Кровь страсти – какой ты группы? - Виорэль Михайлович Ломов

– Здравствуйте, – с полным ртом ответил Кукуев.

– А вот и я, – снова улыбнулась гостья.

– А это я, – ответил Василий Васильевич и проглотил недожеванный кобург. Кобург в отместку застрял где-то под ложечкой.

– Так я зайду? – спросила девушка, уже зайдя в квартиру.

Кукуев откашлялся, но не смог произнести ничего, так как девушка уже шла мимо него в зал.

– Закройте дверь! – бросила она.

Василий Васильевич закрыл дверь и тоже пошел в зал.

– О! Эммануэль! Классный фильм. И место это потрясное. Как он ее трахает, а? Нравится? Можно? – она налила себе водки и выпила. Закусила и несколько минут смотрела на французские страсти. – Ты что стоишь? Достань еще рюмку. Жарко.

Девушка стащила майку и осталась без ничего. Груди нахально торчали вперед и вверх. У Кукуева ослабли ноги, он достал рюмку, сел и выпил, не отрывая взгляда от роскошной груди незнакомки. Девушка пару минут посмотрела на Эммануэль, вздохнула и пересела на колени Кукуеву.

– Время идет, котик. Давай ближе к делу.

– Простите… А как вас звать? Звать тебя как? – дурея, спросил Вась-Вась.

Пышечка поцеловала его за ухом, а руку запустила в штаны.

– Да не все ли равно как? – сказала она. – Зови Татьяной. Где будем-то? Тут, что ли? Хочешь, как они?

Кукуев сорвался, как стальная пружина, смял девчушку и яростно терзал ее прямо на полу добрых двадцать минут.

– Да-а, – сказала Татьяна и голая прошла в ванную. Помылась, вышла из ванной и встала перед зеркалом, поправляя прическу. Кукуев приложил руку к ее круглой попке и почувствовал, как его вновь переполняет желание. И он тут же дал ему волю.

– Ну, дядя, ты черт, а не мужик. Вот не ожидала! Опять мыться?

– Слушай, Танюха, классно! – сказал он ей, когда она вышла из ванной и стала одеваться. – Откуда ты такая?

– Откуда, откуда? От «Феи». А может, от «Меркурия». Я сама еще толком не разобралась. Начинающая я! – засмеялась Танюха. – Подготовительная группа! Дали адресок, вот и пришла.

– Кто дал адресок? – не понял Кукуев и снова потянулся к девушке. Та мягко отстранила его. Взглянула на часы. Заторопилась.

– О! Ты гляди, час скоро. Как быстро времечко минуло! Меня следующий дядечка ждет. Чего смотришь? Баксы гони и в квитанции распишись, – она достала из сумочки смятую квитанцию.

– Какие баксы? Какая квитанция? – оторопел Вась-Вась.

– Мы, дядя, по квитанции работаем. Отчетность у нас такая.

Кукуев вертел в руках бумажку.

– За что расписаться-то? Тут «прочистка канализации» написано. Больше ничего.

– А ты что делал, сантехник? Вот за прочистку и плати. Сто баксов. Расписывайся. И давай-давай, меня уже время подпирает. Если хочешь встретиться, звони опять. А то и так могу с тобой договориться. Смотри. За так. Еще пару разиков. Ты ничего. Что смотришь на меня так? Доставай золотые сольдо и расписывайся.

Татьяна кончила прихорашиваться у зеркала и уже строго посмотрела на Кукуева.

– Не понимаю, – ответил тот. – Я полагал, что у нас по обоюдному, так сказать, согласию…

– По любви? – насмешливо спросила Татьяна.

– Но позвольте. Нет, вы пришли откуда-то. Среди ночи. А теперь суете мне под нос эту квитанцию…

– Дядя! Кто кому сует – это вопрос. Ты что, не хочешь платить? Ладно, – Татьяна забрала у него квитанцию и направилась к двери. Открыла ее и сказала в темноту со вздохом. – Жаль, проблемы возникли.

