Город живых - Антон Ледовских

– Ну что, начали? – В глазах Карины играли озорные огоньки.

Данил кивнул. Движение рейдера послужило девушке сигналом к атаке. Сделав шаг вперед, Амазонка изогнулась в молниеносном выпаде. Данил, сделав полшага в сторону, парировал удар и атаковал сам. Металл зазвенел, наполняя окрестности злой песней сабельной схватки. Люди, высыпавшие на улицу, с изумлением наблюдали за двумя фехтовальщиками.

Значительного перевеса не было ни у одной из сторон. Девушка, более быстрая и агрессивная, атаковала противника, пытаясь пробить его оборону с неистовством дикой кошки. Не имея классической техники и применяя свое искусство в основном против нежити, Карина рубила воздух быстрыми размашистыми движениями. Данил же, наоборот, хоть и был менее опытным фехтовальщиком, учился у настоящего мастера этого дела. И поэтому, несмотря на то, что движения его были более медлительны, он с легкостью отбивал хаотичные атаки Амазонки и даже иногда переходил в контрнаступление, вынуждая Карину использовать свою скорость и гибкость на грани возможности. Амазонка с большим трудом уворачивалась от нечастых и в то же время совершенно неожиданных для нее ударов. Столпившиеся вокруг уже вовсю скандировали, свистели и улюлюкали, подбадривая противников.

Наконец, увернувшись от очередного выпада рейдера, Карина изловчилась и сумела пробить защиту. Острие ее сабли уперлось Данилу в горло чуть выше кадыка. Губы девушки растянулись в довольной улыбке. Она с чувством превосходства глянула в лицо сопернику. Рейдер, приподняв подбородок и отстраняясь от острия сабли, смотрел на нее, не скрывая ответной улыбки. Глаза его были направлены куда-то вниз. Проследив за его взглядом, Карина опустила голову вниз и с удивлением обнаружила, что катана, направленная ей прямо в живот, застыла на расстоянии миллиметра от ее кожаной куртки.

– Ну что, ничья? – спросил Данил.

Карина коротко кивнула. Выяснять, кто из них лучший в фехтовании, ей уже расхотелось.

Разгоряченные жаркой схваткой молодые люди под громкие аплодисменты толпы спрятали оружие в ножны.

– Айда купаться, – предложила Карина.

– На сей раз кто быстрее плавает? – весело парировал Данил.

– Нет, кто быстрее бегает, – и Амазонка, смеясь на ходу, резво понеслась в сторону реки.

Как Данил ни пытался поднажать, догнать девушку ему так и не удалось. Легкий и быстрый ее бег можно было сравнить с грациозными движениями степной лани. Данил же с пыхтением и топотом смотрелся по сравнению с амазонкой неуклюжим.

Добравшись первой до реки, Карина, на ходу сбросив оружие, с ходу бросилась в теплую, неспешно текущую воду, подняв тучу брызг. Девушка, отталкиваясь быстрыми гребками, поплыла в сторону противоположного берега. Данил так же, не раздеваясь, нырнул в реку. С грацией истинного жителя морского побережья рейдер рыбкой вошел в воду и всего за пару десятков размеренных гребков догнал начинающую уже задыхаться с непривычки Карину. Обгонять девушку он не стал, а поплыл рядом с ней, любуясь ее блестящим от воды лицом. Впервые Данил чувствовал себя влюбленным. Те девушки, с которыми он пытался встречаться или просто общался там, в городе, померкли, как старые фотографии. Карина, яркая и живая, казалась рейдеру воплощением девичьей красоты.

Поймав жадный восторженный взгляд Данила, Карина смутилась. Та самая симпатия, которую она испытала на берегу моря, глядя в лицо тогда еще незнакомого парня, крепла с каждой минутой, грозя перейти в первые робкие чувства. Как бы боясь вспугнуть и нарушить намек на устанавливающиеся между ними отношения, молодые люди практически отвернулись друг от друга. Данил ушел в глубокий и долгий нырок, а Карина, перевернувшись на спину, начала дрейфовать в сторону берега.

Из воды они выбирались в неловком молчании. Смутное время лишило их обоих спокойной юности. Проведшие в боях и невзгодах последние пару лет, они тянулись друг к другу и в то же время не знали, с чего начать и как заговорить.

– Карина, а я знаю, что ты делаешь намного лучше меня, – неожиданно с весельем в голосе произнес Данил.

– Что? – Амазонка озорно прищурилась.

– Я совершенно не умею ездить верхом, – признался рейдер, – но готов попробовать, если ты согласишься быть моим учителем.

– А не пожалеешь, что напросился?

Впоследствии, во время обучения, у Данила не раз закрадывались подозрения, что напросился он зря. Карина была строгим учителем. Рейдер, до этого ни разу не сидевший в седле, первую неделю не мог дождаться того счастливого момента, когда можно будет закончить тренировки и рухнуть на кровать. Но благодаря своему врожденному упорству, а также из чувства гордости, не позволявшего ему показаться в глазах Карины слабаком, Данил все же справился. К середине второй недели он уже сносно мог держаться в седле, а к ее окончанию даже рискнул отправиться с отрядом Карины в недалекое патрулирование. И с достоинством сумел преодолеть добрых тридцать километров. Карина, видя, какие успехи делает ее подопечный, искренне радовалась.

Данил с Кариной проводили вместе почти все вечера в течение двухнедельного пребывания рейдера в стойбище. По вечерам они выезжали из поселка на небольшие конные прогулки. И если сначала Карина проводила эти выезды в сугубо учебно-тренировочных целях, то потом они просто вошли в привычку. Чувство взаимной симпатии молодых людей все это время росло и ширилось, но момент открытого проявления этих чувств все не наставал. И все чаще опять возникало между ними то самое неловкое молчание, подобное охватившему их в первый раз у реки.

В тот последний спокойный вечер заминка в разговоре возникла почти в самом начале разговора. Карина рассказывала молодому рейдеру о героической гибели Мергена. Данила понимал, что та теплота, с которой Амазонка рассказывала о боевом товарище, брала свои истоки из воинского братства и личного подвига сотника. Но забывшись, подзуживаемый чувством непонятной и бессмысленной ревности к погибшему воину, Данил, перебив Карину, неожиданно спросил:

– Скажи, он был твоим парнем?

Карина вспыхнула подобно степному пожару. Злость и обида за боевого товарища, а также боль о его утрате комком подступили к горлу.

– Да хоть бы и был, – сквозь зубы процедила Карина.

Осознав свою ошибку, Данил попытался как-то сгладить ситуацию. Рассыпавшись в неуклюжих извинениях, он искренне раскаивался за неосторожно брошенную фразу.

Карина приняла его извинения, но тем не менее продолжала отмалчиваться.

Так они и ехали в полном молчании. Поглощенный внутренними мучениями и проклиная себя за несдержанный язык, Данил вдруг с особой ясностью осознал, насколько дорога стала для него эта смуглая голубоглазая девушка. И осознав это, он испугался возможности вот так просто навсегда ее потерять. Слова, на которые он не мог решиться на протяжении целой недели, сами стали вырываться из его уст.