В исключительных обстоятельствах - Виктор Пронин

И только он подумал об охотнике, как тут же и увидел его. Остановился в испуге, решив, что это ему привиделось, протер глаза, смахнув с лица слой мошки. Охотник все так же стоял под сосной и смотрел в его сторону. Это был невысокий нанаец, сухонький, с рыжеватой бородкой. Раскосые глаза на широком скуластом лице, словно клещи, впились в кусты, за которыми был Красюк. На всякий случай Красюк резко припал к земле, сразу по старой привычке прикинув, что если отнять у охотника ружье, то можно не бояться ни медведей, ни глухомани, ни угрозы голодного конца. Выглянул из-за куста, увидел, что охотник медленно поднимает винтовку в его сторону. Красюк похолодел от простой и ясной мысли: его, согнувшегося за кустом, охотник принимает за зверя и сейчас всадит ему пулю.

— Э-ей, не стреляй! — закричал он, вскакивая во весь рост.

— Ты чего, хурды-мурды, как росомаха? — спросил охотник.

— Испугался.

— Медведь пугайся, лисица пугайся, человек человека не боись. Ты кто?

— Геолог я! — обрадованно закричал Красюк. Он решил пока потрепаться с охотником, заморочить ему голову, чтобы выбрать момент и забрать ружье, жратву и все остальное, что есть в торбе за его спиной.

— Геолог — другая людя.

— Говорю, геолог. — Он выхватил из-за пазухи сверток, торопливо развязал, показал самородок. — Видишь, золото нашел.

Но это, как видно, еще больше обеспокоило охотника.

— Золото всякая людя находи.

— Чалдон недоверчивый, — тихо выругался Красюк. — И вдруг представил, каким он сейчас стоит перед охотником — без ружья, без вещмешка, в изодранной телогрейке, с лицом, черным от кровоподтека, затянувшего висок и глаз, от грязи, от крови раздавленных комаров.

— Честное слово, геолог, — закричал он, — чего ты мне не веришь?! Мы тут руду ищем, касситерит, слышал? Тут знаешь какая земля?! Тут скоро дороги, города построят. Пивные будут. Понимаешь? Заблудились мы. Товарищ тут недалеко остался, а я дорогу ищу.

— Иди, кажи товарищ.

— Прямо сейчас?

— Сейчас, сейчас.

— Давай хоть отдохнем.

— Ты отдыхай, а товарищ погибай?

Возразить было нечего. Красюк повернулся и пошел, стараясь идти по своему следу. Но скоро понял, что не уверен в дороге, и крикнул охотнику, идущему следом:

— Долгое озеро знаешь? Это в Оленьих горах.

— Знаешь, знаешь, — отозвалось за спиной. И Красюк понял не оборачиваясь, что охотник ему па-прежнему не доверяет, идет поодаль.

— В озеро впадает речка Светлая.

— Знаешь, знаешь.

— В десяти километрах вверх по речке он и остался. Больной.

— Право давай, право. Сопка большой — дорога быстрый.

Красюк послушно свернул вправо, полез на сопку. Склону, казалось, не будет конца. Вершина была — вот она, рядом за кустами. Но, поднявшись к кустам, он увидел другой склон и другие кусты.

— Сопка два раза обмани, третий правду говори! — крикнул охотник, удивительной проницательностью дикаря угадавший недоумение Красюка.

За первым выступом был другой, за другим — третий. Взобравшись наконец на вершину, Красюк увидел далеко уходящий пологий склон и сверкающее лезвие реки. На вершине охотник подошел ближе, и Красюк подумал — не кинуться ли теперь. Но решил пока не рисковать, сел на землю, отвалился спиной к тонкому стволу лиственницы. Охотник не садился. Прищурив и без того узкие глаза, внимательно осмотрел дали и показал куда-то вниз:

— Там твоя товарища?

Красюк ничего внизу не увидел, но согласно кивнул.

— Наша торопись, товарища выручай, — сказал охотник и пошел, покатился вниз, маленький, ловкий, юркий.

Через полчаса охотник вышел к реке, увидел Сизова, лежавшего навзничь на подстилке из пихтовых веток. Охотник присел над ним, потрогал лоб и почему-то почесал за ухом.

— Товарища, товарища!

— А? Кто это? — очнулся Сизов.

— Охотник я, Акима Чумбока.

— А, Чумбока, ну слава богу! — сказал Сизов тихо и успокоенно, словно узнал старого знакомого. — Плохо мне, товарищ Чумбока.

— Ничего, болезни есть — человека нету, человека есть — болезня нету, — произнес Чумбока загадочную фразу.

Он положил винтовку, развязал мешок, достал кожаный мешочек и отсыпал из него какой-то массы, похожей на табак, поднес Сизову к губам.

— Кушай нада. Трава кушай — болезня боись, болезня беги, приходи завтра.

Сизов принялся жевать и вдруг задумался, посмотрел вопросительно на охотника.

— Послушай, товарищ Чумбока, меня ты оставь, надо в тайге человека найти. Послал я его в Никшу, понимаешь? За помощью. А тайги он не знает, боюсь, заблудится. Найти его надо.

— Капитана — хороший человека, товарища — плохой человека, хитрая росомаха.

Он показал рукой в сторону, и Сизов, приподнявшись, увидел медленно приближавшегося Красюка. Долго пристально смотрел на него, словно не узнавая, и вдруг вскочил на подгибающиеся ноги, шатаясь, побежал навстречу.

— Где образцы? Образцы где? — закричал еще издали.

— Потерял. Сам еле живой.

— Потерял?! — Он крикнул это так громко, что эхо скакнуло по распадку. — Иди ищи! Сейчас же!..

— Ладно, — зло сказал Красюк. — Подумаешь, камни.

— Они наших жизней дороже. Это же олово, свинец. Это же... — Он зашелся в кашле, сухом и тягучем.

— Подумаешь, олово. Не золото же. Что им, ведра лудить?

Сизов махал руками и не мог ничего сказать — душил кашель.

— Свинец — пуля надо, — вмешался Чумбока. — Фашиста стреляй надо. Фашиста много — пуля надо много-много.

Кашель отпустил Сизова сразу, словно внутри его захлопнулась заслонка.

— Какая фашиста? — тихо спросил он, не замечая, что невольно подражает охотнику.

— Немецкая фашиста, злая людя, хуже росомаха, бомба бросай, города, стойбища гори.

— Что ты говоришь, Чумбока? Ты понимаешь, что ты говоришь?

— Моя всегда понимай. Ты много тайга гуляй, ничего не знай.

— Война, что ли? — испуганно спросил Сизов.

— Война, война, — обрадованно закивал Чумбока. — Фашиста много-много. Минска себе забрала, Смоленска себе забрала.

— Что ты говоришь такое? — Сизов почти шептал, боясь даже произносить названия городов, так далеко отстоявших от границы. — Ты знаешь, что такое Минск или Смоленск, знаешь, где они?

— Я ничего не знай. Охотники так говори, газета так говори.

— У тебя есть газета?

Чумбока полез в свой мешок, достал какие-то лохмотья. Но Сизову и этого было довольно, расправив листок на камне, долго и пристально рассматривал полустертые строки. Потом медленно поднял тяжелый взгляд на Красюка.

— Там твои камни, — не дожидаясь вопроса, сказал Красюк. — В лесу валяются.

— Принеси! — угрожающе сказал Сизов. Он поднялся, покачнулся на ватных ногах, и Чумбока тут же подсунулся ему под руку, обхватил за спину, повел к веткам пихты.