Религиозные практики в современной России - Кати Русселе

Информант: [В домах] були́-були́, шо дэсять Божьих зáповидив у нас були тоже!37

Информант: Таблычки таки. И в Муркуриловцах там так само было. А шо воно́ означало, я так не интересовался <…> Нихто их не зачепáл. Воны́ вроде – я знаю – для чого́ воны там? Так и лишáлося [даже если в доме уже никто не жил]. Ну, я считаю, навэрно, ну як на Зэлэ́ни свя́та кроплять дома – батюшка идэ́ – и на двэрáх рисýе крэ́йдою хрэст и с той стороны буквы пише по-латыни и с той стороны буквы по-латыни, и внизу якэ число, колы цэ було́.И нихто водой не змывáе, доки самэ [не сойдет]. Або як шо крáсэш, так и закрашиваеш и мýси залишáться уже навики. Вот, пид краской <…> Навэрно, так и таблички цэ – символ буў божэственный. Ну в принципе так, но никто не зачапáл38.

Итак, в рассказах наших информантов присутствуют представления о мезузе как объекте культового почитания, как «десяти Божьих заповедях», как «сакральном символе», который сравнивается со знаками, рисуемыми христианскими священниками на Троицу.

Иногда мезуза напрямую сравнивается с христианским сакральным знаком – крестом. Именно так объясняли в Черновцах свое поведение (целование мезузы при входе в синагогу) украинские женщины, пришедшие к раввину с просьбами помочь молитвой в трудных жизненных ситуациях – болезнь близких, пьянство мужа, неблагополучие в семье и т. п. «Цэ ж йих хрэст!» – говорили наши собеседницы.

Для сравнения укажем, что в Полесье в 1980-х годах был записан рассказ, в котором обязательная деталь ритуального убранства еврейского дома предстает в совсем уж «мифологизированном» виде (евреи «выливают» золото в форме полена, чтобы сделать себе Бога после распятия Христа; ср. библейский мотив поклонения золотому тельцу).

Информант: [Когда евреи схватили Христа, то привели его на суд еврейскому «бискупу». После суда Христос был распят, а евреи решили как-то отметить это событие: ] А як замучили и пахаранили, захатели зделать бога с чего-то. Вылили золото, и вылилася як палено. [И с тех пор в домах] у йих были таки трубачки прибиты на памъать39.

Что касается повседневности, то в глазах славян мезуза приобретает статус амулета, оберега, способного защитить в дальней дороге: еврейка дает мезузу – «молитву» – своей соседке-украинке в поездки40. Мезуза может обеспечить благополучие в доме: завещая дом украинской женщине, старая еврейка не велит ей снимать мезузы и отдавать их из дома41.

Если обратиться к фольклорно-этнографическим свидетельствам XIX века, то станет очевидно, что мезуза всегда выполняла роль межконфессионального апотропейного средства. Например, на Смоленщине крестьяне трижды сливали воду через «бляшку от еврейского богомолья, что бывает на косяках дверей» и три зари подряд давали пить эту воду больному лихорадкой42.

И другие ритуальные предметы, принадлежащие «чужим», часто использовались в народной медицине и выполняли функцию оберега или магического средства. Например, от простуды следовало намазать нос сальной свечкой, которую евреи зажигали в субботу – «на шабаш». Чтобы избавиться от коросты, белорусы в Слуцком повете подвешивали над корытом еврейский талес (ритуальную одежду), трижды обливали его взятой из трех источников водой, после чего обмывались этой водой сами43. Талес использовали и при лечении припадков эпилепсии – им накрывали больного44. По видимому, этот прием был позаимствован полешуками у евреев – например, на Волыни при падучей болезни евреи накрывали больного талесом или свадебным пологом45. На Витебщине верили, что в сеть «дужа будиць ициць рыба», если рыбак, начиная вязать сеть, вплетет в первые ячейки нитку из «жидовского богомолення» (талеса). При этом чудодейственная сила нитки усиливалась, если она была взята из талеса украденного46.

Сакральные тексты «чужих» как средства защитной магии

В сфере актуальных верований остаются и представления о силе «чужого» сакрального слова и «чужого» сакрального текста. Нам уже приходилось говорить об особом отношении славян к молитвам на «чужом» языке, когда сакральные еврейские тексты могли восприниматься славянами как набор «заумных» слов, среди которых можно было уловить «знакомые» звукосочетания и истолковать (обыграть) их соответствующим образом47.

В то же время «непонятные» еврейские тексты получали статус апотропейного средства. Полевые материалы из Полесья свидетельствуют о практике использования еврейских молитв для тушения пожара, обезвреживания «заломов» (скрученные колосья, которые колдун оставляет в поле с целью наведения порчи), снятия порчи со скота и т. п.

Информант: Запалил гром буды́нок, телята погорэли; усё погорэло, та пришол еврэй и затушил, молитвою змоли́л, да я нэ знаю, каку молитву48.

