Полет орлицы - Дмитрий Агалаков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ведьма взялась за старое, монсеньор.
— Я не об этом, Грис! Откуда у нее взялось мужское платье?
Англичанин пожал плечами:
— Кажется, мы забыли его забрать из клетки…
— Забыли забрать из клетки? — побагровел Кошон. Он затряс головой. — О чем вы думали, Грис?! Оставьте нас, — сказал он, когда тюремщик хотел было сопровождать его, и направился к клетке с заключенной.
Пьер Кошон вышел в свет факелов. Девушка сидела на топчане, подтянув к себе ноги, обхватив колени руками. Да, она была в своем прежнем наряде. Черный камзол, черные штаны. Только волосы ее были длинными, спутанными. Трудно было понять, куда она смотрит. Глаза ее казались пустыми. Она никого сейчас не видела.
— Жанна, почему? — приблизившись к клетке, спросил Кошон.
Девушка ожила, взглянула на него.
— Почему — что?
— Ты знаешь… На тебе вновь мужская одежда. Зачем ты одела ее?
— Это моя одежда, в ней я совершала свои подвиги, на которые у других не хватало духу. В ней я изгоняла англичан и короновала своего дофина в Реймсе. — Ее голос становился все тверже. — В этой одежде меня исповедовали священники, в ней я слушала сотни месс. Господь велел мне одеться так, и потому никто не имеет права указывать мне, в чем ходить. Тем более англичане! И вы — кто служит им!
— Жанна, это повторное впадение в грех, оно наказуемо смертной казнью…
Жанна спрыгнула с топчана.
— Хотите сжечь принцессу крови?! Так сожгите, святой отец! Сожгите сестру своей английской королевы и тетку своего короля! И тогда мой король перевешает всех пленных аристократов, как он и обещал! Всех до единого! — Она яростно замотала головой. — Ненавижу вас…
Пьер Кошон опустил глаза. Еще два дня назад ему казалось, что узел развязан. Но на месте одного узла появился другой — в десять раз крепче и замысловатей. Чуда не произошло. Жанна осталась Жанной. Каковой ее создал Господь Бог — непримиримой, страстной, смелой.
— Я забираю назад свое отречение, — подняв глаза на Кошона, сказала девушка. — Я поступала так, как говорил мне Господь, и я не отрекусь более ни от чего. Я была верной Его дочерью и останусь таковой до последнего дня, до последнего мгновения своей жизни!
Замолчала Жанна, молчал и Пьер Кошон. Любые слова сейчас были бы лишними.
В эти самые минуты в руанской резиденции лорда Бедфорда, поглядывая на присмиревших собак, Луи Люксембург говорил регенту:
— Милорд, просто чуда не произошло. Вы ведь рассчитывали на него, не так ли? Мы запугали ее, но запугали ненадолго. Поймите, Жанна останется Жанной, ее не переделать. Нельзя орлицу превратить в перепелку. А то, что Жанна — орлица, это несомненно! Даже если, запугав ее всеми кругами ада, мы и добьемся вновь ее отречения, то и на следующий день, придя в себя, она поднимет голову и скажет: «Я — Жанна, и говорю от имени Господа нашего!» Это — очевидно.
— Вы правы, — кивал лорд Бедфорд, — вы правы, дорогой Луи.
— Мир вздохнет свободно только в том случае, когда Жанны не станет. Мы с вами вздохнем свободно, Джон…
В редких случаях Луи Люксембург называл своего хозяина и друга по имени, когда разговор их, сбрасывая последние крохи официоза, становился по-товарищески доверительным.
Бедфорд исподлобья взглянул на графа:
— Возможно, я ошибался, когда рассчитывал на ее благоразумие.
Луи Люксембург слегка улыбнулся:
— Все поправимо, милорд.
Джон Бедфорд дал указание прислуге немедленно разыскать Пьера Кошона, но тот сам быстрым шагом уже входил в открытые двери регентских апартаментов. Едва он вошел, как собаки подняли головы; стоило Бедфорду подняться с кресла, как те вскочили за ним.
