Warhammer 40000: Ересь Хоруса. Омнибус. Том II - Дэн Абнетт

С разрушением стен битва в ущелье не стихла. Еще больше баррикад перегораживали извилистые теснины, блокируя пути, ведущие внутрь Дробилки. Зеленокожие окопались везде, где только могли. Они хлынули из своих убежищ, бросаясь на нас толпами, пробираясь по каменистому дну ущелья и торопясь пустить нам кровь. Мы прорубали путь через длинные дефиле, втянувшись в жестокую свалку и атакуемые со всех сторон.

Многие мои братья оставались в седле, проносясь вдоль и поперек по длинному ущелью и уничтожая вражеские огневые позиции на скорости, недоступной защитникам. Остальные, как и я, наступали в пешем строю, стремясь поскорее сцепиться с зеленокожими.

Сблизившись с нашей добычей, мы почувствовали смрад ее крови и пота, услышали прерывистый рев и ощутили, как дрожит земля от топота множества ног. Даже убивая их, мы наслаждались их мастерством и свирепой отвагой, осознавая, каких превосходных существ истребляли.

Джучи был прав. Со смертью последнего зеленокожего день станет унылым.

Единственное, что меня беспокоило — это медленное продвижение Торгуна. Мы наступали без остановки, прорывались все дальше в ущелье, сжигали каждую попадавшуюся на пути баррикаду, убивали всех на своем пути. Я рассчитывал, что братство Торгуна будет следовать сразу за нами. Нам бы пригодилась поддержка их отделений тяжелого вооружения.

Мое братство начало отрываться от них. Им следовало быть быстрее.

После того, как мы прорвались к первой развилке в извилистом ущелье, я покинул поле боя, позволив своим воинам сражаться самостоятельно.

— Брат мой! — выкрикнул я по вокс-каналу, который выделил вместе с Торгуном для личных переговоров. — Что тебя задерживает? Ты заснул? Мы обратили их в бегство!

Я хотел, чтобы мои слова были понятными, как и всегда посреди битвы. Вероятно, я даже немного рассмеялся.

Ответ Торгуна поразил меня.

— Что ты делаешь? — ответил он. Даже по радиосвязи я расслышал гнев в его голосе. — Закрепись на своей позиции, капитан. Вы растягиваетесь. Я не буду поддерживать такой темп. Мы не зачистили точки входа.

Я огляделся. Битва была хаотичной и неконтролируемой, какими и бывают всегда сражения. Орда орков накатывалась по дну долины, огромная и беспорядочная. Она встретилась с тонкой линией Белых Шрамов и с яростью набросилась на них. Мы уже замедлились. А нам следовало быстро опрокинуть их, обрушиться, прежде чем они наберут темп, отбрасывать снова и снова.

Задача была важной и не терпела отлагательств. Каган будет быстро наступать к центру Дробилки. Другие братства будут спешить, чтобы соединиться с ним. Я боялся отстать.

— Мы наступаем, — сказал я, сообщая об этом, как о свершившемся факте, и больше не улыбаясь. — Мы одолеваем их и не должны останавливаться.

— Вам не одолеть их. Удерживайте позицию. Ты слышишь меня? Удерживай свою позицию.

Командный тон поразил меня. Какой-то миг я старался подобрать слова.

— Мы наступаем, — повторил я.

Выбора не было. Он должен понять этого.

Торгун не ответил. Я услышал его ругательства и едва разобрал приглушенный треск рвущихся вдалеке боеприпасов.

Затем он отключил связь.

Джучи, который сражался поблизости, с насмешливым видом подошел ко мне.

— Проблемы, мой хан? — спросил он.

Я не сразу ответил, так как был обеспокоен, и задумался над тем, чтобы приказать своим воинам отступить, закрепиться на позиции и подождать подхода терранцев. Это сохранило бы согласие между нами, которое я не хотел разрушать.

Мы были братьями, он и я. Мысль о раздоре между братьями была возмутительной.

Затем я оглядел ущелье и увидел бойню, устроенную нами. Увидел мой минган во всем блеске его непревзойденной ярости, воинов, сражающихся со страстью и непринужденностью, как и требовала их природа.

— Никаких проблем, — ответил я, пройдя мимо Джучи, чтобы вернуться в бой. — Мы опрокинем их.

Мы продолжали биться. Мы сражались, когда солнца начали садиться, сражались, когда погас свет, превратив ущелья в омуты маслянистой тьмы. Мы надели шлема и воспользовались ночным режимом охотника, чтобы преследовать орков, беспрерывно наступая и атакуя их.

