Пятый угол - Йоханнес Зиммель

— Королева контрабанды и черного рынка на юге Германии, — ответил Вальтер Липперт. И рассказал: до своего ареста он жил в городе на юге Германии. В том же самом городе проживала и Черная Люси, красивая, темпераментная женщина, за которой толпами бегали американские офицеры.

— Как ее настоящее имя? — спросил Томас у арестованного писателя.

— Люси Мария Вальнер. Разведена. Девичья фамилия Фельт.

Эта дама владела рестораном под названием «Золотой петух», купленным и оборудованным для нее во время войны влиятельным гауляйтером. Черная Люси была его любовницей — сколь темпераментной, столь же и неверной. Еще до окончания войны гауляйтер ушел в мир иной. А Черная Люси после войны стала любовницей некоего капитана Уильяма Уоллеса — столь же страстной, сколь и неверной.

— Кто такой капитан Уоллес? — спросил Томас своего сокамерника.

Капитан Уоллес, продолжал Липперт, был комендантом лагеря для интернированных, находившегося на окраине одного небольшого города. В нем сидело немало нацистских бонз, которых на австрийской границе извлекли из последних так называемых драп-поездов. Эти составы в конце апреля 1945 года отправлялись на юг и были переполнены руководящей верхушкой СА и СС, дипломатами и министерскими шишками. Господа везли с собой золото и ювелирные изделия, чертежи тайно разрабатываемого оружия, огромные партии морфия, кокаина и других наркотиков из запасов вермахта, а также урановые кубики из берлинского института Кайзера Вильгельма. Перед самой границей бонз одолевал страх, особенно тех, кто вез уран, и они выбрасывали драгоценные кубики прямо из окон вагонов.

— …на границе, — рассказывал писатель Липперт, — их арестовывали американцы и отправляли в лагерь капитана Уоллеса. Кое-кто из них сидит там и по сей день. Золото, наркотики и драгоценности исчезли. Уверен, что все прикарманил капитан Уоллес.

— А урановые кубики?

— О них ничего не известно. Так же, как и о чертежах чудо-оружия. Возможно, они и сейчас валяются под снегом на какой-нибудь лесной просеке. Может, их нашел какой-нибудь крестьянин, откуда мне знать…

— А что у вас произошло с Черной Люси? — спросил Томас отощавшего и потерявшего надежду писателя.

— Когда я вышел из концлагеря, — с горечью сказал Липперт, — американцы назначили меня в свою специальную службу, — писатель улыбнулся, — поскольку я был таким стопроцентным антинацистом, человеком с безупречной репутацией, моей задачей стало «просветить рентгеном» жителей нашего города. Примерно год назад ко мне заявилась Черная Люси. Вместе с капитаном Уоллесом…

Высокая и пышная, красивая и высокомерная, Черная Люси вошла в кабинет Липперта в сопровождении стройного блондина с голубыми глазами и тонкими губами — капитана Уоллеса. Черная Люси уселась на письменный стол Вальтера Липперта, швырнула перед ним три блока сигарет «Честерфилд», скрестила ноги и сказала:

— Господин Липперт или как вас, сколько мне еще ждать документа о денацификации?

— Никакого документа вы не получите, — сказал Липперт. — И немедленно заберите свои сигареты. Слезьте с письменного стола, сядьте в кресло.

Лицо капитана Уоллеса налилось краской, он заговорил почти на беглом немецком:

— Послушайте, Липперт, эта дама — моя невеста. Мы собираемся пожениться! Ожидаю, что вы немедленно выпишите документ. Понятно?

— Не выдам я ей никакого документа, капитан Уоллес! — ответил Липперт, побледнев.

— Это почему же?

— Потому что эта дама очень сильно себя дискредитировала. Долгие годы она была любовницей гауляйтера. Доносила на людей и отправляла их в концлагерь, обогащаясь при этом. Известно, что документ о денацификации ей нужен только для того, чтобы приобрести «Бристоль»…

«Бристоль» был гостиницей, чей владелец, нацист с темным прошлым, находился где-то в бегах.

— А если и так? — закричал вдруг капитан Уоллес. — Вам-то какое дело? Мы получим документ — да или нет?

— Нет, — тихо ответил Липперт.

— Вы еще пожалеете об этом, — крикнул капитан, покидая кабинет и с грохотом захлопывая дверь. Черная Люси последовала за ним, покачивая бедрами и жуя резинку. Вне себя от гнева Липперт немедленно позвонил земельному советнику доктору Вернеру, который вместе с ним подписывал документы, и сообщил о происшедшем. Доктор Вернер забушевал:

— Это ни в какие ворота не лезет! Старое нацистское дерьмо! Не бойтесь, Липперт, я за вас! Мы не сдадимся! Ишь чего захотели!