Зашли двое. На Кукуева хватило бы и одного.

– Добрый вечер, – приветливо сказал тот, что пошире.

Тот, что повыше, не сказал ничего, а взял у Татьяны из рук квитанцию и спросил Кукуева:

– Черепанов?

– Чего? – не понял Кукуев.

Высокий посмотрел на широкого, повел шеей и снова спросил:

– Черепанов, спрашиваю? Никодим Семенович, квартира 43?.. Или что-то не так?

– Все не так, – истерически заверещал Вась-Вась. – Все не так! И я не Черепанов, а Кукуев. И я не Семен Никодимович…

– Никодим Семенович, – поправил высокий.

– …не Семен Никодимович, а Василий Васильевич. И квартира эта не 43, а 41. И вообще я ничего не понимаю! Среди ночи врываетесь в дом… Я сейчас буду звонить в милицию!

– Никуда ты не будешь звонить, – ласково произнес широкий и вырвал из телефонного аппарата шнур.

– Татьяну трахал, Кукуев? – спросил высокий.

– Ладно, чего время с ним терять, – сказал широкий. – Раз без штанов стоит, не свечку же он ей ставил.

– Ой, уморил, – зашлась в смехе Татьяна. – «Свечку ставил»!

– Расценки знаешь. Гони сотню. А мы за наше беспокойство выпьем. У тебя тут закусочка неплохая. Я сегодня и не ел ничего, с этой паршивой работой! – гоготнул высокий. – Папаша, будь доберманом, накати еще один пузырек, а то тут капли остались. И нам некогда. Придется перед следующим извиняться за задержку рейса. Пять минут тебе на все про все.

Высокий сделал ложный выпад, протянул руку к святому для каждого мужчины месту. Вась-Вась инстинктивно дернулся.

– Штаны надень. Потеряешь.

Кукуев влез в штаны, пошел в кладовку, взял из ящика бутылку водки и из тайничка вытащил две пятидесятидолларовые бумажки. Почему-то сотенную стало жалко.

– Вот! Это поступок не мальчика, но мужа! Смотри, Толян, и нам с тобой полтинник за труды.

Вась-Вась впервые в жизни, как говорится, обдернулся и вместо двух ассигнаций вытащил из тайника три. Широкий потрепал Кукуева по щеке:

– Молодчага!

– Не трогайте меня! – сорвался Кукуев на фальцет.

– Ну-ну, кто тебя трогает? Ты примерный мальчик. Не забудь расписаться. Денежный все-таки документ. Друг, есть цитрамон? – неожиданно попросил он Кукуева. – Если есть, дай две штуки.

Кукуев дал широкому таблетки, нацарапал какую-то подпись и выпроводил непрошеных гостей. Широкий захватил на прощание трехкилограммовый кусок кобурга.

– Он тебя, Татьяна, не обижал? – вдруг спросил широкий в дверях и понюхал бельгийский деликатес.

– Нет, не обижал, не надо, Штопор, – Танюха взяла парня под руку и вытолкнула его. – Дя-дя! По-ка! Ну что, Анатоль, в 43-ю пойдем или на спуск? Везде опоздали…

Дверь захлопнулась. Кукуев глянул в глазок. Там было абсолютно темно, но ему вдруг показалось, что он видит в глазке 42-й квартиры ведьмин Федулин глаз.

Испытание страхом

Утром Василий Васильевич, не выспавшийся и злой на самого себя, уехал на дачу. Два дня прошли в известных сельских радостях, а в воскресенье вечером Кукуевы, усталые, но довольные, вернулись домой. И только они помылись, поужинали и легли отдохнуть, наверху загремела музыка.

– Никак вселился кто-то? – сказала Галина. – Молодой, наверное.

Сорок третья наполнилась голосами, криками, непрерывной ходьбой и беготней.

– Отмечают новоселье, наверное? – сказала Галина и посмотрела на мужа. – Ты чего молчишь? Третий день молчит!

– А? Что? Нет. Я ничего, – Василий Васильевич с трудом