Царский наставник. Роман о Жуковском в двух частях с двумя послесловиями - Борис Носик

Весть об убийстве ученика Жуковского в 1881 году в свой срок дошла и до Парижа… 14 марта 1881 года энтузиаст Плеханов (тогда еще народник) в 4 часа утра разбудил Лаврова в его квартире на улице Сен-Жак, чтоб сообщить ему радостную новость: террористам удалось убить Александра II. Теперь всеобщее счастье человечества было уже не за горами. Плеханов его не дождался, благоразумно покинув эту юдоль терроризма и отойдя в лучший мир еще в 1918 году. Он не успел даже поваляться на соломе в подвалах ЧК и отведать коммунистической тюремной баланды. Судя по списку его меньшевистских преступлений, приводимому во всех советских изданиях, ему б этого было не избежать…

Катя, уже княгиня Юрьевская, переселилась в Париж в 1880-м. Последние годы (вплоть до своей смерти в 1922 году) она жила в Ницце на своей (купленной еще в 1891-м) вилле Жорж. Здесь она отпраздновала в 1895 году свадьбу своей дочери Ольги с внуком Пушкина Жоржем де Меренбергом. Кроме Ольги, у нее было от Александра еще двое детей — два красавца сына.

После ее смерти многочисленные нежные письма влюбленного императора разбрелись по Парижу, и без того хранившему немало русских тайн…

Послесловие второе

Тридцать лет спустя. Жуковский и Онегин. Щедрый Пашка и отшельник Сашка

Таинственный Онегин жил в Париже близ Елисейских Полей, на улице Мариньян, почти сразу за углом — в доме 25. Умер он там же, во времена нэпа.

«Что ж, он так долго прожил? И что, тот самый Онегин, пушкинский? А может, это был сын или внук? Или какой-нибудь не имеющий отношения? Может, случайный однофамилец?» — спросит меня нетерпеливый читатель. А терпеливый промолчит, дочитает до конца.

Так вот, этот Онегин был, без сомненья, пушкинский, бесспорно, «имел отношение» и даже однофамильцем стал не случайно. Но жил он таинственно, от соседей имел свою тайну, таился (время было тихое, нынче вряд ли уцелел бы). Ненавидел жильца, жившего в доме напротив, имевшего фамилию д'Антес, весь их род ненавидел, до седых волос и лысин. И смерть Онегина, и вскрытие его завещания подтвердили, что были у него свои тайны, о которых люди сведущие (среди соседей его и среди фланеров на Елисейских Полях таких, впрочем, не водилось) были наслышаны. Но еще таинственней, чем обстоятельства, сопровождавшие его смерть, были обстоятельства его рождения, которое, как и у того Онегина, тоже, можно сказать, имело место почти что «на брегах Невы».

Новорожденным младенцем будущий Онегин найден был в Царскосельском парке. За давностью лет и отсутствием точных свидетельств мы не можем указать вам точное место, куда был подброшен подкидыш. Сам он любил шутить в старости, что его нашли под памятником Пушкину, и те, кто не знал, что самое первое прошение об установлении памятника великому поэту подано было только в 1855 году, а подкидыша Онегина нашли еще на десять лет раньше, — те принимали шутливое утвержденье всерьез, доставляя этим удовольствие старику. Давно усопшего поэта Пушкина, несмотря на уважение к его гениальности и небезупречную семейную репутацию, никто в этой новой мужской шалости все же подозревать не стал, но зато намекали на какую-то бедную гувернантку, которая в родовых муках покинула наш свет, а также на некую царственную особу (какую именно — и в порядке гипотезы назвать страшно, мало ли что). Считали, что гипотезу о царственной особе подтверждает заинтересованность, какую выказывали в таинственном младенце добрейший поэт Василий Андреевич Жуковский, а в более позднее время — его семейство. При этом указывали на несколько обстоятельств из жизни самого Жуковского. Во-первых, был он сам незаконнорожденным, хотя всему семейству помещика Бунина и всей дворне доподлинно было известно, от кого родила глазастого бутуза Васеньку привезенная в подарок барину с русско-турецкой войны юная рабыня-турчанка Сальха. И как ни обласкан был в последующем своем существовании у самых вершин императорского двора поэт и учитель Василий Андреевич Жуковский, рану незаконнорожденности наверняка нес он в душе. После рождения сына Васеньки у прелестной турчанки вызван был в поместье бедный дворянин Андрей Жуковский, чтоб дать имя младенцу; точно так поступили через полвека с лишним и в Царском Селе: придворная дама по фамилии Отто дала подкидышу свою фамилию — Отто. У нее он жил в детстве, она его воспитывала. Была она, скорей всего, немка, оттого и с отчеством не мудрили, а окрестили его Александром Федоровичем. Но вернемся все же к Жуковскому, от которого может тянуться след во дворец… Знаменитый поэт Жуковский учил русской грамоте немецких принцесс, приезжавших в Петербург, он готовил их на роль русских императриц. Они его обожали, сохраняли дружбу с ним и на вершине власти. Был он человек добрый, талантливый и симпатичный. Это он объявил в Москве о рождении наследника Александра (Второго). Он и стал его воспитателем. Закончив с воспитанием Наследника, объездив с ним Россию и Европу, найдя ему невесту в захудалом Дармштадте (давно поставлявшем невест Петербургу), любимый воспитатель будущего царя и сам женился на молоденькой (лет на 40 его моложе) немочке, дочке приятеля-художника. В тот самый год, когда подкидыш Отто был найден в Царскосельском парке (1845), у Жуковского в Германии родился сынок Павел, и воспитанник поэта, сам великий князь Наследник Александр (еще десять лет спустя ставший русским императором), согласился быть крестным отцом младенца. Ну а подкидыш, о котором так беспокоился Жуковский? Не исключено, что отцом его и был упомянутый выше царственный воспитанник Жуковского. Так или иначе, близость свою с семьей Жуковского Саша Отто сохранял и после смерти добряка поэта. Мальчики-одногодки, крестник императора Паша Жуковский и подкидыш Саша Отто, учились в одной гимназии и были лучшими друзьями.

Окончив гимназию и университет (таинственный «некто», который был, вероятно, неплохо знаком Жуковскому, но которого мы не можем назвать наверняка, ибо это так и осталось тайной, продолжал посылать мальчику пенсию, впрочем весьма скромную), Саша Отто путешествовал по России, а 24 лет от роду впервые попал за границу, проехал Швейцарию и Германию, где познакомился с Тургеневым, потом побывал во Франции, жил в Англии и чуть не уехал в Америку. Чем он займется в жизни, решить он пока что не мог — видно, пенсия помогала и без работы сводить концы с концами. Мог он и подрабатывать — репетиторством, гувернерством, еще чем…

Был Отто одержим идеями «помощи народу», а может, также и «освобождения народа», во всяком случае, любил, как всякий русский интеллигент, поговорить на эту тему, беспечно и пространно, дома, а особенно за границей, надеясь, что до слуха начальства праздные эти заграничные беседы не долетят. Ан заблуждался. Один из собеседников его, почтенный г. Карпович, не поленился настрочить донос, который нашла в архиве Третьего отделения одна исследовательница творчества Тургенева. Вот он: