Восставшая Луна - Роберт Хайнлайн

— Ну, я бы не стала заходить столь далеко, — сказала она поспешно. — Просто несколько необычными.

— Они, как и любые другие обычаи, связанные с браком, возникли под давлением экономической необходимости, вызываемой условиями жизни, — а наши условия весьма отличаются от земных. Возьмите брак цепочного типа, тот, который так расхваливал мой коллега… и, несмотря на то что он несколько пристрастен, заверяю вас, он расхваливал его вполне справедливо. Я — холостяк; поэтому у меня нет предвзятости. Цепочный брак — самый надёжный из всех возможных механизмов, разработанных для того, чтобы обеспечить сохранность капитала и благополучие детей, а это во все времена являлось двумя основными социальными функциями брака — в условиях, в которых нет никакой иной безопасности ни для капитала, ни для детей, кроме той, которая создаётся индивидуумами. Люди всегда находят тот или иной способ приспособиться к окружающей среде. И если смотреть с этой точки зрения, то цепочный брак — это на редкость удачное изобретение. Все остальные существующие формы лунных браков служат той же самой цели, хотя и не столь успешно.

Он пожелал всем спокойной ночи и покинул нас. У меня с собой — всегда! — фотография моей семьи, самая последняя, сделанная на свадьбе Вайоминг. Невесты выглядели нарядными и очаровательными, а сама Вайо просто лучилась от радости; сильная половина семьи выглядела счастливой и элегантной — даже Дед на этом снимке выглядел сильным и гордым, никак не скажешь, что он уже не тот, что прежде.

Но я был разочарован — они как-то странно смотрели на снимок. Мужчина — его звали Мэтью — спросил:

— Полковник, вы можете одолжить мне этот снимок?

Я поморщился:

— Это единственный экземпляр, который у меня есть. А дом очень далеко отсюда.

— Я имею в виду — на минутку. Позвольте, я пересниму его. Прямо здесь, можете не выпускать его из рук.

— А, тогда — конечно.

Я лично вышел на этом снимке не слишком удачно, но другого-то лица у меня нет, зато Вайо вышла прямо как живая, а уж что касается Леноры, то им вряд ли доводилось видеть кого-нибудь красивее.

Итак, он переснял фотографию, а на следующее утро за мной пришли прямо в мой номер в гостинице. Меня разбудили ни свет ни заря, арестовали, забрали вместе с моим инвалидным креслом и заперли в камеру с решётками! За многожёнство. За откровенную безнравственность и подстрекательство других к безнравственному поведению.

Я был рад, что Мама этого не видит.

19

У Стью целый день ушёл на то, чтобы добиться передачи этого дела в суд ФН и его прекращения. Его адвокаты ставили вопрос о том, что требование о возбуждении такого дела должно быть отклонено в силу дипломатической неприкосновенности, но судьи ФН не попались на их удочку, а просто отметили, что выдвигаемые против меня обвинения, за исключением обвинения в пропаганде безнравственности, по которому не найдено достаточно веских доказательств, находятся вне юрисдикции суда нижней инстанции. У ФН не существует никаких законов, регулирующих брачные отношения, да и не может быть, поскольку существует положение, обязывающее все нации проявлять всемерную лояльность и доверие в отношении связанных с браком обычаев других наций, являющихся членами этой организации.

Из одиннадцати миллиардов людей этой планеты примерно около семи живут там, где полигамия существует вполне законно, и манипуляторы общественным мнением из команды Стью, ловко разыграв тему «гонений», завоевали нам симпатии людей, которые в противном случае о нас даже и не услышали бы. На нашей стороне оказались симпатии людей даже из Северной Америки и других стран, где полигамия незаконна, людей, исповедующих принцип «живи и дай жить другим». Так что всё обернулось к лучшему, потому что проблема всегда привлекает внимание, а для большинства обитателей этого многомиллиардного человеческого улья Луна — пустой звук: на наше восстание они просто не обратили внимания.

Ловкачи Стью затратили множество сил на то, чтобы тщательно продумать, а затем привести в действие план моего ареста. Мне не стали об этом рассказывать до тех пор, пока, спустя несколько недель, я не поостыл и не начал видеть полученные нами преимущества. Для своих целей они использовали дурака-судью, нечистого на руку шерифа и процветающие в этой местности варварские предрассудки, вспышке которых я дал толчок, показав тот очаровательный снимок. Стью позднее признался, что именно многообразие цветов кожи членов семейства Девис заставило судью обозлиться настолько, что это подвигло его на действия, выходящие за пределы его природного таланта делать глупости.

Моё единственное утешение — надежда, что Мама не увидит моего унижения, — оказалось тщетным; сделанный сквозь прутья решётки снимок, на котором красовалась моя мрачная физиономия, обошёл все газеты Луны, а в качестве комментариев к нему использовались самые мерзкие из статей, напечатанных в газетах Земной стороны, хотя не меньше было и статей, в которых сетовали на совершённую в отношении меня несправедливость. Но мне следовало бы больше доверять своей Мими; она не испытывала стыда, она просто горела желанием отправиться на Земную сторону и разорвать там кое-кого на кусочки.

На Земной стороне эта история нам помогла, а на Луне принесла огромную выгоду. Из-за этой глупости селениты сплотились как никогда раньше. Они восприняли это как личное оскорбление, а Адам Селен и Саймон Шутник изо всех сил раздували пламя. Селениты обычно всё воспринимают достаточно легко, всё, за исключением одного — женщин. Каждая из дам Луны почувствовала себя оскорблённой этой историей, которая появилась в выпусках новостей с Терры, — а мужская часть населения Луны, которая обычно политикой не интересуется, внезапно обнаружила, что я был своим в доску парнем.

Кроме того, впоследствии я обнаружил, что старые зэки, которые обычно смотрят на тех, кто был не сослан на Луну, а рождён там, сверху вниз, начали приветствовать меня словами «Привет, уголовник». Для них такое приветствие — что-то вроде тех паролей, которыми обмениваются при встрече члены масонских лож, — а это означало, что они меня приняли.

Но тогда я ничего хорошего в том, что произошло, не видел. Меня толкали со всех сторон, со мной обращались как со скотиной, у меня брали отпечатки пальцев, меня фотографировали, мне приносили еду, которой у нас даже свиней не кормят, меня подвергали бесконечным унижениям, и только сила тяжести удержала меня от того, чтобы попытаться убить кого-нибудь, — если бы в тот момент, когда меня забрали, на мне была моя рука номер шесть, я, возможно, и попытался бы сделать это.