Информант: От було́ девьяносто лет жыд. То вжэ було девьяносто лет жы́дови, а вин такий, ну, той, жид, ек горы́ть дэсь, пожар колы́сь, знаете, як соломами были крытые тые хаты́ – як вин тылко дохопы́ўся той жыд, и ўжэ ўсё – навэрно на дрýгый бик по́лумья [в другую сторону огонь пошел]. «О то, – ка, – твоé, а то моé». Ўжэ полывина хаты згорыть, а половына нэ згорыть. Вин такый буў знáхарь, той жыд.

Собиратель: Как еврей останавливал пожар?

Информант: Молитвою. Молитвы знал49.

Информант: Я чуў, такая история булá ў нашому сили́.Ще дид мий роскáзуваў,бо мий дид жыў сто симь лит. То росказуваў, шо зáвьязки вьязáлы – ну, от так, пучок там зэрна, ржи чи там пшэницы. Вот возьмэ матузко́м яки́м, ну, лентою объя́же, и ўжэ если ёго́ сорвáти, можэш малоумным буть… Трогати нельзя! Надо шукáть такого чоловека, шоб вин взяў и сорваў. От и у мого́ дида на капусты такэ чудо сотворыў, завьязаў ту завьязку. От. А буў ў Ратно еврей такий, шо вин можэ ўзяти и ви́рваты ту завьязку. И ему ничего. Вин молывся. И вин йидэ по того еврэя, дид мий. Приезжае [еврей], гово́рыть: «Так». Обыйшо́ў, взяў тую завьязку ви́рваў, пéрву (ну, там скильки – тры, четыри голоўки завьязнуты), вирваў, кинуў.Кажэ: «Хочэш побáчыты, хто тобе зробы́ ў?» [Дед] кажэ: «Хочу». «Так от, – кажэ, – сидáй на ко́ней, и я, – ка, – с тобою сидáю, и йи́демо ў Ратно. Вин, – ка, – зáре будэ тут. То, як хочэш, шоб вин жыў, то <…> ко́ней погоняй тихонько. А если будэш ко́ней гнáты быстро, то вин, – кажэ, – кончится». И воны йи́дуть, бэжыть чоловик – суси́д, дид знае ёго́! А голый бэжыть, як маты народы́ ла. И вот вин прыбегáе до того [подбегает к деду], цэлýе ў колэ́нцэ, цэлуе и просыть: «Прости мэнэ!» Ужэ язык во! – у ёго́, большой стаў язык. Той [еврей] кáжэ: «Ну як, прошчаешили?..» Той [дед] кажэ: «Прошчаю, завэртáй кони». Вот то и сосед! Шчэ даже и родич буў!

Собиратель: Говорил ли что-нибудь знахарь, когда вырывал завитку?

Информант: Молился – по-своему50.

Вариант использования «чужих» сакральных текстов представляет собой обмен «письменными» амулетами между славянами и евреями. Как говорили в полесском селе Стодоличи (Лельчицкий район Гомельской области), оберегом для роженицы и ребенка служило некое «святое письмо», которое надо держать при себе: «Около Днепра появилась икона на вершине березы. Никому письмо не давалось, только одному молодому еврейчику. Он все переписал. Кто письму верил, тому отпускались все грехи. Женщина рожать будет легко. Написано, как замовлять пули. Младенец счастливый будет вечно»51. По материалам из Подлясья, у местного христианского населения пользовались популярностью «еврейские» амулеты – тексты, воспроизводившие знаки еврейского письма52.

Живучесть традиции станет еще более очевидной при обращении к более ранним источникам. А. Филипов, автор рукописи «Художественное творчество белорусских евреев», отмечал, что в Могилевской и Минской губерниях «у городского и местечкового христианского населения в большом почете гадальщики евреи (евреек никогда не бывает), путешествующие из города в город с замасленной книгой, написанной на халдейском языке. Им верят почти безусловно, к ним прибегают в случае какого-либо несчастья, болезни и т. п. Они имеют всегда с собой некоторое количество амулетов, шнурков с перевязями, таинственных [?] кореньев и аптекарских средств»53.

Интеграция в «чужой» ритуал

Несколько слов стоит сказать и о таком распространенном в регионах этнокультурных контактов явлении, как обращение в экстремальных ситуациях к служителям иной конфессии или к «чужим знающим», а также участие в «чужих» религиозных ритуалах. Источники XIX века свидетельствуют о том, что практика обращения к «знающим», представляющим «чужую» традицию, была взаимной. Так, украинцы Подолии при падучей болезни (апоплексии, умопомешательстве, говорении во сне) обращаются к татарину или к еврейскому цадику54. Евреи Белоруссии «за отсутствием „баалшема“ обращаются к русским знахарям и знахаркам»55.