Смешная русская история (статьи) - Борис Синюков

Теперь, прошу вас, вернитесь вновь к приведенной мной цитате из «Британики» и вам все станет совершенно ясно, вы и без меня увидите, «откуда растут ноги» у понятия собственности, притом сразу на санскрите, греческом и латыни. Это не яблоки в лесу, не рыба в море, не шкура зверя, хотя именно это, только в собирательном смысле, и не на дереве, в море или у входа в шалаш, а в пути, при передаче от одного к другому, в виде долга, в пути и так далее. То, что на дереве, в море и у порога хижины – это «общее, обычное». А вот сумма этих вещей или «много» одного из вещей – это «необычное», «в специфическом виде», «перед тем как…», «прежде чем…», «близко к…», «от имени…», «к имени…» и «прежде чем прибудет», притом «от тебя ко мне» и наоборот, преодолев при этом расстояние и время. Теперь дураку понятно, что это товар, только он так однозначно еще не назывался. Приходилось пользоваться многозначными описательными определениями в грамматической форме прилагательного, да так оно и застряло в мозгах. И забыли все, откуда это взялось. Кроме того, все это показывает, что всем этим занимался кто–то один, иначе бы на всех языках все это обозначалось бы совершенно по–разному. И не только один, но и повсеместно – один народ. От Индии до Англии, от Гибралтара до Тибета, и от Тибета до Скандинавии. Собственность, это то первоначально, что сосредоточено не в месте появления, а на каком–то этапе пути, уже отделенное от самой добычи и предназначенное для определенной цели и определенным индивидуумам, в том числе и передаче от одного к другому. Сообразив все это, перейдем к дальнейшему пересказу статьи из «Британики».

Когда свойство этого слова появилось на английском языке, оно регулярно используется в значении латинского языка proprietas, или в других словах, легко получаемых из него. Перед 17–м столетием редко можно встретить это слово в его современном смысле объекта юридического права. И даже тогда, когда это именно так понимается, контекст почти всегда подразумевает вещь или группу вещей, принадлежащих индивидууму, но пока не узаконенных на бумаге. И только много позднее это слово стало нормальным юридическим понятием индивидуальной собственности.

Здесь я недаром выделил «перед 17 столетием», это 16 век, Козимо Медичи – основатель католичества (это я утверждаю в своих работах) и банковского дела в Европе умер в 1464 году, «наполнив папскую казну до отказа». Из этого вытекает, что, во–первых, официальная хронология врет, во–вторых, что во времена Медичи Старшего еще не было никакого банковского дела, так как не было еще устоявшегося понятия собственности. Просто было очень много денег в одной куче. Но не было еще закона, закон был только в гуще самих торговцев, наружу не прорвался. Тогда нечего болтать о Римской империи, дескать жившей по историческим книжкам чуть ли не при современной юриспруденции. Но об этом у меня в других работах.

Приведу–ка я еще одну мысль из «Британики», приближающую меня к предмету заголовка этой статьи. Кратко она выглядит так. На Западе все шло к тому, чтобы придать собственности юридический вид, «незападная» собственность (азиатская) все еще продолжала пониматься в самом раннем архаическом смысле. То есть, она перестала пониматься в главном своем свойстве как передаваемая, движущаяся, а стала пониматься в статическом свойстве. Понятнее будет: царская, и больше – ничья. Вот отсюда и течет «царская приватизация», а все остальные – голышом. И ничего продавать не надо, кроме ежедневного пропитания. Широкое движение собственности как товара на Востоке прекратилось, если не считать от шаха к шаху.

Кроме того, на Западе стала прослеживаться тройственность собственности: владение, пользование и распоряжение, и эта тройственность как раз и говорит о глубоком развитии торговли. Царская–то собственность на Востоке неотчуждаема, неподвижна, а значит, тройственность ей нужна как собаке пятая нога. И еще одна особенность на Западе, а именно тенденция собственности собираться в одном юридическом лице, разумеется, не царском, а в купеческом, ибо царю вообще законы не нужны, хватает армии. Кстати, «Британика» особо отмечает, тем самым сводя, по моему мнению, всю Римскую империю до сказки, что триумвират принципов собственности – «банальность на Европейском континенте», где долго считалось, что эта тенденция была свойственна Римскому праву». Сегодня так, значит, не считается. И правильно делают, ибо вся Римская империя – сказка, скомпилированная нужным кому–то образом из отрывочных сведений.

