Карл Смелый - Вальтер Скотт

В продолжение ее отсутствия дни проходили при Провансальском дворе во всякого рода играх и забавах: сражения тупыми копьями, игра в кольца, звериная ловля и соколиная охота занимали молодых людей обоего пола, в обществе которых король находил удовольствие, вечера же были посвящаемы танцам и музыке.

Артур не мог не сознаться самому себе, что очень еще недавно все это сделало бы его совершенно счастливым, но последние месяцы его жизни развили его умственные способности. Узнав настоящие обязанности жизни, он смотрел на все эти забавы с каким-то пренебрежением, так что между безусыми щеголеватыми придворными юношами он был прозван молодым философом, и это название ему дано было не в похвалу.

На четвертый день пришло известие, что королева Маргарита въедет в Э до полудня с тем, чтобы опять поселиться во дворце своего отца. Когда это время приблизилось, добрый король, казалось, теперь столько же боялся свидания с дочерью, сколько он прежде желал его, и все окружающие короля испытали на себе его нетерпеливое беспокойство. Он мучил своего дворецкого и поваров, заставляя их припоминать, какие блюда она особенно любила; приказывал музыкантам приготовить те пьесы, которые ей нравились, и когда один из них осмелился заметить, что он не помнит, чтобы ее величество хоть что-нибудь слушала с удовольствием, то старый монарх пригрозил, что выгонит его со службы за то, что он так порочит вкус его дочери.

Обед было приказано подавать в половине двенадцатого; королю казалось, что приготовив обед ранее, он этим как будто ускорит прибытие желанной гостьи, и старый король с салфеткой на руке ходил по зале от окна к окну, осыпая всех вопросами, не видят ли они английской королевы. Ровно в полдень королева с малочисленной свитой, состоящей большей частью из англичан, одетых, как она сама, в траурное платье, въехала в город Э. Рене во главе всего своего двора, выйдя из главного подъезда своего великолепного дворца, отправился по улице встречать дочь. Гордая, высокомерная Маргарита вовсе не обрадовалась этой всенародной встрече. Но она желала в эту минуту как-нибудь загладить прежнюю свою запальчивость, поэтому она сошла с коня и, хотя ей очень не понравилось видеть Рене с салфеткой на руке, однако она смирилась и, преклонив перед ним колено, стала просить у него благословения и прощения.

— Благословение мое всегда над тобой, страждущая голубка моя, — сказал добродушный король. — Что же касается прощения, то можешь ли ты просить его у меня, ты, которая никогда ничем меня не огорчила с тех пор, как Бог даровал мне такую милую дочь? Встань, говорю тебе, встань, по-настоящему это я должен извиниться. Я вообразил себе, что придумал славную штуку, но этим только огорчил тебя, а потому мне следует просить прощения. — И добрый король Рене сам встал перед дочерью на колени. Народ, которому обыкновенно нравится все, имеющее сходство со зрелищем, рукоплескал с большим шумом и не без сдерживаемого смеха. Его забавляло положение, в котором королевская дочь и ее родитель, казалось, повторяли известную сцену римского милосердия.

Маргарита, очень разборчивая относительно приличий и чувствуя, что это положение очень странно, сделала знак Артуру, которого увидела среди королевской свиты, чтобы он к ней приблизился, и опершись на его руку, чтобы встать, она шепнула ему по-английски:

— Какого святого молить о даровании мне терпения, в котором я имею здесь столько нужды!

— Ради Бога, государыня, вспомните вашу всегдашнюю твердость и хладнокровие, — сказал ей вполголоса Артур, так как он чувствовал, что королева дрожала от досады и нетерпения.

Наконец они отправились по дороге ко дворцу. Отец и дочь шли под руку, — что было очень приятно для Маргариты, которая благодаря этому могла выслушивать порывы отцовской нежности и его обыкновенные разговоры без свидетелей. С похвальным терпением перенесла она утомительные услуги, которыми он осыпал ее за столом, сказала несколько слов его главным царедворцам, спрашивала об отсутствующих и даже обратила разговор на его любимые предметы: поэзию, живопись и музыку, так что добрый король так же был очарован необыкновенной вежливостью своей дочери, как любовник восхищается благоприятным для него признанием своей любезной, когда после нескольких лет жаркого искательства наконец тает лед в груди ее. Надменной Маргарите стоило больших усилий играть эту роль, и гордость упрекала ее в том, что она льстит отцовским слабостям с целью склонить его к отречению от его владений; но, предприняв уже это намерение и столько сделав в пользу этого единственного средства к достижению высадки в Англию, она не видела или не хотела видеть ничего другого.