Они неистово сопротивлялись. Со времен Улланора я не видел, чтобы зеленокожие так сражались. Они концентрировали войска, устраивали засады, насылали на нас воинов-самоубийц. Каждая баррикада брала с нас плату, каждая огневая точка забирала жизни, прежде чем мы уничтожали ее. Мы поддерживали изнурительный темп, не позволяя им перегруппироваться, а себе замедлиться. Наша кровь смешалась с их кровью. Ущелья были забрызганы ею, она окрасила серую пыль в темно-красный цвет.

В предрассветный час, когда все три солнца все еще были за горизонтом, я, наконец, приказал моим братьям остановиться. К этому времени мы продвинулись далеко в Дробилку. Нас окружали все более глубокие ущелья и отвесные скалы из белого камня. Со всех сторон лились потоки огня. Группы зеленокожих обходили нас, проскальзывали по опасной местности на уже захваченную нами территорию. Они вопили на нас из теней. Крики отражались от окружающих скал, усиливаясь и искажаясь. Словно сама земля изводила нас.

Я вспомнил предостережение Торгуна и задумался над тем, что он, возможно, был прав, и мое желание наступать поставило нас в затруднительное положение. Его братство было все еще далеко от нас, упорно, но неторопливо продвигаясь к нам. Меня не покидала мысль, что он умышленно не спешил.

— Мы займем позиции здесь, — отдал я приказ Джучи и Бату, чтобы они передали его остальным. — На рассвете возобновим наступление.

Выбранное мной место было ближайшим к бастиону. Над сильно пересеченной местностью возвышалось широкое каменистое плато, предоставляя выгодную позицию над окружающей территорией. Три стороны были отвесными, в то время как четвертая снижалась склоном из раздробленных камней и щебня. Возвышенность не была идеальной — пики на дальней стороне ущелья возвышались над нами, и на самом плато было очень мало укрытий.

Тем не менее оно давало нам возможность остановить рост потерь, заново придать определенную упорядоченность битве. Мы прорвались на плато, карабкаясь по крутым расселинам в скалах, соскальзывая по щебню. После захвата возвышенности мы окопались вдоль склонов, получив возможность вести огонь по теснинам сверху. Я бросил уцелевшие эскадроны гравициклов на стационарные огневые точки, но запретил им продвигаться дальше после уничтожения целей.

Как я и предполагал, зеленокожие сочли нашу остановку за слабость. Они устремились на нас, выскакивая из скрытых тайников и туннелей, которые мы полностью не уничтожили. Орки хлынули по крутым склонам плато, карабкаясь друг по другу в своей жажде добраться до нас. Они были похожи на армию упырей, во мраке их кожа казалась почти черной, а глаза горели красным светом.

С этого момента натиск не ослабевал. Окруженные со всех сторон мы сражались, как и зеленокожие — свирепо, бесхитростно, ожесточенно. Они взбирались, мы сбрасывали их вниз. Они цеплялись за нас, утаскивая каждого воина, покидающего строй, вниз, в ревущий ужас. Мы стреляли и кололи их, отправляли размахивающие руками и ногами тела кувыркаться в темноту, швыряли гранаты в их открытые пасти, отпрыгивая, когда тела разлетались на куски. Они окружили нас, превратив плато в одинокий остров спокойствия посреди бушующего шторма кровожадности ксеносов.

Я оставался на передовой, где шли самые тяжелые бои, орудуя двумя руками глефой, прорубаясь через плоть зеленокожих, словно они были единым, огромным, бесформенным организмом. Я чувствовал, как сильно колотятся мои сердца, а мышцы рук горят от боли. Под шлемом лицо было мокрым от пота, который стекал под горжет. Орки бросались на наши клинки, используя свои тела, чтобы изнурить нас, замедлить, пробить бреши в наших рядах, в которые могли ворваться их сородичи. Их отвага была выдающейся, сила — потрясающей, а решимость — абсолютной.

Мы были окружены и уступали в численности. Такое с нами случалось редко — мы не часто позволяли сковать нас. Наш Легион никогда не отправляли на операции по удержанию объектов в течение долгого времени, в отличие от суровых Железных Воинов или праведных, золотых Имперских Кулаков. Мы всегда презирали подобную гарнизонную службу и сочувствовали приговоренным к ней. Я не мог представить нас в подобных войнах — осажденными, прижатыми к стенам, в то время как над головами пылали небеса.

Но мы были Легионес Астартес, и сражались с уверенностью и решимостью, приобретенными с многолетним опытом. Мы ни разу не уступили. Мы платили за этот бастион на Чондаксе своей кровью, сцепив зубы и крепко удерживая позиции. Когда один из нас погибал, мы взыскивали плату, смыкали ряды и бились с еще большой яростью в этой ужасающей бойне.