Черника в масле - Никита Максимов

– Вовремя я вас нашла. Погода портится, похоже.

– Не факт. Уже месяц так. Налетает, кружит, иногда жиденьким дождичком побрызгает – и всё. Снова засуха. Пошли, нас никто специально ждать не станет.

Двинулись по тротуару в сторону деревянной площадки, где под навесом вокруг длинных столов сновали люди. Достоверно определить теперь, где тут местные, а где пассажиры разбившегося самолёта, стало совсем непросто. Примерно одинаково одеты, женщины перешли на практичные варианты причёсок, мужчины стали не так пристально контролировать длину щетины. Разве что цвет кожи или волос некоторых продолжал выделяться. Ну, и оружие пассажиры по-прежнему не носили.

Смирнов поймал внимательный взгляд пастора Майера. Тот единственный не отказался от пиджака и рубашки.

– Катя, мы пока особо не распространяемся о твоём появлении. Наши, естественно, все уже в курсе, потому как не заметить нового человека сложно. А вот пассажиры в массе своей ничего не знают. Просто мне вот совершенно не нужно, чтобы они ходили за нами хвостом и заглядывали в лицо с вопросом: «А когда мы поедем домой?».

– Согласна. А ты их, смотрю, не сильно обожаешь.

– А должен? У меня свои люди есть, с которыми у меня тесные семейные отношения. Этим беднягам мы просто пытаемся помочь. Выходит, правда, пока хреново.

– Естественно. Не могу не спросить – у тебя с ногами что?

– Так заметно?

– Нет. Просто ты ставишь их очень аккуратно.

– Да была тут недавно одна история. Теперь приходится беречь.

– Не в Екатериновке часом?

Он остановился и внимательно на неё посмотрел.

– Хороший вопрос.

– Не паникуй, это просто предположение. Складываю два и два, получаю четыре. Про Екатериновку рассказывали, что раненых привёз мужик в возрасте, которого повязали федералы и хорошенько помордовали. Глядя на тебя, я вижу заживающие следы побоев, плюс идёшь ты, как будто по тонкому льду. Ну и на мальчика совсем не похож, скорее всё-таки в возрасте. Так что два плюс два – и вот тебе моё предположение.

– Хорошо соображаешь.

– Говорила же – я девушка наблюдательная. Ищейка.

– А как ты стала такой?

– О, это длинная история. Длинная и скучная.

– Всё равно интересно.

– Как-нибудь потом, когда график будет не таким плотным. Ты мне расскажешь, как вы добились такого благополучия, а я опишу историю своего падения. Договорились?

– Ладно. Начнём с завтрака, а там разберёмся.

Они подошли к раздаче. До появления в лагере пассажиров общая для всех кухня была явлением эпизодическим, связанным с обстоятельствами, но сейчас, когда нужно было организованно кормить такую ораву, коллективные завтраки, обеды и ужины стали обычным делом.

Готовили тоже объединёнными усилиями, поэтому по другую сторону раздаточного стола стояли вперемешку местные жительницы и пассажирки самолёта, исхитрявшиеся прекрасно понимать друг друга почти без слов. Вообще, язык знаков и жестов за последнюю неделю обрёл в здешних краях большую популярность.

Андрей взял две тарелки. На каждой помещалось по солидной порции каши, в которой сверху таяли кубики сливочного масла, а также поджаренная колбаска и пара кружков яичницы с сочными желтками посередине. Он добавил на край каждой тарелки по куску хлеба и передал Екатерине.

– Вот. Неси это во-о-н на тот дальний конец стола. Видишь, где сидит высокий мужик в пиджаке? Он ещё всё время на нас оглядывается. Это пастор Майер, он вроде старосты среди пассажиров. Девушка с косой напротив него – старшая стюардесса, официально считается старшим по званию членом экипажа. Я вчера коротко намекнул им о твоём прибытии, так что разговор надо начинать именно с них.

Катя кивнула.

– Всё, иди. Я сейчас возьму кофе и подойду.

Пока Смирнов стоял и ждал, пока ему нальют две кружки пахучего тёмного напитка, кто-то поскрёб его за рукав в районе локтя. Он оглянулся и наткнулся на обеспокоенный взгляд Марины.

– Привет.

– Доброе утро, Смирнов. Что про неё скажешь? – она кивнула в спину уходящей женщине.

– Когда она выспалась и умыта, то выглядит вполне нормально. Сейчас попробую покормить и посмотрю, что из этого получится.

– Ну тебя! Я серьёзно.

– А я нет? Что ты хочешь услышать?

– Не знаю. Как прошла ночь, что она говорит тебе, не пыталась ли вытянуть сведения, что знает, что ты о ней думаешь – выбирай?

