Мы знаем, что ты помнишь - Туве Альстердаль
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Спасибо, что не забываешь про меня, – отозвался тот. – А то я уж думал, что у меня начался отпуск.
– Вы расследуете дело Лины? – спросила Эйра.
– Нет, прокурор принял решение не возобновлять следствие. А почему ты спрашиваешь?
– Я сейчас в Сундсвалле, – сказала она, – и до следующего поезда ждать довольно долго. У тебя есть время?
Поезд медленно подъезжал к вокзалу, народ выволакивал свой багаж в проход, где она стояла.
– Время у меня есть, – ответил ГГ, – ближайшие три недели точно. Я тут собирался посидеть в лодке в шхерах, но, значит, не выйдет. Есть те, кто утверждает, что в Сундсвалле нет никаких шхер. Интересно, сколько на самом деле островов для этого нужно?
Как Эйра себе и представляла, ГГ жил на Эспланаде, в доме, выстроенном на рубеже веков.
– Вина? – предложил он.
– Пожалуй, с меня хватит вчерашнего.
ГГ наполнил свой бокал из початой бутылки красного и сказал, что понимает, как ей сейчас нелегко.
– Мы всего лишь люди, – проговорил он. – Трудно, когда такое обрушивается на тебя и становится твоей личной проблемой.
– Так это тебе мой брат признался?
– Нет.
ГГ настоял, чтобы они вышли на балкон, сел и закурил. Его манера одеваться во время отпуска заключалась в том, что он едва застегнул верхние пуговицы на рубашке. Прежде Эйра ни разу не видела его в одних носках. В мужчине без обуви есть что-то интимное.
– Не стану тебе врать, я бы охотно поднял материалы по делу Лины Ставред, но прокурор не видит для этого достаточно оснований. Мы закончили поиски в Локне.
– Лину там не убивали, – сказала Эйра.
– Вполне возможно, – кивнул ГГ, – или все-таки убили. А может, вопреки всему, она действительно погибла в лесу у Мариеберга, к чему они тогда и пришли.
– Ты сам-то в это веришь?
Он стряхнул пепел с сигареты в цветочный горшок. По-видимому, раньше в нем росла герань, но теперь это больше походило на черенок с засохшими соцветиями.
– Я надеялся, что смогу добиться полной ясности в этом деле, – сказал ГГ. – Как тебе известно, я боролся за это, в противном случае мы бы никогда не нашли Кеннета Исакссона. В какой-то мере ты, пожалуй, была права. Это расследование проводилось в другое время. Если бы Улофа Хагстрёма судили, то, возможно, он смог бы добиться пересмотра дела, но никакого суда не было. Дело закрыли и оставили пылиться в архиве. Вот если бы мы нашли тело Лины, тогда другое дело. Тогда твой брат мог бы сейчас сидеть по подозрению в двойном убийстве.
Эйра оперлась о балюстраду и поглядела вниз, на кроны деревьев, окаймлявших аллею, которая тянулась посреди широкого бульвара. Сквозь уличный шум, доносившийся из уличных кафешек, пробивался одинокий саксофон. Джаз-клуб находился всего в нескольких кварталах отсюда.
– Мой тебе совет на будущее, – сказал ГГ, – всегда доводи дело до конца. Иначе ты не сможешь жить дальше, потому что оно будет продолжать грызть тебя. Let bygones be bygones[21], как говорили о войне во Вьетнаме.
За спиной послышалось журчание – ГГ снова наполнял свой бокал.
– Ты слышала, что Улоф Хагстрём пришел в себя?
Эйра резко обернулась и уставилась на него.
– Правда?
– Еще какая, – кивнул ГГ, – говорят, он сможет полностью восстановиться.
– Вы разговаривали с ним?
– Мы, конечно, допросим его в связи с возбуждением дела о поджоге, но этим займутся наши коллеги из Умео. Здесь ведь нет никаких ощутимых пробелов по части доказательств.
– Он должен узнать, – сказала Эйра.
– Что?
– Что на самом деле случилось с Линой Ставред.
ГГ крутил между пальцев пустой бокал, щурясь от бьющего в глаза вечернего солнца.
– Чем теперь собираешься заняться?
– Думаю, что бокал вина я возьму в любом случае, – сказала Эйра.
– Тогда тащи сюда еще бутылку, – велел ГГ и объяснил, где взять бокал. – И штопор не забудь! – крикнул он ей вслед.
В кухне громоздилась горы грязной посуды и царил заметный беспорядок, что шло несколько вразрез с его безупречным профессиональным обликом. Если бы ГГ был подозреваемым, она бы непременно поинтересовалась, чего ради он сидит здесь и в одиночку хлещет вино в первый же день своего отпуска – тут явно что-то было не так.
Эйра села рядом с ним в плетеное кресло, которое оказалось слишком низким.
– Ты вырос здесь, в городе? – спросила она, пока он откупоривал бутылку.
– По большей части, да, – ответил ГГ, – когда не проводил лето в шхерах. Если они сейчас существуют.
Она протянула свой бокал, чтобы он налил ей вина.
– Там, где выросла я, всех интересовало, как добраться до следующей деревушки или еще дальше. Домой или из дома. С момента, когда ты получал свой первый велосипед, и до того, когда ты становился счастливым обладателем мопеда, машины с ограничением по скорости и так далее. Настоящая жизнь начиналась, когда ты получал права. В конечном счете все упиралось в транспортное средство.
– Понял.
– Вот о чем я никак не могу перестать думать, так это о том, как они добрались туда и как ушли оттуда.
– Мы снова вернулись к делу Лины?
– Если Магнус приехал в тот вечер в Локне, то он добирался на мотоцикле.
– Да, твой брат тоже так говорит, – кивнул ГГ. – Он хотел поглядеть, чем эти двое станут заниматься, но когда приехал туда, там был только Кеннет Исакссон. Магнус не видел Лины в тот вечер. Никогда больше не видел. Ревность та еще беда.
– В таком случае кто увел мотоцикл и кто отогнал лодку, если Лины там не было?
– Дело закрыто, – сказал ГГ.
Возможно, потому, что ее нынешнее начальство стояло перед ней в одних носках, или потому, что ГГ был малость пьян и зубы у него окрасились от вина, но Эйра больше не чувствовала в себе никакого уважения к его авторитету. Она больше не мечтала о том, чтобы приобщиться к тому, что воплощал собой он. Быть офицером полиции Крамфорса не так уж и плохо.
Еще следующие тридцать лет. Если они теперь захотят оставить ее в полиции.
Она взяла телефон. Электронное письмо от Ани Ларионовой пришло этим утром, как раз перед отправлением поезда.
Синий «Сузуки». Его нашли на сортировочной станции, в ста метрах от железнодорожного вокзала в Хэрнёсанде седьмого июля 1996 года. Владелец – Магнус Шьёдин, «хотя заявил он о краже лишь два дня спустя», по словам Ани Ларионовой.
Эйра расстелила на столе карту округа. ГГ не протестовал, наоборот, даже наклонился поближе.
– Лодку нашли здесь, – ткнула она пальцем, – в