Последний довод королей - Джо Аберкромби

— Никто не хочет сказать хоть что-нибудь? — снова спросил Ищейка хриплым голосом.

— Лучше всего я скажу, черт побери. — Черный Доу сделал шаг вперед.

Он окинул собравшихся долгим взглядом. В особенности долго он смотрел на Логена, как показалось Девятипалому. Скорее всего, это беспокойство сыграло с ним шутку.

— Тул Дуру Грозовая Туча, — проговорил Доу, — вернулся в грязь. Мертвые знают, мы с ним не всегда ладили. Спорили по пустякам. Наверное, виноват был я, ведь я очень упрямый парень. Теперь жалею об этом. Но уже слишком поздно. — Он прерывисто вздохнул. — Тул Дуру. Любой человек на Севере знал это имя и произносил его с уважением. Даже враги. Он был из тех парней… которые дают нам надежду. Да, я так думаю. Они дают надежду. Ты хочешь быть сильным? Ты хочешь быть храбрым? Ты хочешь, чтобы все шло правильно и надлежащим образом, как положено исстари? — Он кивнул на комья недавно выкопанной земли. — Ты возвращаешься туда, Тул Дуру Грозовая Туча. Ты не увидишь треклятого будущего. Меня стало меньше, когда он ушел, и то же самое касается всех вас.

Доу повернулся, отошел от могилы и скрылся в сумерках, опустив голову.

— Всех нас стало меньше, — пробормотал Ищейка, неотрывно глядя в землю. В его глазах поблескивали слезы. — Хорошие слова.

Они все были убиты горем, каждый из тех, кто стоял вокруг могилы. Вест, его денщик Пайк, Трясучка и даже Молчун. Все убиты горем.

Логен хотел бы чувствовать то, что чувствовали они. Он хотел плакать. Горевать о смерти хорошего человека. О том, что он сам, вполне возможно, виноват в этом. Но слезы не шли. Он мрачно смотрел на свежую землю, пока солнце не скрылось за горами и в крепости не стало темно, и совершенно ничего не чувствовал.

Если ты хочешь измениться и быть другим, новым человеком, ты должен оставаться в новых местах, делать что-то новое с новыми людьми, которые не знают, каким ты был прежде. Если ты вернулся на старую дорогу, кем еще ты можешь быть, кроме как тем же самым, прежним человеком? Надо смотреть правде в глаза. Он притворялся, что стал другим, но это было вранье. Самое жестокое и дурное вранье, если говорить до конца. Он обманывал самого себя. Он — Девять Смертей. Это факт. Он изворачивался, увиливал, хотел стать другим, но избавиться от себя не мог. Логен хотел что-то чувствовать.

Но Девять Смертей не заботит ничто.

Внезапное пробуждение

Просыпаясь, Джезаль улыбался. Безумное путешествие закончилось, скоро он снова будет в Адуе. Снова в объятия Арди. В тепло и безопасность. Он подумал об этом и завернулся в одеяло. Но тут же нахмурился. Откуда-то слышался стук. Джезаль быстро открыл глаза. Кто-то шипел на него с противоположной стороны комнаты, и он повернулся туда.

Между занавесями балдахина он увидел лицо Терезы, белеющее в темноте, и события последних нескольких недель вернулись к нему с ужасающей быстротой. Она выглядела так же, как и в день свадьбы, но теперь совершенное лицо королевы казалось ему уродливым и ненавистным.

Спальня превратилась в поле сражения. Тщательно охраняемой границей стала невидимая линия между дверью и камином, которую Джезаль отваживался пересекать на свой страх и риск. Дальняя часть комнаты была стирийской территорией, а величественная кровать — крепкой цитаделью Терезы. Ее укрепления были совершенно неуязвимы. На вторую ночь их семейной жизни, в надежде на то, что накануне они просто не поняли друг друга, Джезаль предпринял робкую атаку, закончившуюся для него разбитым носом. С тех пор он вел длинную и бесплодную осаду.

Тереза мастерски умела притворяться. Джезаль спал на полу, на какой-нибудь лежанке или на чем угодно, но только не с женой. Однако за завтраком, когда за ними наблюдали, она улыбалась ему, говорила о пустяках, время от времени ласково касалась его руки. Ей удавалось убедить даже его самого, что все наладилось, но как только они оставались одни, Тереза отворачивалась и погружалась в убийственное молчание. Она пронзала его взглядами, выражавшими такое презрение и отвращение, что ему становилось тошно.

Придворные дамы королевы относились к Джезалю с не меньшим презрением, если ему выпало несчастье оказаться в их перешептывающейся компании. В особенности одна из них — графиня Шалер, ближайшая подруга его жены с юных лет. Она сверлила его взглядом с нескрываемой ненавистью. Однажды Джезаль забрел в салон, где все двенадцать фрейлин восседали вокруг Терезы, тихо переговариваясь по-стирийски. Он почувствовал себя крестьянским мальчиком, угодившим на сборище роскошно наряженных ведьм, нараспев повторявших какое-то мрачное заклятие, возможно, направленное против него. Джезаль ощутил себя самым ничтожным и омерзительным животным из всех, какие есть на свете. А он был королем в своем собственном дворце.

Он не мог без необъяснимого ужаса подумать о том, что кто-нибудь узнает правду, хотя дворцовые слуги, если что-то и заметили, держали рот на замке. Он думал, не пора ли поговорить с кем-нибудь, вот только с кем? И о чем? Лорд-камергер, добрый день. А моя жена отказывается трахаться со мной. Ваше преосвященство, рад вас видеть. А моя жена не желает смотреть на меня. Верховный судья, как поживаете? Кстати, королева презирает меня.

Но больше всего он боялся разговора с Байязом. Ведь Джезаль предупредил мага, чтобы тот ни под каким предлогом не лез в его личные дела, и теперь не мог униженно просить помощи.

Так он и жил во лжи, жалкий и смущенный, с каждым днем фальшивого семейного счастья теряя надежду на возможное избавление. Он видел перед собой свою дальнейшую безрадостную жизнь: без любви, без друзей, даже без собственной постели — на полу…

— Ну? — прошипела Тереза.

— Что «ну»? — огрызнулся он.

— Дверь!

Как по сигналу, в дверь громко и нагло постучали, отчего она задрожала на петлях.

— Ничего хорошего не родится в Талине, — пробормотал Джезаль, сбрасывая одеяло. Он тяжело поднялся с ковра, неверным шагом, спотыкаясь, прошел по комнате и сердито повернул ключ в замке.

В прихожей стоял Горст в полном обмундировании и с мечом. В одной руке он держал фонарь, и резкий свет освещал одну сторону его серьезного, взволнованного лица. В отдалении слышался звук шагов, отдававшийся эхом под сводами зала, и чьито испуганные голоса. Можно было различить мерцание ламп. Джезаль нахмурился, словно внезапно очнулся. Ему не нравилось это ощущение.

— Ваше величество, — произнес Горст.

— Какого черта, что происходит?

— Гурки вторглись в Срединные земли.

Ферро резко открыла глаза. Она спрыгнула со скамейки, расставила ноги в боевой позиции, в руке крепко сжала отломанную ножку стола. Выругалась вполголоса. Она заснула, а когда такое случалось, ничего хорошего обычно не происходило. Но в комнате никого не было.