Собиратель чемоданов - Ольга Ляшенко

Не успел он закончить, как насекомые бросились занимать места. Через две секунды Коллекционер был с ног до головы облеплен клопами, а у ног его, молча оттирая друг дружку, толпились тараканы. Видя, что ничего другого не остается, он открыл чемоданчик, и насекомые хлынули туда сплошным потоком. Кого-то придавили, и он испустил сигнал бедствия. Стяжаев зажал нос, а Упендра сказал:

— Надо вынуть второе дно, тогда всем хватит места.

— В этом чемодане нет двойного дна, — сказал Стяжаев.

— Есть.

— Да я точно знаю, что нет. Когда я его покупал…

— Не спорь, — сказал Упендра. — Раз наши там побывали, значит, теперь есть. Так всегда делается во время переселений. Не веришь — убедись.

Дмитрию Васильевичу было уже все равно. Он достал из кармана отвертку и, бесцеремонно вытряхнув насекомых, подцепил ею дно чемоданчика и одним сильным рывком выломал его.

Упендра был, как всегда, прав.

16. Под верхним дном скрывалось потайное отделение, общие размеры которого во много раз превосходили длину, ширину и высоту самого чемоданчика, трижды помноженные друг на друга. Это отделение представляло собой невероятно запутанный и опасный лабиринт, практически без выхода, но зато с невообразимым множеством разветвлений, боковых ходов, подъемов, спусков, колодцев, улиткообразных заворотов. Даже на то, чтобы составить самый приблизительный план такого лабиринта, ушли бы многие годы. Выйти же из него и вовсе не представлялось никакой возможности. Провалы, тупики и ловушки подстерегали на каждом шагу. Некоторые проходы были настолько узкими, что пробираться в них приходилось ползком. Другие же, напротив, были до того широкими, что невозможно было решить, как по ним двигаться: вдоль или поперек. Оказавшись в таком проходе, путник, терзаемый сомнениями, должен был кружиться на одном месте до тех пор, пока совсем не выбивался из сил, после чего под ним проваливался пол, он кувырком летел на самый нижний этаж и был вынужден начинать все сначала. В некоторых помещениях были установлены телефоны, но тому, кто решился бы ими воспользоваться, лишь казалось бы, что он разговаривает с внешним миром, на самом же деле он говорил бы сам с собой, только из другой комнаты.

Мрачная картина лабиринта дополнялась странной, замогильной музыкой, состоящей из монотонного чередования двух звуков в интервале малой секунды, на фоне глухого бормотания на непонятном языке.

Но каково же было изумление Упендры и Коллекционера, когда в самом узком и глухом тупике лабиринта они заметили маленькую скорчившуюся фигурку.

— Чемодаса! — воскликнул Упендра.

Вот уж кого они не ожидали здесь увидеть.

17. Чемодаса встрепенулся и открыл глаза. Увидев свет и родные лица, он не мог найти слов, чтобы выразить благодарность своим спасителям.

— Что же вы? — проговорил он слабым, жалобным голосом. — Я уж только на вас и надеялся! А вы — пропали.

— Не бойся, это — обман зрения, — успокоил его Упендра. — Так бывает после долгого пребывания в темноте. Посмотри внимательно сюда. Кто это сейчас перед тобой, разве не мы?

— Сейчас-то да! А где вы раньше были? Недели две скитаюсь по этому проклятому чемодану! А такое ощущение, как будто все десять лет. Оголодал, обносился. Уже и надежду потерял, думал, не выберусь. Ножницы сломались…

— Лучше ответь, как ты здесь оказался? — вдруг спросил Упендра, — Разве ты должен был сопровождать староверов? Если мне не изменяет память, мы совсем не так договаривались.

— Я не обязан перед тобой отчитываться! — резко переменив настроение, отрезал Чемодаса.

— Как это не обязан? Я, между прочим, за тебя поручился!

— Спасибо.

— Что значит «спасибо»? — возмутился Упендра. — Я несу ответственность перед судом! Ты меня уже однажды подставил. А теперь хотел опять сбежать, чтобы меня снова судили? Как тогда?

— Да что ты ко мне привязался! — взорвался Чемодаса. — Можно подумать, я только о тебе и думаю. Больше мне делать нечего, как только тебя подставлять!

18. Ему хотелось на ком-то сорвать зло, но досадовал он только на себя самого. Кто же, кроме него, был виноват, что так получилось?

