Заклинательницы ветров - Мэган Линдхольм

– Она в порядке? – поинтересовалась Рибеке.

– Ты в порядке? – спросил Вандиен, и тут только до Ки дошло, что Заклинательница говорила о ней. Молодая женщина сумела кивнуть головой.

– Ну вот и хорошо, – сказала Рибеке, – ибо нам пора в путь. И, когда я уйду, будет шторм. Я бы очень не советовала присутствующим высовывать нос из-за этих стен, пока он не утихнет. Я думаю, скучать вам не придется: наверняка ведь у вас есть о чем поболтать. Вполне возможно, что шторм покалечит чью-нибудь лодку, но прошу учесть: вы его сами накликали. А шторм будет такой, какого в здешних краях еще не видали. И, когда он минует, ни единый камень нашего храма более не будет доступен вашему настырному любопытству. Поистине, следовало бы совершить это еще очень, очень давно. И это было бы сделано, не лелей мы надежду, что нынешняя находка когда-нибудь состоится. Но коль скоро она состоялась, нет больше смысла оставлять на поверхности даже след нашей древней святыни…

Ки молча взирала на говорящую Рибеке. За неуловимо короткое время, прошедшее с момента открывания сундука, черты ее лица успели словно бы сплавиться и разительно измениться. Аристократический, благородно очерченный нос превратился в гладкий холмик посередине лица. Тонкогубый рот растянулся, прорезав щеки. А руки приобрели невероятную гибкость и плавность движений, заставившую Ки вспомнить о змеящихся хвостах скилий.

– Так значит, это все правда!.. – вырвалось у нее. – Джени, ты не должна!.. Подумай о Саше!..

– Вот она о Саше и думает, – ответила Рибеке. – Сашу ждет любовь, ласка и забота, какой она никогда прежде не знала. Они отправятся со мной. Что же до твоей «правды»… Это не правда, а слухи и домыслы глупцов, скрепленные догадками и предположениями, да еще и поведанные недоброжелателем. Чтобы заставить тебя понять, как все обстоит на самом деле, потребовалось бы немалое время, а мне нынче недосуг. И потом, наши тайны и не предназначены для человеческого разумения. Нам пора… – Рибеке шагнула к двери, потом остановилась. Обернувшись, она посмотрела на Ки с Вандиеном поверх белого сокровища, которое она бережно держала в объятиях.

– Мне кажется, – проговорила она, – было бы не слишком честно оставлять вас двоих здесь… с этими. Отправляйтесь в путь, если хотите. Шторм начнется не раньше, чем ваш фургон доберется до вершины утеса.

Вандиен покосился на сгрудившихся рыбаков.

– Пошли, – сказал он, поднимая Ки на ноги.

– Погоди!.. – взмолилась Ки, силясь обрести ускользающее равновесие и повисая у него на плече. – Рибеке!.. Что ты сделаешь с Дрешем?..

– Поистине, твой вопрос не украшает тебя, Ки. Но все-таки я отвечу, поскольку мы с тобой в некотором роде не чужие. Я помещу его туда, где он будет остановлен. Нет, я не убью его, – его кровь мне не нужна. Его жизнь будет просто приостановлена, но приостановлена навсегда.

У Ки закружилась голова: она вспомнила страшную пустоту между мирами, в которой ей довелось побывать.

– Отпусти его!.. – с некоторым изумлением услышала она свой собственный голос. Глаза Рибеке сверкнули, и она заметалась в поисках достойной причины: – Он, по крайней мере, все еще человек…

Рибеке с презрением оглядела толпу в дальнем конце таверны.

– Есть чем гордиться. Ты, Ки, сама не знаешь, о чем просишь. Он давно уже ступил на путь, ведущий вниз, в бездну, и возврата не будет. Может быть, он и сохранил бы человеческую внешность, но человеческого в нем ничуть не больше, чем, скажем, во мне. И, замечу, подобные ему гораздо опаснее для маленьких простых людей вроде тебя, чем для равных ему по искусству. Подумай, что ты хочешь навлечь на своих же собратьев!

Ки посмотрела на Вандиена и выдавила:

– У меня есть и личная причина. Говорят, он способен убрать шрам с лица моего друга…

– Ложь, – непререкаемым тоном заявила Рибеке. – Он претендовал на большее, нежели мог в действительности. – Странная улыбка заставила дрогнуть огромный рот. – Я вынуждена отказать тебе в твоей просьбе, Ки. Но я не забуду, как ты стерла руну земляной магии, которую он начертал.

– И я не забуду, – упрямо выдавила Ки. – Дважды я дала тебе возможность отомстить, не замарав рук кровью.

– И это я помню, – холодно ответствовала Рибеке. – Я отказываю тебе в твоей просьбе. А теперь ступай, возчица-ромни, и ни слова более, пока я не забыла, что собиралась сдерживать ветер, пока твой фургон не окажется в безопасности. Эти уж мне ромни!.. Они уже и с Заклинательницами торгуются! Дай им палец, всю руку откусят. Есть ли еще под небом такой упрямый народ?.. Иди же, и да пребудет с тобой не скажу чтобы моя благосклонность – просто безгневное напутствие. Ступай, зная, что я помню все происшедшее между нами. Но – ни слова!..

– Уже ушли, – вмешался Вандиен, легонько встряхивая Ки и предупреждая ее взглядом. Все же он не смог удержаться и добавил: – Что ж, всего вам хорошего, добрые рыбаки! Я, правда, так и не научился жонглировать, но, надеюсь, в нынешний праздник вы славно поразвлеклись…

Нагнувшись, он ухватил за задние лапы одну из блаженно разомлевших скилий. Ки безнадежно вздохнула и взялась за передние лапы. Вдвоем они кое-как выволокли животное из двери и затащили в кузов фургона. Снаружи уже начинал буйствовать ветер – предвестник небывалого шторма, обещанного Рибеке. Вандиен и Ки, торопясь, грузили скилий в фургон. Когда они выносили последнюю, Саша вдруг нарушила молчание.

– До свидания, Ки! – прозвенел ее голосок. Она посмотрела в нечеловеческое лицо Рибеке, потом снова на Ки: – Даже когда я стану совсем-совсем Заклинательницей и сильно переменюсь, ты всегда узнаешь меня вот по этому ромнийскому шарфику! Я тебя никогда не забуду!

– Во имя Луны!.. – ахнула Ки. Девчушка весело махала ей ярким платком, прощаясь.

– Лучше не думай ни о чем, – посоветовал Вандиен, затаскивая скилью в фургон.

– Вперед! – стоя в дверях, властно приказала Рибеке, и серые рванулись с места, не дав Ки с Вандиеном толком усесться.

– Как жалко, что ему придется остаться со шрамом, – задумчиво проговорила Джени, глядя, как ночная темнота поглощает фургон. – Он был так добр к нам…

Рибеке подняла руку, и ветер мгновенно усилился. Синие одеяния Заклинательницы клубились и развевались. Она посмотрела на Джени, и безгубая улыбка разрезала лицо пополам.

– Мне следовало бы стыдиться своего мягкосердечия… – пробормотала она, глядя на дорогу, взбиравшуюся вверх по склону утеса. Потом обернулась к Джени и посмотрела на нее, как на любимого ребенка, которому решительно невозможно ни в чем отказать. – Пусть потерпит еще годик-другой, – сказала она. – Пусть как следует удивится тому, какие живительные силы вдруг обнаружились в его теле…