Анаконда - Георгий Миронов

 ДВОЙНЫЕ СТЕНЫ. МОСКВА, КРЕМЛЬ.

ВИЦЕ-ПРЕМЬЕР

Старший следователь по особо важным делам сделал большой глоток горячего, обжигающего крепкого чая, чуть не поперхнулся, устало откинулся в кресле.

Как и ожидал, чай взбодрил его. Когда другой человек, чтоб резко сбросить усталость, выпивает стакан водки, «важняк» может себе позволить лишь такую «встряску». Муромцев совсем не был против водки. И даже умеренно уважал этот напиток, особенно под собранные на Вологодчине и засоленные женой грибки с картошечкой и ржаным хлебом. Но в редкие выходные дни и в отпуске. А так... Наутро надо свежую голову иметь. Чтобы осмыслить всю ту странную информацию, которая стала стекаться к нему в последние недели.

Все больше материалов накапливалось у него в толстой папке с двумя словами на «титульном листе» — «МАДАМ/АНАКОНДА». Сюжетец прямо-таки хоть куда!

И сейчас, отхлебнув горячего и крепкого, до черноты, чаю с лимоном, он снова и снова перебирал докладные записки членов его бригады, ориентировки агентов-информаторов, ответы на его запросы из других подразделений Генпрокуратуры, ФСБ, МВД, налоговой полиции, налоговой инспекции, таможенного комитета... Тут были и результаты внутренних служебных расследований по фактам дачи взяток должностным лицам правоохранительных органов. И в конце длинной цепочки стояла Мадам. Тут были документы, изобличающие крупную предпринимательницу, демонстрировавшую на ряде цветных фотографий, также включенных в досье, свою дружбу с многими высокопоставленными деятелями из Госдумы и Совета Федерации, из Правительства и Администрации президента. Тут были результаты проверок КРУ; справка, подписанная неподкупным и непримиримым Болдыревым в бытность его руководителем контрольно-ревизионной службы Администрации президента; тут были докладные записки Николая Мамедова, одного из лучших на сегодня налоговых полицейских, в прошлом талантливого офицера внешней разведки, дважды, по согласованию вопроса между налоговой полицией и Генпрокуратурой, делавшего неофициальные «набеги» на те десять фирм, что гласно принадлежали Мадам.

Можно брать? Вся закавыка в том, как доказать вину подозреваемой, не в последнюю очередь как ее «взять» так, чтобы она не успела перебросить миллиарды рублей, миллионы долларов в зарубежные банки? Как взять ее так, чтобы не обрубить концы, чтобы раскрутилось действительно крупное дело, в рамках которого хватит забот и специалистам по раскрытию преступлений, связанных с торговлей наркотиками, и тем, кто расследует криминальные продажи «живого товара», и военным прокурорам, идущим по следу крупной организованной преступной группы, занимающейся хищением оружия и боеприпасов со складов Минобороны?

Давненько Муромцеву не приходилось подступать к столь разветвленной и многоголовой, многопрофильной преступной организации.

Больше всего он боялся двух вариантов развития событий: утечки информации, после чего Мадам перебросит все свои миллионы долларов в зарубежные банки и вылетит за рубеж сама; задержания Мадам, предъявления ей обвинения и... изменения судом меры пресечения, после которого все, как и в первом варианте.

Когда задействовано столь много людей из разных структур, избежать утечки информации очень трудно. А над судом вообще прокуратура не властна. Сколько уже было случаев, когда наши следователи, обдирая локти в кровь, с помощью Интерпола задерживали некоего мерзавца (или мерзавку), добивались экстрадиции, этапировали в Россию, а суд выпускал их, изменив меру пресечения на время следствия. И снова ищи их по всему миру!

Вот и еще одна ниточка к Мадам! Это Бобренев, лихой прокурорский полковник, ныне старший советник юстиции ОСО, нашкандыбал в Австрии материал на торговлю детьми с целью пересадки их здоровых органов и переливания здоровой крови больным богатым старикам в некоем геронтологическом санатории в Шварцвальде. И нашел ведь следок к Мадам. Нашел...

Кстати, и след сына вице-премьера там обнаружился. Надо будет позвонить ему. Ведь обещал, как только следок объявится, успокоить. Еще рано вселять надежду. Но след-то есть!

Муромцев отхлебнул еще один большой глоток крепкого чая и набрал четырехзначный номер «вертушки» вице-премьера.

Александр Иванович Бугров был на месте.

— Значит, Александр Михайлович, если я правильно понял, у Бобренева есть серьезные основания полагать, что в Шварцвальде, в клинике, финансируемой бароном фон Раумницем, врач, выходец из Кишинева Ион Чогряну проводит незаконные медицинские эксперименты?

