Орда встречного ветра - Дамазио Ален

— По итогам подсчета, результаты первого тура следующие: Селем — 32, Караколь — 23!

) Раздались отдельные свистки протеста, но быстро стихли. Караколь ответил на ледяное приветствие стилита, посмотрел на меня, пожал плечами и улыбнулся, хлопая вместе с залом:

— Как-то жестко, нет? — поинтересовался я украдкой.

— Все правильно, Сов, я слегка ошибся с инверсией и завис на последних палинах. Так что все верно!

Я чувствовал, как он понемногу напрягался. Проиграть два первых тура само по себе не трагично, если, конечно, разрыв при этом небольшой. Но главное теперь — не уступить еще больше, не дать противнику уйти в отрыв.

— Итак, испытанием второго тура будет…

Гонг загрохотал как бешеный поверх и без того малоприятных вибраций ожидания. Серебряный винт снова стал спускаться из-под самого купола, заскользив по стержню, и остановился на медном диске. Караколь качал головой, пока винт не остановился окончательно и у него вырвалось разочарованное «пффф».

— Моновокализм на О! — заявил церемониймейстер, чуть не крича от радости.

— Нужно будет прочистить словарный дымоход, мой верный щитоносец, — вскользь заявил мне Караколь. — Соскребай все, что найдешь на О в словарном лабиринте. Сейчас будет горячо!

— Напоминаю правила, — продолжал арбитр, — участники имеют право использовать только одну гласную. Эта гласная О. Ни в одном из терминов не должно присутствовать других гласных, А, Е, Ё, И, У, Ы, Э, Ю и Я! За любое отступление от правил сопернику начисляется один балл. При подсчете баллов будет учитываться синтаксическая правильность по шкале из 4 баллов, качество строфы — 3 балла, уместность реплики — 2 балла. Повторения не допускаются! Как и в первом туре, необходимо сохранить форму диалога. Начинает… Караколь!

π Что-то меня беспокоило, но я никак не мог понять, что именно. Я смотрел на эту публику, на избранных, образованных дворян в поиске литературной экзальтации, на дотошных церковнослужителей, на кучку раклеров, приглашенных в противовес. Их внимательность светилась нездоровым блеском. Смех их был отрешенный и полный знания дела. Никакой снисходительности. Сомнительное восхищение, готовое высмеять любой промах.

Глядя на них, я отдавал себе отчет, в кого превратился бы, если бы не Орда: я был бы таким же князем благород-

ных кровей, заботящимся о своем туалете и дорожащим своим рангом за невозможностью похвастаться заслугой за него. Я плохо помнил уроки, данные мне отцом, я был слишком мал. Но эти слова звучали лейтмотивом: «Нет благородных людей от рождения, Пьетро. И среди тех немногих, кто становится ими в течение жизни, многие совершают это наперекор своему происхождению. Никто, даже твои собственные родители, не могут тебе дать то, что ты не можешь завоевать своей душой».

И потом вся эта педантично чопорная организация. Вальс палантинов. Нагромождение одного над другими участников процесса — судьи, церемониймейстер, арбитр, счетовой, пускатель винта. Весь этот набор фраз. Встречные взгляды и ухмылки. Сплошное притворство.

— Попросим нашего счетового установить песочные часы на пять минут… Счетовой, будьте любезны! Благодарю. Тишина в зале! Новый раунд, время пошло!

Не знаю, с кем бы я мог этим поделиться. Да и зачем? Но после происшествия на праздничном ужине и выходки пьяного Голгота, на следующий день мне пришло на ум, что все это могло быть… спровоцировано. О том, что Голгот любитель выпить, знала вся полоса Контра. Не сложно было догадаться и о том, как задеть его самолюбие — проще простого, и это был отличный рычаг для действий. И вся эта шумиха… Тут же прибежавший граф, без промедления бросающий перчатку во имя Экзарха. Весьма продуманная идея испытания, которую он предложил, словно из ниоткуда. Маскарад? Отрепетированная сцена? Ороси уже ушла спать, когда разыгрался скандал. Она не могла оценить ситуацию. К тому же она была совершенно поглощена предстоящим визитом фареола аэрудитов. Но с момента нашего появления в Шавондаси она все больше во всем сомневалась, как и мы с Совом. Начиная с

Легкой эскадры и даже ранее того, у нас имелись большие сомнения. Экзарх Альтиччио избирается и отстраняется решением Совета Ордана. Он своего рода плацдарм Аберлааса на Дальнем Верховье. Отчего бы он вдруг решил помешать нам пройти через Вой-Врата, устроить ловушку в своем городе? Что это, сановная спесивость? Демонстрация автономии по отношению к Ордану? Выглядело это неправдоподобно.

В двух первых испытаниях не могло быть подвоха. В них все зависело от ясных и однозначных действий. Не от судейской оценки. Это же могло быть полностью подстроенным, той самой жеребьевкой, например. Как и арбитром, судьями. А что, если так и есть? Как мы сможем пожаловать результат? Никто в Орде, кроме Сова, не обладает техническими навыками, чтобы оценить честность выставленных баллов.

¿' Караколь: О, мой Сов, о, мой Голгот! Звонкоголос мой пролог! Дорог тот монолог, от которого золото слов под тон колоколов проросло ростком под цоколь донжонов.

] Селем: Под снос твой донжон, мой лорд. Одно рококо. Под грохотом волн гордо стой, мой городской порт: вдоволь фьордов, понтонов, фронтонов, — штормовой оплот бортов, фоков, гротов.

¿' Караколь: Полно, морской волк! Твой гоголь-моголь слов — сплошной поток, фронтовой блок. Долой молох войн. Построй впрок мост… Вот…

] Селем: Скрой свой восторг, колоброд!

¿' Караколь: Обороноспособность — ноль, только тронь — он домой.

] Селем: Мой говор — мой долг, кто колкость смог побороть, тот молодец.

— Ошибка! — закричал знаковый судья. — В слове «молодец» буква «е». Один балл в пользу Караколя!

) Голгот ликовал, стоя на своем кресле. Караколь, пользуясь всеобщим замешательством, перечитал слова на моей табличке и, на лету схватив возможность перехватить у Селема из-под носа новый ход, выдал следующую колкость:

¿' Караколь: Стоп, остолоп! Довольно, столбовой сноб. Твой подход однобок. Монотонно, громоздко, голословно! Твой кокон — роскошь, комфорт, столько томов промолол, что бородой оброс. Гонор — твой подголосок. Мой простор — контровой ход, вдох, взор, вопль. От ворот поворот, щёголь.

— Ошибка! — снова заорал знаковик.

) Я не сразу понял, в чем дело. В зале раздался гул протеста.

— В слове «щёголь» запрещенная гласная «ё», господин Караколь, один балл в пользу Селема!

Голгот подскочил и проревел какое-то нечленораздельное ругательство, пока Пьетро его не усадил на место. Он был вне себя. Селем нас снова обошел. У нас почти не осталось слов, а повторы, по умолчанию, не пользовались особым успехом у жюри.