Пьесы - Эдвард Радзинский

Он. Это несколько всеобъемлюще. Поэтому я хотел бы снова уточнить…

Ее мать. Не надо уточнять. Надо уметь это делать. (Удаляется за свой столик.)

Она. Как ты разговаривал с моей матерью!

Он. У твоей матери несколько повышенные требования…

Она. Оставь в покое мою мать. Она не живет второй год в девятиметровом крольчатнике.

Он. Раньше…

Она. Включи радио!

Он. Я работаю… (Продолжая.) И ты отлично…

Она. Прости, ты занимаешься великим творчеством, а я должна в это время… мыть…

Он. И кстати, ты отлично знаешь, что в конце года мы получим квартиру!

Ее мать. Но до этого надо дожить!

Она. А я не знаю, что со мной будет после стольких лет жизни с тобой.

Он (в зал). Свершилось! У нее появился этот голос.

Она. Мы живем ужасно… Ужасно!

Он. И лицо у нее совсем изменилось. Я не знал, что у нее может быть такое лицо.

Она. И не смей оскорблять мою мать!

Он. Почему-то во время ссор у нее всегда вспыхивала острая любовь к своей матери. (Ей) Кстати, о матери. Если мне не изменяет память…

Она. Оставь в покое свою глупую память!

Он. Отчего же она такая глупая? Например, если бы она была глупая… и 350 рублей.

Она. Ах, ты опять — о своих великих достижениях… Милый, Эйнштейну бы в голову не пришло хвастаться, что его напечатали в каком-то ничтожном журнале!

Ее мать (подсказывая). Посредственность!

Она (как эхо). Ты — посредственность. Ничтожная посредственность!

Он. Замолчи сейчас же!

Она (рыдая). Уходи! Уходи!.. (Она постепенно успокаивается, но, еще всхлипывая, подходит и молча обнимает его)

Он. Что же это?

Она. Молчи… Поцелуй меня… Еще… (Нежно) Ты почему на меня кричал?

Он. Это ты кричала на меня.

Она. Мне можно, я женщина. Поцелуй меня… еще… Ты никогда не будешь на меня кричать так гадко? Ну еще… Ты меня любишь?

Стук часов. Время.

Он. И поссорились снова. Она. И помирились.

Он и Она. И поссорились снова. И помирились.

Нептун (стонет). И у меня — то же! Только был нюанс… Нравоучительный такой нюанс в нашей первой ссоре… (Весь его рассказ идет на фоне голосов Его и Ее. «Поссорились снова… и помирились …») Как-то теща моя, которая фаршем-то… и теперь на больничном… устроила майские… И туда пришел кто-то с чьей-то работы и все спрашивал, зачем его пригласили. А все уже к тому времени забыли, зачем… Мы ему говорим — ты подожди, посиди спокойно, мы вспомним… А он за Улитой начни ухаживать… А я как раз в гастроном побежал — дверь отталкивать… так как закрывался он, а у нас — кончилось… И тогда я вернулся, то заревновал… по причине опьянения… И Улиту свою впервые тронул… И тогда ушел я на кухню от расстройства… И, помню, пришла ко мне какая-то… и стала меня утешать… Ну я ее попросил вежливо, чтобы на колени ко мне не садилась… Поругался я и с нею… И тогда я уже, Димьян, со всеми разругался, вынесли меня на лестницу и положили… А там уже стояла моя бедная жена и рыдала! Вот до чего алкоголь проклятый в семейной жизни доводит! Улита, жена моя! (Вытирает глаза салфеткой.)

Он и Она (не слыша рассказа, в экстазе ссоры). И поссорились… И помирились… И опять поссорились… Она. Включи, пожалуйста, радио.

Он. Пожалуйста.

Она. Если будешь делать это с таким недовольным лицом, можешь вообще не делать. Я хочу послушать радио, я устала. (Включает радио)

Радиодиктор (передает матч по боксу). «Чернышев наносит удар правой…»

Рев стадиона. Геныч и Нептун, сильно реагируя, слушают репортаж.

«Крюк! Еще Крюк! Удар слева. Еще удар правой…» (Рев стадиона. ) «Удар слева. Еще удар…»

Он. Ты довольна? Она. Очень!

Он и Она (почти шепотом). И поссорились. И помирились. И поссорились. И помирились.

Он. О, многообразие ссор!

Она. Музыку! Давай музыку!

Он. Пожалуйста.