Нет, они не сдались, земельный советник доктор Вернер и лагерник Вальтер Липперт. Но и капитан Уоллес тоже не сдавался.

— …он добился моего ареста, — рассказывал Вальтер Липперт в январе 1947-го своему сокамернику Томасу Ливену. — Я сижу здесь уже восемьдесят два дня. Меня еще ни разу не допрашивали. Моя жена на грани помешательства от страха и забот. Она отправила письмо президенту Трумэну. Но все остается по-прежнему. Или нет, кое-что все же изменилось: Черная Люси получила свою индульгенцию.

— Кто ее выдал?

— Нашелся кто-то. У нее много друзей. И она уже арендовала «Бристоль». Сейчас именно там заключаются крупнейшие спекулятивные сделки. Н-да, господин Ливен, такие вот дела. За это меня избивали в концлагере почти до полного паралича. Да здравствует демократия! Да здравствует справедливость!

Это и многое в том же роде Томас услышал 26 января 1947 года в тюремной камере. И теперь, 29 января, сидя на своей вилле у пылающего камина на окраине Мюнхена, он сказал своему другу Бастиану:

— Вот теперь ты знаешь все. Довольно, я сыт по горло и на время завязываю с добрыми делами и благородными поступками.

— Слава богу, наконец-то!

— Мы уезжаем на юг. К Черной Люси. Мы ищем уран. И пропавшие чертежи. А о бедняге Вальтере Лппперте я позабочусь при первой возможности.

— Вот он, — сказала заплаканная, несчастная Эльза Липперт. Она стояла у окна своей квартиры на главной улице маленького городка рядом с Томасом Ливеном. — Вот он идет, этот негодяй! С ней… с Черной Люси!

Томас Ливен с интересом рассматривал эту пару: стройного офицера-блондина и женщину в дорогой бобровой шубе. На левой щеке капитана Уоллеса виднелся шрам. Не след от операции, нет — такие шрамы обычно бывают у дуэлянтов. Странно! С каких это пор американцы дерутся на шпагах? Томас рассматривал женщину рядом со странным капитаном. Она выглядела хищницей, сильной, постоянно готовой к прыжку.

— Значит, даме достался теперь «Бристоль»?

— Да, господин Шойнер, — ответила фрау Липперт.

Томас Ливен представился ей как Петер Шойнер.

На это имя он изготовил себе — теперь уже самолично — великолепную «липу». Новое имя получил и Бастиан: Жан Лекок…

— Фрау Липперт, — продолжал Томас, — я постараюсь помочь вашему мужу. Но для этого я должен знать все. Вы сказали, что «Бристоль» принадлежал одному беглому нацисту?

— Да.

— В таком случае отель попадает под опеку Контрольного управления собственностью! Как зовут его руководителя?

— Некий капитан Хорнблю.

— В дружеских отношениях с капитаном Уоллесом?

— Да, в весьма дружеских.

— Ага, — сказал Томас Ливен.

Маленький город был наводнен солдатами, беженцами и перемещенными лицами. Жилья не найти, гостиницы и постоялые дворы забиты до отказа. 20 февраля 1947 года Томас и Бастиан под чужими именами сняли у одного крестьянина две комнаты в тихой деревне неподалеку от города. Здесь они прожили три месяца. Срок был долгий, но и дел хватало.

Для начала они зачастили в «Бристоль» и убедились: когда ни придешь, всегда полно народу. Здесь танцевали и пили, флиртовали и спекулировали, перешептывались, торговали, звонили по телефону. Стайки девиц легкого поведения, солдаты, пропивающие денежное содержание, сомнительные поляки, подозрительные чехи, несколько венгерских аристократов, несколько власовцев и, конечно, немцы. И всегда, днем ли, ночью ли, можно было видеть Черную Люси, накрашенную, декольтированную и неусыпно наблюдающую за тем, как идут дела. И почти каждый вечер появлялся капитан Уоллес — стройный высокий блондин. Со шрамом на левой щеке…

Понаблюдав с неделю за ситуацией в городе, Томас и Бастиан в заснеженной деревенской харчевне держали военный совет.

— Здесь есть девушки, солдаты, здесь есть вынужденные переселенцы, старина, — говорил Томас. — Но главное — здесь есть нацисты. Пришлые и уроженцы этих мест, теперь я это знаю. Американцы, похоже, не в курсе. Но мы двое, ты и я, не должны никогда этого забывать! Наша цель — уран и чертежи.

— Если они все еще здесь.

— По всей вероятности, еще здесь. Думаю, у меня есть первоклассный метод выяснить это.

— Тогда выкладывай, — сказал Бастиан.

Что Томас и сделал. Его план был настолько прост, насколько и гениален. 28 февраля Томас впервые набросал его. А уже 19 апреля в его собственности находились: