Кровь страсти – какой ты группы? - Виорэль Михайлович Ломов

– Остынь, Раскольников, – пророкотал майор. – Без тебя разберемся. Где убиенный? И граната?

Галина схватила левой рукой скалку и закричала:

– Я его, паразита, не топором, а вот ей!

– Ну, и где он?

– Наверх утащили.

– Граната где?

– Да ка-акая граната?

Власть с гулом поднялась наверх, позвонила и нетерпеливо застучала руками и ногами в дверь. Дверь открылась, наверху зашумели, закричали, попадали на пол. Потом глухо и властно зарокотал майорский голос, после него приглушенно зажужжал целый рой рядовых паразитов, снова рокот, снова жужжание. Взвизгнуло: «Не имеете права!» Упало. Рокотнуло: «Имеем!» Взвизгнуло невнятно и опять упало. Упало в третий раз, но уже молча. Жужжание стихло, стукнула растворенная дверь, стадо вышло и с топотом проследовало вниз. Снизу зарокотало: «По машинам!»

– Повели! Повели кота на мыло! – радостно шептал Кукуев, а Галина так сильно сжимала топор и скалку в руках, что у нее побелели пальцы. А наверху было тихо-тихо… Кукуеву уже стало казаться, что он и впрямь рванул там противотанковую гранату от всей души.

Во дворе в свете фар трех милицейских «газиков» шла беседа представителей власти и паразитирующей при этой власти части населения. Судя по размерам пятна, эта часть была довольно приличной, в смысле количества. Было никак не меньше человек двадцати.

Двоих или троих «паразитов» затолкали в машину и машины уехали. Большая часть пятна поползла со двора вон, а меньшая направилась в подъезд. «Что же это? – побледнел Кукуев. – Возвращаются?!» Мимо прошлепали и процокали три-четыре человека, скорее всего девицы. Кукуевы успокоились. Дом тоже успокоился. Обыватели посмотрели из темных окон во двор, обсудили разгул преступности и бессилие властей, кто попил чайку, кто хлебнул водки, помочились, почесались и снова легли спать. Наверху было тихо. Только часов в пять утра кто-то разбил об пол бутылку, женский голос истерически закричал, а потом зарыдал. Сквозь тяжелую дрему казалось, что сначала проорал петух, а затем загундел индюк. Через пять минут все стихло.

В 10.35 утра Федула со своего поста видела, как сверху спустились пять шалыхвосток с сумками. Одна из них, маленькая, полненькая и кучерявая, кивнула в сторону 41-й квартиры и сказала:

– Там, девушки, такой… – последние слова Федула не расслышала, так как они потонули в шуме шагов и смехе. Федула долго ломала голову, кто же это «такой». Да козел, решила она и успокоилась.

И с этого дня в квартире 43 наступила тишина. А квартира 41 обрела рай.

Испытание водой

Всю вторую половину мая и первую половину июня квартира 43 пустовала, и Кукуевы почти забыли о ее существовании. Пару раз приезжал «Мерседес». Из него не спеша вылезали полный мужчина и полная женщина, не спеша шли в подъезд, поднимались на четвертый этаж и проводили в 43-й квартире минут десять-пятнадцать, после чего, так же не спеша, спускались во двор, залезали в машину и уезжали.

В начале июня, буквально в один день, уехали жильцы из 44-й квартиры. Они поменялись на другой район с какой-то сумасшедшей доплатой. Но в их квартиру тоже никто не въехал.

В третий раз «Мерседес» прикатил вместе с джипом. Из «Мерса» вылезла та же парочка, а из джипа выскочил мужчина средних лет. Они поднялись наверх, быстрее, чем в первые два раза, и пропадали наверху битый час.

Через два дня, в понедельник, в восемь часов утра в подъезд зашли пять здоровенных мужиков, а через несколько минут на «Ниве» прикатил шестой, субтильный. Он прыжками преодолел лестничные марши, и Федула пробормотала себе под нос: «Так, пять бугаев и один козлик». Это была бригада строителей-ремонтников во главе с опытным бригадиром-козликом. Через полчаса подъехал вишневый джип. Из него выскочил знакомый уже жильцам подъезда мужчина средних лет. Кукуев в этот день на работу собирался идти к вечеру, так как ночью предстояло встречать фуры с окорочками. Он брился, когда наверху зашагали тяжелые шаги, много тяжелых ног уверенно топтали стертый поколениями граждан потрескавшийся отечественный линолеум. Ноги потоптались, потоптались, спустились во двор, сели в подъехавший грузовичок с крытым верхом и укатили, а наверху еще долго шарились две или три пары более легких ног, не привыкших ежедневно перетаскивать вниз-вверх кубометры и тонны грузов: вниз – мусор, доски, битую плитку и камни, ржавые трубы и батареи, черные ванны и рыжие унитазы, наверх – то же самое, только новое и блестящее.

Кукуев порезался и решил, что это дурное предзнаменование.

Еще через пару дней в 43-й и 44-й квартирах начался погром. Рушили перегородки, сдирали обои, линолеум, оббивали штукатурку, резали трубы и выдирали так называемую сантехнику. С некоторых пор все имена существительные с именем прилагательным «отечественный» стали вдруг распадаться и перестали существовать как самостоятельная часть речи. Их выдирали, как гнилые зубы или разбитые унитазы, и вышвыривали вон. Вскоре о них вообще стали забывать. Еда, ремонт, машина, отдых, любовь, лекарства…

С утра до ночи, весь долгий летний световой день, включая субботы и воскресенья, на протяжение двух недель стоял гром, визг и треск. Подъезд покрылся пылью в палец толщиной – Федуле три раза в день приходилось протирать свой глазок, были оббиты все углы и стены, выкрошены ступени, сломаны перила, и не успели все еще разрушить в квартирах и в подъезде, как снизу стали поднимать мешки с цементом и песком, кирпич, кафельную плитку, доски, бруски, ДСП и оргалит, сетку рабица, гвозди, шурупы, паркет, плинтусы, панели, трубы, сантехнику, какие-то коробки и ящики, красивые мешки и пакеты, уйму нужных и ненужных материалов.

Вишневый джип приезжал каждый день и мужчина средних лет поднимался на четвертый этаж и смотрел ход ремонта. Внизу он отряхивался и уезжал до завтра.

На смену грохоту, шуму, пыли и сварочной гари пришли дикий визг пилы, дрели, точила, стук молотков, шкрябанье скребков и прочий набор гнусных звуков, как выражаются торговые работники, в ассортименте. Это был апофеоз симфонии перестройки. Как выразился любитель Вивальди и Россини Пендюрин: «Шостакович, помноженный на Губайдулину».

Потом опять таскали снизу вверх и сверху вниз, гремели и били, стучали и визжали, и так непрерывно два месяца. Лето пропало.

Но вот стали постепенно стихать грубые и громкие звуки, им на смену пришли тоненькие, короткие, завершающие. Снова приехали парой «Мерс» и «Чероки», снова поднялись наверх полный мужчина, полная женщина и поджарый хозяин квартир. Они были в отличном настроении, смеялись и много говорили друг с другом.

Потом несколько дней привозили и таскали наверх