Ее мать (подсказывая ей). Про мясо… про мясо — скажи!

Она (подхватывая '). Да! Почему ты купил заветренное мясо?

Он. Прости, я не знаю, что это такое — заветренное мясо! (В зал.) Это идет важная тематическая ссора под названием «бытовая».

Веселая музыка по радио.

Она (танцуя). Это то самое мясо, которое продают только тебе… Как тебя увидят — сразу вынимают его из-под прилавка и продают тебе!

Он. Интересно, почему же они это делают?

Она (поет). Потому что все — люди! И глядят на то, что они покупают! Но ты ведь занят великими мыслями… Ты ведь у нас Эйнштейн. Но я не собиралась выходить замуж за Эйнштейна.

Нептун. Мюзикл! У нас — мюзикл!

Она (поет). И не надо все сваливать на Эйнштейна. Эйнштейн, видишь ли, катал коляску и во время этого занятия…

Он (поет). По дому.

Она (поет). Да, по дому… Открыл теорию относительности! И следовательно, ты не Эйнштейн.

Ее мать (находчиво). А обыкновенный подлец!

Она. Да! Обыкновенный подлец!

Он. Это был постоянный венец рассуждений. И поссорились снова.

Она. И помирились.

Они поссорились.

И мне жаль этого несчастного ребенка, который должен родиться от такого человека, как ты…

Мать (подсказывая). Насчет белья ты забыла!

Она (подхватывая, трагически). Да… Почему опять подкрахмалили простыни вместо того чтобы подкрахмалить рубашки?!

Он (в зал). Черт побери! По дороге в университет я забрасывал белье в прачечную. Там нужно было заполнять какие-то голубые и белые листочки — один цвет на листочке означал, что нужно было крахмалить, а другой — нет. Пока я стоял в очереди, на меня обрушивались идеи. Это было время диплома. И идеи, как виноград, гроздьями поспевали в моем мозгу… И я путал эти чертовы бланки!

Она. Что ты молчишь? Почему накрахмалили?

Он. Я сам удивляюсь… Это все, наверное, приемщицы… Они болтают по телефону со своими ребятами-кавалерами и в это время путают белье клиента.

Она. А по-моему, все проще. Они просто видят, кто ты такой!

Он. Далее идет рассуждение о том, что я не Эйнштейн, а обыкновенный подлец!

Она. И опять гора посуды. Ты только ешь…

Он (надрывно). Ты хочешь, чтобы я не ел?

Она. Хочу.

Он. Я могу не есть. Я могу… вообще уйти.

Она. Уходи.

Он. Ухожу-у!

Она (горько). Ты все запомнил! И… И ничего не понял: что было за словами…

Он (прерывает ее). А я не слышу тебя! Я ушел из дома в первый раз. (Подпрыгивая от счастья.) Ребята! Ребята! Боже, как давно я не ходил по улицам! Чтобы никуда не спешить! К черту прачечные! К дьяволу заветренное мясо! О вечерний город! О! О! Грандиозно! У меня было триста шестнадцать друзей раньше… триста шестнадцать… За эти два года я почти ни с кем не встречался! Ни с кем!

Она. Ничего, наверстаешь! У тебя теперь масса времени!

Он. О прекрасная ночь! О порывы! Ах, как пылают молодые головы! Загляните в глаза пробегающей молодежи… в них сплошные огни! Сполохи! И все — ночь. Ночь! О! (Танцуя) Нет, ну как хорошо одному! Как великолепно! Оказывается, человеку очень мало нужно… Это как другая планета! Есть ли жизнь на других планетах? (Танцуя) Наверное, сейчас она плачет. Ничего… ничего-ничего, приду домой утром… или на худой конец в двенадцать… В двенадцать — рано! До утра! Буду гулять до утра! Все.

Нептун. Танцуешь?

Он. Нептуша, а куда же ты звонил все это время?

Нептун. Ловлю! Антракт в работе! «Вечер отдыха, который я ему обещал». (Включает магнитофон. Музыка) Это моя квартира. Тут я поселился после развода. Милости прошу, окурки бросай прямо на пол. Не убираю принципиально — все равно дом встанет на капитальный ремонт и пусть меняют полы.

Звонок. Входит Геныч.

Геныч. Мужики, вам нужен третий для игры в преферанс.

Звонок. Появляется Официантка.

Официантка. А я подумала — дай заеду… Просто так… (Ему) Можно с вами потанцевать?