Между обедом и последовавшим за ним балом королева нашла случай переговорить с Артуром.

— Дурные вести, юный советник мой, — сказала она. — Кармелит после обедни уже не являлся в монастырь. Узнав, что ты поспешно воротился назад, он, вероятно, догадался, что его подозревают, и потому тотчас же покинул монастырь Победоносной Богородицы.

— Мы должны поспешить принятием мер, предначертанных вашим величеством, — отвечал Артур.

— Я завтра переговорю с моим отцом. А ты прими участие в вечерних забавах, которые должны доставить тебе удовольствие. Графиня Буажелен! Представляю вам на этот вечер кавалера.

Черноглазая прелестная провансалка, сделав обычный поклон, бросила ободряющий взгляд на пригожего молодого англичанина; но, опасаясь ли молвы о его угрюмости или сомневаясь в его звании, она прибавила, желая на всякий случай обеспечить себя: — Если матери моей это будет угодно…

— Ваша матушка, сударыня, не станет порицать кавалера, которого вы получаете из рук Маргариты Анжуйской… Счастливое преимущество молодости, — прибавила она со вздохом, между тем как юная чета удалялась от нее, чтобы принять участие в танцах, — они могут еще срывать цветы на самой бесплодной почве.

Артур вел себя весь вечер так прекрасно, что, может быть, молодая графиня пожалела только о том, что такой ловкий и прекрасный юноша ограничивает свою любезность холодной вежливостью, предписываемой этикетом.

ГЛАВА XXXII

…Но, впрочем, что же

И ждать мне от других, когда я сам

Себе изменник: я по воле отдал

Величье короля, утратил славу,

Сменил венец на подданство и сделал

Себя рабом другого.

Следующий день ознаменовался важным событием. Король Рене распределил уже забавы на целые сутки, как вдруг, к великому его изумлению и неудовольствию, королева Маргарита потребовала у него свидания, чтобы переговорить о важных делах. Если существовала в свете вещь, которую король Рене душевно ненавидел, так это было занятие делами, а тем более важными.

— Чего желает моя дорогая дочь? — спросил он. — Денег, что ли? Я готов отдать ей все, что имею, хотя казна моя почти совершенно пуста, но недавно я получил десять тысяч экю. Сколько она желает из них получить? Половина — три четверти — или все к ее услугам.

— Увы! любезный родитель, не о своих делах я хочу говорить с вами, но о ваших собственных.

— Если о моих, — сказал Рене, — то я, конечно, властен отложить их до другого дня — до дождливой погоды, когда лучшего нечего будет делать. Посмотри, милая дочь, охотники сели уже на лошадей, молодые люди обоего пола держат уже на руках соколов, собаки приготовлены на сворках. Грешно было бы потерять день при такой прекрасной погоде.

— Пусть они едут и забавляются, — сказала королева Маргарита, — а дело, о котором мне нужно с вами переговорить, касается вашей чести, сана и жизни.

— Но я должен сегодня слушать Калезона и Жана Эг-Морта, наших двух знаменитейших трубадуров, чтобы решить, кто из них кого превзойдет.

— Отложите это до завтра, — сказала Маргарита, — и посвятите часа два делам гораздо более важным.

— Если ты непременно этого требуешь, — возразил король Рене, — то ты знаешь, милая дочь, что я не могу тебе отказать.

Против собственного желания он отдал приказ, чтобы отправлялись на охоту без него.

Затем старый король, подобно собаке, удерживаемой охотником на поводке, допустил вести себя в особую комнату. Чтобы им никто не помешал, Маргарита поставила своего секретаря Мордона и Артура в передней, приказав им никого не впускать.

— Что касается меня, Маргарита, — сказал добродушный старик, — то я, пожалуй, согласен сидеть взаперти, если уж это необходимо; но почему не пустить старого Мордона прогуляться в такую прекрасную погоду и зачем удерживать юного Артура от участия в забавах? Хотя его и прозвали философом, но ручаюсь, что вчера, танцуя с графиней Буажелен, он доказал, что не уступит в легкости и проворстве никакому провансальскому щеголю.