— Кошон! — выпалил регент, едва епископ Бове успел ему поклониться. — Думаю, вы уже знаете, что Жанна вновь одела мужской костюм?
Это прозвучало как обвинение.
— Да, милорд, — ответил Пьер Кошон, зацепив взглядом Луи Люксембурга. Воистину — злой дух, которому открыты все дороги! Два епископа почтительно раскланялись друг с другом. — Я только что был у нее.
Бедфорда эта расторопность его верного слуги немного озадачила.
— И что вы скажете? Вы говорили с ней?
— Это осознанный шаг, милорд. Увы, она отреклась от своего раскаяния. Но интересно другое, почему за три дня никто не убрал из ее клетки мужской костюм?
Бедфорд взглянул на Люксембурга. Но тот лишь пожал плечами:
— Оплошность, но разве она что-нибудь решает? Главное, это сердечный порыв, милорд. — Он цепко взглянул на Пьера Кошона. — Не так ли, ваше преосвященство?
Пьер Кошон знал, что там, где ступает нога Луи Люксембурга, вянет трава и перестают петь птицы. Еще он знал, что никогда не сможет занять при лорде Бедфорде того места, которое занимает Луи Люксембург. Эти двое были первыми аристократами своих королевств — Англии и Франции. А он, Пьер Кошон, оставался для них безродным чиновником. И не ему было спорить с Люксембургом.
— Сердечный порыв — великая сила, — согласился Пьер Кошон.
— Нам нужно немедленно решить, что делать с Жанной, — сказал лорд Бедфорд. — Кошон, что делают с людьми, которые повторно впадают в грех?
— Церковь навсегда изгоняет их из своего лона, — проговорил епископ Бове, — и передает в руки светской власти. В данном случае, в ваши руки, милорд. И с этой минуты вы вольны делать с ней, что захотите.
— Иначе говоря, я должен немедленно отправить еретичку и колдунью на костер?
— Именно так, милорд. Другого пути еще не придумано.
Лорд Бедфорд прошелся по зале, поглядывая на вновь присмиревших псов, следивших за ним.
— Господи, как я устал от нее, — остановившись, прошептал он. И тут же почти выкрикнул: — Устал! — Бедфорд тяжело вздохнул. — Она подписала себе смертный приговор. — Регент сжал кулаки, пальцы которых были сплошь унизаны перстнями с каменьями. — Сама подписала!.. Кошон, Люксембург… — Он обернулся на своих верных помощников. — Сегодня же оповестите всех, что Дева Жанна вновь одела богомерзкий для любой женщины костюм мужчины и взяла свое отречение назад. А значит, впала в повторный грех. Сегодня же приготовьте бумагу, Кошон, о ее отлучении от церкви. — Он зло усмехнулся, и собаки настороженно уставились на хозяина. — Я готов буду в любой день и час взять ее из лона Церкви Христовой под свою опеку!
9
К полудню 31 мая 1431 года Старая рыночная площадь Руана и ближайшие улицы, выходившие на нее, были забиты горожанами до отказа. Стянулся люд и с окрестностей города. Не оставалось человека в этот день, который бы не ведал, что должно было случиться. Деву Жанну, победительницу англичан, колдунью и ведьму, а может быть — ангела, кто его знает, должны были предать огню. Грядущая смерть вероотступницы стояла лишь в ряду других смертей — казни шли в Руане почти ежедневно. В этом городе, покоренном Генрихом Пятым двенадцать лет назад, далеко не все приняли англичан. Большинство только терпело их до поры до времени, скрывая свою ненависть к захватчику, когда-то бравшему город измором. Таких людей искали, находили, а затем вешали или отправляли на костер под предлогом все того же дьяволопоклонства. Иногда казнили и по десять человек за день. Крики и вопли умирающих страшной смертью привычно резали слух горожан. Но сегодня каждому хотелось услышать последний крик Жанны, вырывающийся из ее тела вместе с настрадавшейся душой…