Следователь - Александр Н. Александров

— Ну, хорошо! — воскликнул, отсмеявшись, Юдзиро. — Отлично! Замечательно! Но все равно — каков прохвост! Была бы моя дочь постарше, выдал бы ее за тебя, Рич, и все дела! А ты, как честный человек… Хотя какой ты, к гакам, «честный человек»! Вот объясни мне — чего тебе надо? Ради чего ты развел весь этот бардак?

— По-моему все и так ясно. — Рич дернул себя за бороду. — Я хочу, чтобы вы с Эйдзоку прекратили войну.

— Войну? — Юдзиро изумленно захлопал глазами. — Ты это о чем?

— Почтенный господин Рич, очевидно, имеет в виду предстоящую войну между нашими домами, дорогй Юдзиро, — вмешался Эйдзоку. — Я прав?

— А, точно! — Юдзиро хлопнул себя по лбу. — Мы же воюем. Вернее, скоро будем. А в чем, собственно, проблема?

— Я же сказал: откажитесь от этой идеи. Решите свои споры как-нибудь иначе. — Рич нахмурился.

— М-м-м… Эйдзоку! — Юдзиро озадачено почесал затылок, — А мы, вообще, из-за чего воюем?

— Думаешь, я помню? — глава Дома Сёрито фыркнул. — Это надо у военных советников спрашивать. Да и какая разница?

— Что значит, «какая разница»? — глаза Рича полезли на лоб. — Вы что, воюете друг с другом и не помните за каким хреном?!

— Как это «не помним»?! — обиделся Юдзиро. — В мелочах, может и не помним, но уж общий смысл всегда один и тот же и от века к веку не меняется, верно Эй? Холопы — как бочонки в винном погребе: затычку надо, время от времени, вынимать. Вот и все. А он — «не помните»…

— Почтенный Ю хочет сказать, — вмешался Эйдзоку, — что причины локальных конфликтов, время от времени разгорающихся между Домами, по сути, неизменны, вне зависимости от официальной версии. Если народу живется плохо — а народу всегда плохо; уровень достатка здесь ни при чем — то, рано или поздно, он начнет искать причины своего бедственного положения. Сказать правду самому себе, то есть признать, что причина неприятностей — в них самих, в этих рожах, которые они ежедневно видят в зеркале, для подавляющего большинства не представляется возможным: для этого не хватает либо мозгов, либо смелости. Поэтому виноватым всегда оказывается ответственное руководство, особенно если обывателя поддерживают соседи. «Вот какой Эйдзоку мудак, давайте побьем его камнями, и все у нас сразу станет замечательно: рис будет расти на голых скалах, деньги посыплются с неба, а молодые барышни станут ломиться во двор крестьянина Пу целыми толпами, чтобы разделить с ним ложе страсти». Ну и так далее; принцип, думаю, ясен.

— А если в правительстве, действительно, все как один — подонки, сволочи и воры? — Рич все больше мрачнел; он уже начинал понимать, куда клонит Эйдзоку.

— Да какая разница? Правительство хорошим не бывает в принципе: любого из моей свиты или свиты Юдзиро можно просто так брать и вешать — не ошибешься, потому что обязательно попадешь на вора и взяточника. Но если накопившееся социальное напряжение разрядится внутрь государства, то есть начнется революция, восстание, бунты и так далее, это приведет лишь к хаосу и ослаблению страны. Пострадает экономика, инфраструктура, долгое время формировавшийся политикум…  да все на свете! Вот например: деревню Фу каждый год затапливает по весне, потому что местная речушка выходит из берегов. Староста Фу решает возвести на реке плотину и идет к местному бо выбивать деньги. У бо, конечно же, денег нет — да и не станет он брать деньги из собственного кармана — поэтому бо, в свою очередь, идет куда повыше. А «повыше» сидит знакомый дафу, который ему то ли кум, то ли сват, то ли брат и поэтому соглашается выделить деньги, но с условием предварительного распила. И так по всей цепочке до самого низа. В итоге староста получает средства на строительство (из которых, конечно же, часть кладет в карман и себе), а все остальные — свой кусок. Конечно же, это воровство, но не будь этой проклятой цепочки, состоящей сплошь из воров, плотина в Фу вообще не появилась бы. Потому что первый же бо просто скажет «денег нет», вот и все. И если революция все-таки случается и всех этих взяточников сплавляют по течению Великой Реки, то новая бюрократия формируется тут же, причем с такой скоростью, что кажется, будто ничего не поменялось вообще. Но нет бюрократии хуже, чем бюрократия постреволюционная, потому как она мало того что ворует, но еще и макает свои перья в бочки с кровью. Поэтому необходим внешний противник — лучше всего сильный. А, да, еще коварный и наглый, виновный во всех мыслимых и немыслимых бедах.

— Вот столкнутся наши войска, наваляют друг другу по шее, и можно будет спокойно спать еще лет десять, — Юдзиро довольно потянулся в кресле. — А ты говоришь — «прекратить войну». Тоже мне, выдумщик!

— Почетнный Юдзиро хочет сказать, — Эйдзоку устало прикрыл глаза, — что «запуск» войны от нас мало зависит. Мы так же не властны над политическими процессами в своих Домах, как не властны над ветрами или закатами. Потому что если кому-то из нас вздумалось предотвратить войну, то, для начала, нам следовало бы остановить пропагандистскую машину и перебить всех своих генералов, а это невозможно. Вы, Рич, считаете нас кем-то вроде богов, но мы не боги. Мы просто кучера на козлах, и наши повозки давно и надежно едут по накатанной колее. Вот у вас есть эти… как их… пара… пароходы? Паровозы? Да, паровозы. Они, если я правильно помню, катаются по таким железным полоскам, да? Вот скажите, Рич: может паровоз сойти с пути? А если сможет, то что с ним потом станет?

Рич молчал и хмурился. С каждой минутой дипломат мрачнел все больше. Жао видел, что хозяину очень хочется возразить Эйдзоку, но он не знает как: проклятый политик был до отвращения логичен и последователен. Рич, изначально настроенный на жесткое противостояние, представлял себе этот разговор совсем не так. Он оказался в положении завоевателя, который привел свою армию под стены города, но не смог начать осаду, потому что ему снисходительно объяснили: мол, приятель, здесь совершенно нечего ловить; давай-ка лучше выпьем, и поговорим о жизни. Теперь Рич, как ни крути, выглядел идиотом и что хуже — идиотом, стремительно теряющим