– Ничего не выбираю. Ночь прошла тихо, часовой сказал, что дрыхла без задних ног. Не храпела, если тебе это интересно. – Марина возмущённо фыркнула. – Сведений ей от нас особо не нужно. По-моему, она и так знает побольше нашего. И о нас в том числе. Вот это меня действительно беспокоит.

– Ну а сама она – что? Что ты о ней думаешь?

– Не знаю, Марин. Честное слово. Не понял ещё. А ты что скажешь? – он посмотрел прямо в её встревоженные глаза.

Она ещё раз оглянулась на спину уходящей Кати.

– Я её боюсь.

– Что так? Она вроде бы настроена миролюбиво.

– И что? Смирнов, представь, что кто-то привёл к тебе домой дикого волка. Как ты себя будешь чувствовать, даже если он «настроен миролюбиво»? А? Андрей, она – опасная хищница, убийца, может быть. Ведь сам говорил, что у Волка кто-то его бандитов пришил. И тут она является.

– Марин, притормози. Тему, где она разжилась оружием, мы пока не обсуждали, но даже если это и она? Мы тут, что ли, сплошь ангелы? Тоже всякое у многих на руках. И кровь в том числе.

– Про вас я, по крайней мере, всё знаю, иногда больше, чем вы сами. В том числе и то, какие вы убийцы. Одно дело стрелять по человеку, а совсем другое его же ножом резать. Глядя ему прямо в глаза. Это тебе не на курок нажать, тут закваска совсем другая нужна. Так что я тебя очень прошу, Андрей – будь с этой бабой осторожен. И Новикова, по-возможности, к ней не подпускай. А то он парень прямолинейный, начнёт с ней заигрывать, как с рысью тогда. Как бы она ему чего-нибудь не отвернула, а мне потом пришивай.

– Ладно, Марин, присмотрю за твоим здоровяком.

– Спасибо. И сам, Смирнов, того… не расслабляйся.

– Расслабишься тут. Ладно, понял я тебя. Мне идти надо.

Он повернулся обратно к раздаточному столу, где его уже дожидались две эмалированные дымящиеся кружки и едва заметно покачал головой: «Ох уж эти женщины со своим чутьём!». Взял кофе и не спеша, будто шёл по тонкому льду, пошагал к дальнему концу стола.

Уши всё ещё немного побаливали. Время от времени подполковник Михайлов непроизвольно поднимал руку и тёр их, но глухой гул, оставшийся после бомбёжки, никак не хотел отпускать.

Они снова сидели втроём – он, Кузнецов и безымянный тип из госбезопасности. На этот раз гэбэшник не выглядел расслабленным. Наоборот, был зол и раздражителен. Его команда заканчивала работу. Дознаватели и большая часть переводчиков уже убрались с базы вместе с группой здоровых пассажиров. Лёгких раненых вывезли тоже. Сейчас летающий госпиталь готовился забрать лежачих, а скользкий бесцветный тип проводил последнее совещание, раздавая распоряжения, подкреплённые приказами с самого верха.

– Говоря коротко, по итогам работы авиации и ваших вертолётов, господин Кузнецов, – гэбэшник скупо кивнул шефу безопасности «Транснефти», – основная улика на болоте уничтожена. Аэрофотосъёмка с разных ракурсов и высот подтвердила, что никаких видимых следов самолёта не осталось. Возможно, что какие-то мелкие фрагменты могли разлететься по окрестностям, но поскольку у наших противников нет возможности лично обследовать район, будем считать, что до таких улик им не добраться. Жаль, что вы не успели проникнуть внутрь, но, формально говоря, в этом не было особой нужды. Собранные сведения в целом подтверждают, что этот самолёт – тот самый рейс, который пропал над Швецией. Вам эти сведения могут быть недоступны, но мы…

Несмотря на всю важность и снисходительность, он никогда не упускал возможности подчеркнуть свой исключительный статус, влияние и небывалый уровень осведомлённости. Наверное, в обычное время это производило нужное впечатление, но, то ли усталость мешала Михайлову поддаваться на дешёвые уловки, то ли он слышал всё это не в первый раз, только где-то на задворках сознания у него созрело следующее соображение: «Вся важность твоя, значимость показушная и надувание щёк – не более чем игра. Сам ты из себя ничего толком не представляешь. Так, крыса аппаратная. В школе, небось, троечником был, четвёрки учителя за старание ставили, одноклассники держались от тебя подальше. Вот ты и полез на такую работу, где можно нос задирать, не объясняя, что же такое значительное ты делаешь, какую пользу приносишь. А потом тебе просто повезло, когда наверх взлетела именно госбезопасность. Не менты или мы, вояки, а ваша мутная шайка. Теперь ты ходишь, делаешь холёные пальчики веером, а пользы от тебя по-прежнему – как от петуха на рыбалке. Что, трудно было выложить с самого начала всё, что знаешь?».