— Да.

— И для этих экспериментов из стран СНГ похищают детей, нелегально доставляют в Шварцвальд и используют, в частности, для переливания крови старикам?

— Да.

— Вы не считаете возможным оперативно выйти на ФСБ, внешнюю разведку, подключить их к расследованию?

— Думаю, сейчас это нецелесообразно. Представьте себе, тихий австрийский горный курорт, все друг друга знают, наши трое сотрудников с трудом сохраняют инкогнито, работают. И вдруг появляются парни из параллельных структур, начинают свои расследования, неизбежно засвечиваются, криминальная организация сворачивает систему, эвакуирует медперсонал, больных, исходный, извините, материал, и все концы обрублены.

— А если обратиться в соответствующие структуры Австрии? Я знаком и с премьер-министром.

— Тоже нецелесообразно, считаю. Может быть утечка информации, и тогда события будут развиваться по тому же, только что мной описанному сценарию.

— Так что же делать? Ждать у моря погоды?

— Зачем? Мы ведь не ждем. То, о чем я вам докладывал, ведь наши наработки. А ребята из МВД пока таких наработок не имеют. Пусть наши и закончат дело.

— Уверены, что справятся?

— В своих я уверен. Там такая деликатная операция намечается, что не числом надобно, а умением. Чем меньше русских окажется сегодня в Шварцвальде, тем лучше для операции.

— Сын там?

— Там.

— Гарантируете его жизнь и здоровье?

— Да. Бобреневу удалось внедрить своего человека в клинику.

— Какая помощь нужна?

— Следы из Австрии ведут сюда, в Москву. Во главе всей организации стоит некая дама, для которой торговля детьми лишь один из контролируемых ею «промыслов». У нее связи очень широкие. Я не могу вскрыть нарыв, не тронув кожу скальпелем. Нужно брать всю организацию. А там и торговля наркотиками, автомашинами, и нашими, и иномарками, «пирамиды», построенные на всех этих «бизнесах». И ниточки на самый верх! Мне нужна гарантия, что, начав ворошить этот змеюшник, я доведу дело до конца, меня не отзовут на другое дело, не направят срочно в отпуск, не уволят из прокуратуры...

— Но Кожин...

— Честнейший человек. Так и на него может быть оказано давление. Непосильное для него давление. Поддержите.

— Поддержу. Что еще?

— Могут быть ходатайства об изменении этой даме меры пресечения, давление на суд со стороны самых высоких госструктур. Прикройте.

— Прикрою. Что еще?

— А дальше дело техники. Моей техники. Можно, я вам напоследок, чтобы снять напряжение, анекдот наш, следственный, расскажу?

— Давайте. Я следственных не знаю. У нас тут чаще еврейские, армянские, грузинские, чукотские... Словом, как и в прежнем ЦК, в моде анекдоты на тему дружбы народов... Такой, знаете, от которой потом не остается камня на камне.

— Понял вашу иронию. Сочувствую. У нас проще нравы: на худой конец, про поручика Ржевского. Да, так вот. Задержан человек, убивший другого. И вот его показания на первом допросе:

«Ну, в натуре, гражданин следователь, я сам поражен! Прихожу домой, а там мужик сидит с ножом в руках. Я ему: «Ты чё, в натуре, в моем доме делаешь?» А тот, не говоря дурного слова, встал и вдруг упал, аккурат на нож напоролся».

«Так на его теле эксперты насчитали десять колото-резаных ран!» — говорит ему следователь.

«А я что говорю, гражданин начальник? Он встал — упал, на нож; опять встал — упал, снова на нож напоролся, опять, сука, встает и снова, гад, падает, и снова, вы не поверите, на нож! И так действительно десять раз. Я же тут ни при чем! Я, в натуре, прихожу домой, а там мужик сидит с ножом в руках. Я ему: «Ты чё, в натуре, в моем доме делаешь?»

Я понял, наверное, вас. Ваша проблема — не преступника задержать, а доказать его вину.

— Это точно. Никто не признает вину сразу. Во всяком случае, если речь идет не о бытовиках, а о профессиональных преступниках. А тут такие деньги гуляют. На эти деньги всем старикам России можно год пенсию повышенную платить, студентам — стипендии. А там, где большие деньги, поверьте человеку, проработавшему четверть века на следствии, все становятся молчаливыми и сдержанными. Потому что лишнее слово — это приговор, лицензия, смерть.

Я вас понял. Любую помощь окажу, любую поддержку. Работайте спокойно. Думаю, мне хватит власти оградить вас от давления.