Мы знаем, что ты помнишь - Туве Альстердаль

Ингела встала. Ее поезд скоро отправлялся.

– Я пока спущусь к киоску внизу, – сказала она, – куплю мороженое или еще чего-нибудь.

– Хорошо.

В дверях его сестра остановилась.

– Я куплю мороженое в вафельном стаканчике. Ведь оно тебе всегда нравилось, верно?

Когда Эйра вернулась домой, кто-то сидел на ступеньках крыльца. На мгновение свет фар осветил его, но все произошло так быстро, что она могла и обознаться.

Она вышла из машины.

– Здорово, сестренка.

Это и в самом деле был он.

– Так они тебя отпустили, – потрясенно выдохнула она.

– Следственная тюрьма оказалась переполнена, – сказал Магнус и скорчил гримасу, которая могла быть истолкована как улыбка. Эйре захотелось погладить его по волосам, положить его голову к себе на колени.

– Мама спит?

– Ты была права, она действительно думает, что я до сих пор работаю на лесопилке в Болльста.

– Это было пятнадцать лет назад.

– Знаю.

Эйра вошла в дом, чтобы принести что-нибудь выпить. Магнус уже обеспечил себя пивом. Придется заставить его остаться на ночь – черт возьми, ему нельзя снова садиться за руль.

В шкафчике была только малиновая газировка, которая стояла там уже целую вечность. Не беда, выпить она могла и в другой компании, не обязательно вместе с ним.

– Ты пропустил встречу с сотрудником по оказанию правовой помощи, – сказала Эйра, присаживаясь рядом с ним на ступеньку. Отсюда им была видна усыпанная галькой дорожка, сирень, успевшая уже отцвести, и ревень, который, кажется, переживет всех.

– Ну, извини, – развел руками Магнус, – вроде как не смог.

Ей действительно удалось рассмеяться.

– Все в порядке, я договорилась на следующую неделю.

Магнус взял из ее рук бутылку, зубами сорвал крышку и вернул обратно.

– Они отпустили меня, потому что сочли несклонным к побегу, а еще потому, что я сам во всем признался. Адвокат рассчитывает на минимальную меру наказания за непредумышленное.

– Шесть лет.

– Я выйду через четыре, если буду хорошо себя вести.

Эйра отмахнулась от комаров. Глотнула сладкого лимонада. Почесала комариный укус. Они могли бы вот так сидеть и молчать всю ночь, еще двадцать три года, если бы все зависело от него.

– Так что же все-таки на самом деле произошло в тот вечер? – спросила Эйра. – Только не вешай мне лапшу на уши, как тем полицейским, что тебя допрашивали. Мол, Лины не было в Локне, когда ты туда приехал.

– Ты сама полицейская.

– А еще я маленькая проныра, которой ничего не рассказывают.

– Я хочу еще пива.

Когда Магнус вернулся с кухни, Эйра почувствовала его руки на своих плечах, словно он хотел сделать ей массаж.

– На тебе случайно нет микрофона, а?

– Перестань.

Магнус скользнул обратно на свое место. Покатал холодную банку с пивом по лбу, прежде чем открыть ее. Крышка отлетела в сторону и приземлилась неизвестно где.

– Я говорю это только сейчас и только тебе, – предупредил он.

Сейчас и больше никогда.

Тот вечер. Когда он на мотоцикле добрался до Локне, потому что знал, что Лина собирается там с кем-то встретиться.

– Она спасла мне жизнь, – сказал он.

– То есть?

– Ты когда-нибудь можешь просто помолчать и дать мне сказать?

Эйра зажала рот рукой. Молчу-молчу.

– Лина рассказала, что они договорились там встретиться, что она собирается сбежать с этим парнем, и я страшно приревновал ее, – Магнус говорил, не глядя на Эйру. Каждый смотрел прямо перед собой, мимо друг друга. – Я хотел вернуть ее обратно или побить этого парня. Я не знал, чего я хочу. Может, просто увидеть их, чтобы в моей тупой башке, наконец, сработало, что все, приехали, финиш – я потерял ее, но потом я увидел их внутри. Она была голой, без одежды. Черт, я решил, что он собрался ее изнасиловать. Там были цепи и прочие причиндалы.

Магнус ворвался внутрь. Хотел развязать Лину, защитить ее, врезать этому придурку по морде, но парень оказался сильнее его. Это он только сейчас узнал, какое у него полное имя, а тогда он был просто Кенни, Лина выкрикивала его имя, и ее крик эхом разносился по старой кузнице. Этот Кенни был совсем дикий и больной на всю голову. Он использовал против Магнуса прием из дзюдо, так что тот даже сообразить ничего не успел, как уже рухнул на каменный пол. В следующее мгновение он почувствовал на своем горле железную цепь, в глазах потемнело…

Когда Магнус вновь получил возможность дышать, парень лежал на нем, как куль с песком. И повсюду была кровь. А Лина… Лина стояла позади него с железным прутом в руках.

Лишь сбросив с себя тело, Магнус понял, что парень совсем мертвый.

– Просто валялся там и пялился застывшим взглядом в эту самую пресловутую вечность.

– Так это она, – заметила Эйра. – Не ты.

– Я сказал, что возьму вину на себя, но Лина отказалась. Завопила, что ее жизнь навсегда будет испорчена, если я начну болтать. Что ее отправят куда подальше, где станут держать взаперти. Она была сама не своя, да к тому же под дозой. Орала, что это я виноват, что мы оба сядем на кучу лет, и уж лучше тогда она сразу покончит с собой.

Магнус шмыгнул носом и вытер лицо рукавом футболки. Из-за сумерек Эйра не могла сказать с уверенностью, но, возможно, это были слезы.

– Это правда, – заговорил он снова, – она бы не пережила этого. Лина была не тем человеком, которого можно вот так просто взять и запереть в клетке. У нее зараз по семь мыслей было в голове, и половина из них – черные. Подозреваю, что она пила, чтобы забыться. Когда родители пытались удержать ее дома, она, если нужно, могла вылезти через чердак. А еще она хорошо умела строить из себя пай-девочку и врать о том, чем она занималась, так что вряд ли они знали о том, что она занимается сексом. И еще дома она всегда ходила в одежде с длинным рукавом, чтобы никто не увидел ее татуировку.

– Что за татуировка? – прежде чем отправиться в Стокгольм, Эйра еще раз перечитала описание Лины. – В материалах по делу не было ничего про татуировку.

– Ну еще бы! Ведь это же ее родители давали особые приметы своей дочери, а они многого не знали. Я сам был рядом, когда она ее делала.

Магнус задрал левый рукав. Вся его рука была испещрена классическими, как у моряка, мотивами, которые он сделал себе лет в двадцать.

– Сердце и несколько птиц. Я воображал себе, что это символ для меня или нашей любви –