился из милиции после скандала, оставаться в городе под именем Сабурова стало опасно.

– Это верно, – согласился Круминь. – В любой момент из Тбилиси могли сообщить, что он самозванец.

– В том-то и дело: милиция начала бы искать его самого.

– Может быть, именно поэтому он и сбежал тайком от Ванды? – наморщил лоб Круминь.

Я помолчал, потом медленно, прощупывая опорные точки своей мысли, стал рассуждать:

– Нет, Янис, нет, дорогой мой... Тут что-то не то... Понимаешь, Янис, я ведь не первый день иду за ним... И мне кажется, что я его уже неплохо знаю. Это не просто оголтелый убийца. Он страшен тем, что продумывает каждый свой шаг. И намного вперед. Поэтому до сих пор у него все так точно получается... Понимаешь, он по-своему талантлив... И его роман с Вандой – вовсе не командировочные радости...

Круминь перебил меня:

– Постой. Ты говоришь, что после скандала в ресторане он испугался... Однако он спокойно жил у Ванды еще несколько дней. Это раз. А во-вторых, если он такой умник, как ты полагаешь, то зачем ему надо было уезжать от Ванды тайно: ведь он же командированный – сказал, что дела закончились, и с приветом, пишите письма!

– Тайно... – повторил я. – Тайно... А почему тайно? Это Ванда считает, что тайно. Янис, мы послушно тащимся за ее дурацкой бабьей версией. Тайно – потому что не распрощался с поцелуями! А может, поцелуев не было потому, что он очень спешил? А? Почему же он заспешил? Почему восемнадцатого, а не тринадцатого, скажем?! – Я повернулся к дежурному горотдела: – Включите нам сводку за восемнадцатое...

Дежурный нажал кнопку на оперативном пульте, в который был вмонтирован магнитофон, и из динамика послышалось:

ОПЕРАТИВНАЯ СВОДКА

О ПРОИСШЕСТВИЯХ ПО ГОРОДУ

ЗА 18 СЕНТЯБРЯ...

Первое. Пропажа ребенка...

– Дальше! – сказал нетерпеливо Круминь.

Дежурный нажал клавишу, прокручивая ленту магнитофона.

...Мошенник под видом золотых колец продал...

– Дальше!

...Из ларька похищено семь бутылок портвейна «Алабашлы»...

– Дальше!

...Преступник дважды выстрелил...

– Стоп! – закричали мы с Круминем в один голос. – Обратно!

Дежурный отмотал ленту магнитофона:

...И двадцать пачек папирос «Беломорканал». Розыск ведет десятое отделение милиции.

Четвертое. Разбойное нападение. В 19 часов 50 минут при инкассации продовольственного магазина № 17 Рижского горпищеторга (улица Суворова, дом 32) совершено вооруженное нападение на инкассатора с денежной сумкой. При выходе охранника и инкассатора из магазина преступник дважды выстрелил в них из пистолета, тяжело ранив обоих. После этого стал вырывать денежную сумку из рук инкассатора. В этот момент охраннику удалось достать оружие и открыть огонь по нападающему.

Преступник перебежал через улицу и скрылся в расположенном против магазина проходном дворе дома № 29. Данных о ранении преступника нет.

С места происшествия изъяты две стреляные гильзы пистолета «ТТ». Приметы нападавшего устанавливаются.

Поиск преступника ведет уголовный розыск горотдела милиции...

Пятое. Кража голубей...

– Вот почему он заспешил, – сказал Круминь и выключил магнитофон.

Лист дела 67

Инкассатор Валдис Балодис – маленький, желтый, с остро торчащим вверх носом – был укрыт простыней до подбородка. На голове накручен огромный марлевый тюрбан, будто он собирался на маскарад и попал вдруг случайно в больницу. Он не мог повернуть голову в мою сторону и поэтому все время скашивал на меня огромный фиолетовый, затекший сгустком крови глаз. И от этого мне становилось жутко, потому что я все время боялся, что он сейчас умрет. Лопнувшие от жара, запекшиеся губы еле шевелились, и, чтобы расслышать его шепот, я все время наклонялся к нему, и передо мной страшно мерцал фиолетовый глаз.

– Ритуся только первый год в институт пошла, а Янис – в школе, в восьмом классе. Я ведь так мечтал их в люди вывести.

Потом он что-то шептал по-латышски. Я погладил простыню там, где была очерчена его рука, и сказал:

– Не волнуйтесь. Все страшное уже позади, вы скоро выздоровеете, и все будет по-прежнему.

Он прикрыл веки и чуть слышно прошептал:

– Нет, не будет. Я и так был больной, с фронта два тяжелых ранения привез. А этот, фашист проклятый...

Балодис долго молчал, потом зашептал, но так, будто советовался сам с собой:

– Я же ведь не мог отдать эти деньги, они чужие. Там много денег, я бы за всю жизнь их не выплатил. – Он скосил на меня налитый кровью глаз. – Я не знаю, как удержал сумку. Я ведь совсем слабый, и он уже выстрелил в меня. Этот бандит был такой сильный и все дергал и дергал из-под меня сумку, когда я упал. А я держал ее, и он бил меня по голове, пока я не потерял сознание. Он был ужасно сильный...

Большие мутные слезы текли у него по щекам. И я вдруг почувствовал, что если бы встретил сейчас Бандита, то просто застрелил бы его. Пускай меня потом судят. Балодис сказал – фашист. Хуже фашиста, потому что эта гадина жрала все время наш хлеб!..

Я приехал в милицию и спросил, не пытались ли найти отпечатки пальцев на инкассаторской сумке. Пытались, но пригодных к идентификации не нашли.

Я смотрел на порванную, лопнувшую по швам брезентовую сумку, всю в черных пятнах засохшей крови, и думал о том, какая неожиданная сила отчаяния и долга вдруг пробудилась в маленьком тщедушном Балодисе, если Бандит не смог ее вырвать. К делу была приложена фотография изъятых из разорванной сумки и заактированных денег.