Причем сначала все как будто складывалось как нельзя лучше: смешавшись с толпой староверов, он беспрепятственно перебрался во временный чемодан. Успел даже поучаствовать в обустройстве подподкладочного пространства и заработать себе солидный авторитет. «Это хорошо! — радовался он, — Чем выше они меня ценят как незаменимого работника, тем скорее примут и в качестве Бодхисаттвы». И вот, когда катакомбные работы подошли к концу, и настал самый подходящий момент, чтобы приступить к Спасению, чемоданные жители вдруг начали засыпать один за другим, где попало, как осенние мухи. Чего только он ни делал, чтобы пробудить их сознание! Тряс, чекотал, щипал, дергал за уши и за носы. Карма этих людей была такова, что природный инстинкт в них пока еще перевешивал стремление к Истине. Тогда он решил, раз уж их сознание пока для него недоступно, попробовать воздействовать на подсознание, которое продолжает работать и в сонном состоянии. Обшарив несколько голов, он раздобыл плейер, усилитель и пару колонок. Кассеты с мантрами и лекциями Учителя у него были с собой уже заранее. Он и прежде приносил их в Чемоданы, но тогда все никак не представлялось случая устроить прослушивание. «А теперь-то уж вы у меня, голубчики, никуда не денетесь. Будете слушать как миленькие, — приговаривал он. — Может, это и к лучшему, что спят. Проснутся уже Пробудившимися».

Он наладил систему, вставил кассету с мантрой и включил на полную громкость, с автореверсом.

А когда проснулся, мантра по-прежнему звучала, но вокруг никого уже не было.

Он остался один в пустом лабиринте…

19. «Ну, вот, опять все сначала! — подумал Стяжаев. — Сейчас они начнут, как всегда, выяснять отношения, а я должен все выслушивать и при этом еще таскать их на себе, как вьючное животное. Господи! И за что мне это наказание? Сколько мне еще возиться с этим народом?»

— Перестаньте! — сказал он. — Во-первых, ручался я, а не Упендра. А мне ваш суд не указ. А во-вторых, он вообще незаконный.

— Как это — незаконный? — в один голос переспросили Упендра и Чемодаса.

— Очень просто. Чемоданов больше нет, мы все состоим под юрисдикцией Российской Федерации, так что кому хочется судиться, пусть судятся в законном порядке.

— Гениально! — воскликнул Чемодаса. — Ты сам до этого додумался?

— А кто же еще? Между прочим, мне эта мысль пришла во сне.

— Надо же! Как Менделееву, — заметил Упендра.

— Тогда — скорее домой! — потребовал Чемодаса. — Может, еще успеем освободить Учителя, пока они его там не засудили. Сейчас придем и сразу потребуем роспуска суда. А если они не согласятся, вызовем милицию. И как только никто до сих пор не догадался? Это же сразу все меняет! Нет, ты действительно второй Менделеев!

«Только милиции мне и не хватало», — подумал Дмитрий Васильевич и, чтобы сменить тему, спросил:

— А как же чемоданные жители? Каким образом они находят дорогу в лабиринте?

— В лабиринте? В лабиринте-то и я тебя куда угодно проведу, — засмеялся Чемодаса. — А вот как из него выйти наружу? Это уже совсем другая задача. Тем более с пустыми руками.

20. — Не знаю, — глубокомысленно произнес Упендра. — Просто не знаю, как бы я себя повел, если бы вдруг оказался на твоем месте. Не исключаю даже, что позвал бы на помощь. Гордость, конечно, вещь хорошая, но когда речь идет о свободе, то начинается совсем другой счет.

При чем здесь свобода! Ты забыл, что такое Чемоданы? Там кричи — не кричи, а вот если бы я догадался подумать заранее и взял у кого-нибудь топор или ломик, то было бы совсем другое дело. И кричать бы не пришлось.

Упендре стало жаль Чемодасу. «Бедняга! — подумал он, — Вероятно, страдает из-за того, что испортил мои ножницы», — и сказал:

— Да, это нехорошо, что ножницы сломались. Я ведь как раз собирался тебе их подарить. Что ж. Будем считать, что я это сделал давно.

Сердце Чемодасы переполнилось горечью. «Если бы он подарил мне их когда следовало, — подумал он, — может быть, и даже не может, а наверняка, они бы сейчас были целы. А теперь он хочет представить дело так, будто я сломал его подарок. Нет уж, спасибо!», — а вслух сказал:

— Зачем? Будем считать как есть. Что ты подарил их мне сейчас.

— Но тогда получается, что я дарю тебе никуда не годную вещь. Нет, лучше я подарю тебе что-нибудь другое, и забудем об этом разговоре.

— Ножницы можно починить, я вам это сделаю за минуту, — вмешался Стяжаев.

— Тем лучше, — сказал Упендра. — Я всегда был уверен, что рано или поздно найду им какое-нибудь применение.