Пираты Гора - Джон Норман

Лисьяк, едва завидев меня, вытащил спрятанный в складках одежды кинжал и бросился на меня. Реакция моя была быстрой, а наша стычка короткой. Через минуту он уже лежал на полу, выронив из рук свой шлем, украшенный гребнем из шерсти слила, этим символом принадлежности к Совету капитанов.

— Я богат, — обратился к нам Клаудиус, поднимая глаза от окровавленного тела своего сообщника. — Я могу заплатить за свое освобождение.

— Совет капитанов будет решать, как с тобой поступить, — ответил Самос.

— Сначала этот вопрос буду решать я, — раздался у нас за спиной твердый голос.

Мы обернулись.

В дверях с мечом в руке стоял Фиш, мальчишка-раб.

— Это ты! Ты! — закричал Клаудиус. Самос удивленно посмотрел на юношу и снова повернулся к Клаудиусу.

— Странно, что ты приходишь в такое волнение при виде обычного раба, тем более мальчишки, — заметил ему Самос.

Я вспомнил, какая цена была назначена за голову юного убара Генриса Севариуса.

И вот он стоял перед нами, пусть клейменый, пусть с ошейником и в жалких обносках раба, но все тот же убар, что чувствовалось во всех его движениях и в гордой, царственной посадке головы. Он уже не был мальчиком. Он познал любовь женщины, познал ярость сражения. Он стал мужчиной.

Клаудиус, сбросив с плеч накидку из шерсти белого морского слина и обнажив спрятанный под ней меч, с громким криком бросился на юношу и со всего размаху нанес ему сокрушительный удар.

Юноша отбил его, не нанося ответного удара.

— Как видишь, я не новичок в обращении с мечом, — сказал он. — Поэтому давай сразимся по-настоящему.

Клаудиус оказался неплохим мечником, но вовсе не блестящим.

Вскоре Фиш уже склонился над брошенной на пол накидкой из шерсти белого морского слина и вытер об нее измазанное кровью лезвие меча.

Клаудиус еще мгновение стоял посреди зала, выронив меч и зажимая руками рану на груди, и затем беззвучно упал на каменные плиты.

— Превосходно, — заметил Самос. — Клаудиус мертв. Причем погиб от руки простого раба. Фиш, мальчишка, рассмеялся.

— Ну, а этот, — кивнул Хо-Хак на Хенрака, — из ренсоводов. Поэтому он — мой. Хенрак стоял побелевший как мел.

— На ренсовом острове убили Зекиуса, — сказал, глядя ему в лицо, Хо-Хак. — Это был мой сын.

— Не прикасайся ко мне! — взвизгнул Хенрак.

Он бросился.было бежать, но бежать было некуда.

Хо-Хак неторопливо, с какой-то торжественностью снял с себя оружие и бросил его на пол. Его горло все еще охватывал ошейник, который он носил с тех пор, как был рабом на галерах. С ошейника свисал, позвякивая при каждом его движении, тот же столь знакомый мне обрывок цепи. Непомерно крупные уши Хо-Хака были плотно прижаты к голове.

— Осторожно! — закричала Лума. — У него нож!

Хо-Хак медленно приблизился к Хенраку, пригнувшемуся, словно для прыжка, и выставившему перед собой длинный нож.

Хенрак нанес удар, и Хо-Хак поймал его за запястье. Мощными руками, копившими силу все долгие годы сидения на веслах рабской галеры, Хо-Хак вывернул Хенраку руку, и нож со звоном упал на пол.

После этого Хо-Хак схватил Хенрака за шиворот и за поясной ремень, поднял его над головой и, кричащего, отчаянно вырывающегося, вынес из зала.

Мы вышли следом и с удивлением наблюдали, как он скрылся в башне и затем, какое-то время спустя, появился на крепостной сине, все так же неся Хенрака на вытянутых руках над головой. Он подошел к самому краю парапета, к той стороне стены, что была обращена к подходящим вплотную к ней болотам. Здесь он замер на какое-то бесконечно долгое мгновение, четко вырисовываясь на фоне голубого неба, и, размахнувшись, швырнул дико визжащего Хенрака со стены.

Тарларионов в этой части болот хватало.

— Стояла поздняя ночь.

Мы хорошенько подкрепились и выпили, воспользовавшись запасами, принесенными с «Верны» и «Телы».

Прислуживали нам за столами Вина и Телима, на которых все еще были надеты короткие туники кухонных рабынь. Фиш тоже сидел вместе с нами, и девушки подносили кушанья и ему. Прислуживали нам и Мидис, Тура и Ула, хотя ошейники с них были сняты.

Когда столы были накрыты и мы утолили первый голод, девушки также сели рядом с нами.

Мидис старательно отводила от меня глаза. Она была очень красива. Подойдя к Табу, она опустилась рядом с ним на колени.

— Никогда не думал, — заметил Таб, обнимая ее за плечи, — что могу испытывать хоть какой-то интерес к свободной женщине.

— В крестьянском хозяйстве, — загудел Турнок, словно оправдываясь за то, что отпустил Туру на свободу, — от свободной женщины толку больше. И работает она лучше.

В волосы сидящей рядом с ним Туры был вдет цветок талены.

— Ну а я, — заметил, жуя, Клинтус, — всего лишь бедный рыбак. Иметь рабыню мне не по карману.

Ула рассмеялась и положила голову ему на плечо.

— При ваших настроениях, — сказал Самос, обсасывая крылышко вулоса, — приходится только удивляться, как в Порт-Каре могло остаться хоть несколько рабынь.

Вина и Телима, обе в ошейниках, смеясь, опустили головы.

— Кстати, а где Сандра? — спросил я у Турнока.

— Она пряталась в башне, — ответил он. — Мы нашли ее в вашей комнате с сокровищами.

— Ее там как раз и не хватало, — ядовито заметила Телима.

— Не будем к ней несправедливы, — сказал я и, снова обращаясь к Турноку, поинтересовался: — И что же вы с ней сделали?

— Заперли дверь снаружи, — ответил Тур-нок. — Она, конечно, кричала, пыталась выломать дверь, но запоры там крепкие. Не зря же в этой комнате хранят сокровища.

— Правильно, — согласился я.

«Пусть посидит там пару дней среди золота и драгоценностей. Ей, наверное, это будет приятно», — подумалось мне. Правда, ей доставило бы гораздо больше удовольствия, если бы в комнате была еще вода и питье, но, думаю, недолгое голодание пойдет ей на пользу.

— Когда ее выпустишь оттуда, почему бы тебе не запереть ее в клетке для рабов? — поинтересовалась Телима.

Ну что с нее возьмешь: Телима настоящая горианка.

— Ты хочешь, чтобы я запер ее в клети для рабов? — спросил я.

— Да, — ответила она.

— Почему?

— Ты сам знаешь, — усмехнулась она.

— В своих объятиях я нахожу ее настоящей рабыней, — поделился я своими впечатлениями, — покорной и готовой во всем услужить.

— В твоих объятиях, — опуская глаза, сказала Телима, — я могу быть в гораздо большей степени подходящей рабыней, чем это может когда-либо удаться Сандре.

— Ну что ж, — согласился я. — Пожалуй, стоит провести между вами соревнование.

— Очень хорошо, — саркастически ответила Телима. — Будем соревноваться. Мне бояться нечего. Победа будет за мной.