Одноглазый дом - Женя Юркина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– У меня есть важные сведения! – выпалила Флори.
Ей не терпелось обсудить это со всеми, и она, усадив господина Лоурелла на кухне, попросила Офелию позвать Десмонда.
Флори дождалась, пока все слушатели рассядутся по местам, и лишь тогда объяснила, в чем дело. Встретившись с ценовщиком, она попросила еще раз описать заказчика, спрашивая не только о лице, а о внешнем виде в целом. По заверениям Лоурелла, руки заказчика были ничем не примечательны. Ни перчаток, ни длинных рукавов, ни платков, скрывающих запястья. Что ни на есть обычные руки.
Флори повернулась к Десу и спросила, может ли он снять браслеты. Пока Дес возился с ремешками и заклепками, Офелия вспоминала байки, что слышала от работников таверны: все они оказались не правы. Браслеты упали, обнажая запястья – обожженные, покрытые рубцами. Лоурелл даже невольно отстранился, не ожидая увидеть такие шрамы.
– Вы по-прежнему уверены, что этот человек – и есть ваш заказчик? – спросила Флори, едва сдерживая улыбку. Очевидно, она знала ответ, просто хотела услышать его из уст самого Лоурелла, чтобы Дарт и Рин получили доказательство от свидетеля, которому безоговорочно верили.
– Кажется, я ошибся… Вряд ли такие ожоги можно замаскировать или скрыть. – Он глянул на Деса и пробормотал: – Прошу прощения.
Тот в ответ лишь отмахнулся – и осталось неясным, принял он извинения или нет.
В комнате повисло растерянное молчание.
– Я как-то упустил этот момент, – пробормотал Дарт. Видимо, он чувствовал себя виноватым перед другом или просто глупым из-за того, что пропустил важную деталь.
Лоурелл нервно постучал пальцами по столу.
– Я вспомнил кое-что еще… Один странный нюанс, – задумчиво проговорил он, затем внимательно оглядел присутствующих и заключил: – Мой заказчик спрашивал не только о способностях дома, но и о том, чем его кормить. Я засмеялся, сказав, что безлюди – не дворовые собачки, чтобы задабривать их едой.
От Офелии не ускользнуло, как переглянулись Дарт и Рин, поняв друг друга без слов. Значит, кто-то спрашивал у ценовщика о приманке. Кто-то, знающий о привычке безлюдей открывать двери тем, кто принесет им подходящее лакомство.
– Мухи, – пробормотал Рин, словно разговаривал сам с собой, и махнул рукой, якобы отгоняя назойливое насекомое, чтобы у Лоурелла даже подозрения не закралось о том, что его мелкое наблюдение имеет какую-то важность. Офелия вспомнила рой мух, кружащих на кухне дома. Вероятно, эта приманка и помогала злоумышленникам усмирять безлюдя.
Лоурелл засуетился, сославшись на скорый отъезд, и отказался от того, чтобы его подвезли к Почтовому каналу. Как и многие чужегородние, он хотел воочию увидеть празднование Ярмарки. Сегодня жители Пьер-э-Металя готовились к предстоящему карнавалу, и на улицах царила суета в окружении меняющихся декораций.
После ухода Лоурелла Дарт предложил переместиться на улицу, поскольку присутствие Рина продолжало выводить безлюдя. Уютная обстановка сада сделала разговор таким душевным, будто они обсуждали не убийства и коварный замысел, а спектакль, увиденный на одной из ярмарочных сцен.
За утро Рин успел добыть новую информацию. Пытаясь найти потенциальных покупателей яда из Ящерного дома, он прошерстил почтовые архивы. Если злоумышленник находился в Пьер-э-Метале, Почтовый канал был его единственным шансом связаться с чужегородними. И одно подозрительное письмо отыскалось. Около недели назад оно пришло из столицы на имя главы Общины. В самом письме с пометкой «благотворительность» не было ничего странного – как бы Община ни старалась, она не могла стать финансово независимой, поэтому жила за счет пожертвований. Рина привлек адресант – крупнейшая фармацевтическая компания. Зачем такому гиганту поддерживать никчемных фанатиков? Не затем ли, чтобы получить доступ к редкому сырью и упрочить свое превосходство?
Рин припомнил Общине реакцию на убийство мальчишки – вернее, никакой реакции от главы так и не последовало. Слишком много подозрительных деталей было связано с этой Общиной.
В своих версиях они ошибались так часто, что уже боялись поверить в удачу. Ситуация с Десом научила их не делать поспешных выводов. Теперь, прежде чем действовать и бросаться обвинениями, следовало все тщательно проверить. За этим мог стоять сам глава, кто-то из фанатиков или третий, прикрывающийся Общиной как закрытым обществом. Власти старались не беспокоить их, считая то ли опасными, то ли сумасшедшими. Никто не знал, что происходит за стенами их поселения. Туда нельзя прийти, чтобы пообщаться с местными, или вторгнуться со следящими безо всяких на то оснований. По словам Рина, именно в таких укромных местах и прорастали темные мысли.
Узнать о делах Общины можно было лишь изнутри. Они стали обсуждать, как попасть на закрытую территорию. Чтобы заявиться туда со следящими, требовались четкие обвинения, а не пустые догадки. Притвориться последователями Общины и примкнуть к ней они тоже не могли: говорили, что глава лично беседует с каждым желающим, проверяя приверженность идее. У них не осталось времени, чтобы вникнуть в идеологию фанатиков, да и притворяться одним из них было слишком рискованно. Тогда Флори предложила появиться под видом артистов. Ярмарка была главной традицией города – ураганом, захватывающим все на своем пути. Ты мог быть чужеземцем, невеждой, затворником, но все равно подчинялся силе праздника. Время, когда бдительность усыплялась красочными шествиями и представлениями, когда отпирались двери и заколоченные окна распахивались, чтобы впустить музыку. В главный день Ярмарочной недели даже крепость отшельников ослабляла защиту и впускала в свои владения артистов, которые съезжались в Пьер-э-Металь отовсюду. Став частью карнавала, можно усыпить бдительность фанатиков, скрыть свою личность под яркими костюмами, а в случае неудачи раствориться в толпе.
Десмонду идея сразу понравилась – оно и неудивительно. Все знали, что он любит наряжаться, выступать и кривляться. От Дарта сегодня не ждали чего-то кроме разговоров о том, какие опасности таились в этом плане. А Рин хоть и поддержал предложение Флори, но сразу заявил, что участвовать в маскараде не сможет; вряд ли его удастся загримировать так, чтоб никто не признал в нем домографа. Многие фанатики воспринимали его как злейшего врага, защищающего безлюдей; соваться в Общину такой ненавистной и узнаваемой личности не следовало. Дес и здесь нашел повод высмеять Рина: «Вот