Прежде, чем начать пересказывать «Британику» дальше, надо четко разделить западную и восточную экономику по тому принципу, который у меня наметился. Внедрение восточных евреев в аборигенскую элиту заставило их искать не торговли, а чистого владения материальными ценностями. Западные же евреи, оставшись торговцами, могли быть сильными только владея деньгами и заставляя их работать, стимулировать производство, а значит и технологии, и науки, и искусства на продажу. И на этой основе становиться между производством и потреблением. И с мощью своих посреднических денег поддерживать свой статус, весьма скользкий, между народом и царями. Теперь будет более понятным следующий пересказ.

В непромышленных обществах (Восток – мое) комплекс правоотношений материальных вещей глубоко связан, и с экономикой общества, и с семьей. В большинстве таких обществ экономика и семья также глубоко связаны. Тенденция в промышленных обществах (Запад – мое) по контрасту состоит в том, чтобы отделить производство от потребления, то есть, экономику – от семьи. В результате, в правовых системах промышленного мира, собственность, используемая в производстве и собственность, используемая в семье, разделяются функционально и имеют тенденцию обращаться к различным телам закона.

Эта последняя фраза должна быть совершенно непонятной, если бы я ей не предпослал своего замечания. Откуда эти отличия Востока и Запада взялись? Не с неба же упали? Тенденция владение всем, чем только возможно, направила восточную еврейско–аборигенскую элиту только в одну сторону – добиваться владения и послушания (почитайте мои исследования Хазарского каганата, разбросанные по всем моим работам). Народ должен только не вымирать, но иметь ему ничего лишнего, делающего его мобильным и непослушным, нельзя. Торговля на Востоке – это только средство распределения «вареной колбасы» примерно всем поровну и по минимуму, которое в принципе можно осуществлять даже без денег, по талонам, простым бумажкам, ничем не обеспеченным. Так было при хазарах, царях, коммунистах. К сегодняшнему дню я еще вернусь. Я уж не буду заострять вашего внимания, что так жили и живут почти все восточные народы, исключая те, которые впоследствии перешли в капитализм с помощью американцев. Западным же евреям (или лучше мне их по–прежнему надо называть торговыми племенами?), не внедрившись в аборигенскую власть, тем самым создали нынешнюю цивилизацию, через «западный» в отличие от «восточного» способ производства. Видите, как все становится понятным в Британской энциклопедии, ныне издающейся на американские деньги?

Осталось вновь вернуться к антропологии, которую я оставил намного выше, на «формациях» и «эволюционисте» Моргане, очень понравившемуся Марксу. «Британика» повествует в отличие от Большой советской «дурочки» об этом процессе так. «Эволюционная антропология 19–го столетия видела появление прав собственности индивидуума как необходимое и неизбежное следствие человеческого развития. Современная антропология более осторожна. Некоторые обобщения, которые могут быть сделаны, на основе сравнения эволюции собственности в различных обществах, историческом и современном, кажется, не подтверждают общую эволюционную теорию. Но они могут обеспечивать некоторые отправные точки, которые помогут объяснять некоторые особенности систем собственности, которые появились на Западе».

Видите, как осторожничает «Британика»? Точно имеет дело с жидким нитроглицерином, на который чихнуть даже нельзя, взорвется. «Британика», по–моему, не знает, что сказать дальше. Но сказать надо, она ведь «Британика», а не хрен собачий.

Поэтому она продолжает примерно так: «Современная антропология испытывает трудность, делая вывод относительно истории. История многих незападных обществ достоверно известна за очень непродолжительное время. Агломерирующая тенденция Римской юридической мысли никак не проявляется в политической и философской жизни того времени, кроме общих идей. Однако нет никаких оснований полагать, что основание Римского права явилось следствием социальных причин. Но происхождение классов именно в это время кажется очевидным. Владение собственностью в это время – вероятно. Но множество проявлений владения собственностью с легкостью не может быть приписано какому–либо классу (семейный раздел имущества, контроль использования земли). Вместе с тем, абсолютно не развито понятие защиты собственности от государства. В Англии понятие собственности на землю появилось в конце 12–го столетия от частичного контроля до феодального владения. Путь, которым это случалось, был необычно комплексным. От апелляционной юрисдикции королевского суда, чтобы гарантировать феодальному лорду подневольных людей до свободных арендаторов и владельцев собственной земли. В 16–ом столетии лорды в отношении своей земли были ограничены только получением за нее арендной платы. Имеются, однако, некоторые данные, что собственность уже получила некоторую юридическую защиту от притязаний короля. Приблизительно то же самое существовало в континентальной Западной Европе. История права собственности на континенте Европы скрупулезно не исследовалась как в Англии. Крах власти католичества и Каролингов привел в большинстве областей Континента к ситуации, мало чем отличавшейся от английской перед появлением центральных королевских судов в конце 12–ого столетия. Как и в Англии, земля была частично общественной, частично – феодальной».