Последнее искушение Христа - Никос Казандзакис

— А ваш Бог смертен? — спросила его как-то Марфа.

— Пока жив хоть один чернокожий, он будет жить, — ответил арапчонок и ущипнул Марфу за пышное бедро.

Каждый вечер, после того как гасили лампаду, ангел-хранитель распускал в темноте свои крылья и укладывался рядом со своим спутником. Они шептались тайком от женщин, и ангел давал советы Иисусу на следующий день. Потом снова обращался в арапчонка и отползал на свое место. Но сегодня ему не спалось.

— Ты спишь, Иисус? — повторил он громче.

Иисус снова не ответил. Тогда ангел вскочил, подошел к нему и потормошил за плечо.

— Эй, мастер Лазарь, я ведь знаю, что ты не спишь! Что же ты не отвечаешь?

— Я не хочу разговаривать. Я счастлив, — ответил Иисус, закрывая глаза.

— Ты доволен мной? — горделиво спросил ангел. — Может, ты хочешь чего-нибудь еще?

— Нет, друг мой, нет, — сердце человека налилось теплом. — Какой дурной путь я выбрал для поисков Бога, по какому склону я катился, ударяясь о камни и преграды. Крик мой просто отзывался эхом в горах, и я считал, что это ответ Господа!

— В одиночку нельзя найти Господа, — рассмеялся ангел. — Для этого нужны двое — мужчина и женщина. Ты не знал этого, и я тебе объяснил; и теперь, соединившись с Марией, после стольких лет бесплодных поисков ты, наконец, обрел Его. И теперь ты лежишь во мраке, прислушиваясь к Его плачу и смеху, и ликуешь.

— Это и есть смысл Господа, это и есть суть человека, — сказал Иисус. — Вот путь, — и он снова закрыл глаза.

Вся его жизнь пролетела над ним, и он вздохнул.

— Я бы погиб, если бы не ты, мой ангел-хранитель, — нежно промолвил он, беря того за руку. — Будь всегда рядом со мной.

— Не бойся, так и будет. Я не брошу тебя. Ты мне нравишься.

— Сколько будет длиться это счастье?

— До тех пор, пока я буду с тобой, а ты со мной, Иисус из Назарета.

— Навсегда?

— Что такое «навсегда»? — рассмеялся ангел. — Неужели тебе до сих пор не надоели громкие слова, Иисус из Назарета, громкие слова, неосуществимые идеи, царствия небесные? Неужто даже твоему сыну не удалось излечить тебя от них? — Он стукнул кулаком по полу. — Здесь Царствие Небесное — на Земле. Здесь Бог — твой сын. Здесь вечность — каждое мгновение, Иисус из Назарета, каждое проживаемое тобой мгновение. Их тебе недостаточно? Если нет, так знай же, вечности не будет, — он умолк.

Во дворе послышались легкие шаги, — кто-то приближался, ступая босиком.

— Кто там? — приподнялся Иисус.

— Женщина, — улыбнулся ангел и, подойдя к двери, отпер ее.

— Какая женщина?

— Я уже говорил тебе — ты что, забыл? — погрозил ангел ему пальцем. — В мире есть лишь одна женщина, одна, но с бесчисленными ликами. Один из этих ликов и идет к тебе. Вставай приветствовать ее. Я ухожу, — и скользнув, словно змейка, в стружки, он исчез.

Шаги замерли перед дверью. Иисус повернулся к стене, закрыл глаза и сделал вид, что спит. Дверь открылась, и в комнату, сдерживая дыхание, скользнула женщина. Она медленно приблизилась к углу, где лежал Иисус, и бесшумно, не говоря ни слова, свернулась в его ногах.

Иисус почувствовал, как волна жара поднимается от его ног к коленям, бедрам, сердцу, и, протянув руку, нащупал в темноте распущенные кудри, лицо, шею и женскую грудь. Вся — надежда и покорность, она молча ждала — тело ее дрожало, покрывшись потом.

— Кто ты? — тихо промолвил Иисус.

Женщина молчала. Иисус пожалел, что спросил, снова позабыв о словах ангела. Какая разница, как ее зовут, откуда она пришла, красива она или безобразна? Она была женским ликом земли. Ее чрево терзало ее: оно полнилось сыновьями и дочерьми, задыхающимися и не могущими выйти на волю. Она пришла к мужчине, чтоб он проложил им путь. Сердце Иисуса захлестнуло сострадание.

— Я — Руфь, — ответила женщина.

— Руфь? Какая Руфь?

— Марфа.

ГЛАВА 32

Проходили дни, месяцы, годы. Сыновья и дочери множились в доме мастера Лазаря, Марфа и Мария соревновались, кто родит больше. А он работал, то борясь в мастерской с сосной, дубом и кипарисом, вытачивая из них орудия для человека, то в поле, сражаясь с ветрами, грызунами, саранчой и сорняками. Вечерами он усталый возвращался домой, садился во дворе, и женщины мыли ему ноги, разжигали огонь, накрывали на стол, а по ночам раскрывали ему свои объятия. И так же, как он обрабатывал дерево, высвобождая заключенные в нем колыбели, так же, как он возделывал землю, расчищая путь винограду и зерну, которые хоронились в ней, он трудился над женским телом, открывая дорогу Господу.

«Какое это счастье, — думал Иисус, — какое глубокое согласие между телом и душой, землей и человеком!..» А Мария и Марфа протягивали руки, чтобы коснуться мужчины, которого любили; детей, которые вышли из их чрева и походили на него; дотрагивались до них, чтобы убедиться, что вся эта радость и счастье не были сном. Слишком много обрушилось на них счастья, так что порой им становилось боязно.

Как-то под утро Марии привиделся страшный сон. Она вскочила и выбежала во двор — Иисус только что вымылся и сидел на земле, прижав к ней ладони. Неслышно приблизившись, она присела рядом.

— Что такое сны, Лазарь? — тихо спросила она. — Из чего они сотканы? Кто их нам посылает?

— Ни ангелы, ни дьяволы, — ответил ей Иисус. — Когда сатана восстал против Господа, сны не могли решить, на чью сторону встать. Они остались между ангелами и дьяволами. А почему ты спрашиваешь? Что тебе приснилось, Мария?

Но Мария лишь разрыдалась и не ответила. Иисус погладил ее по руке.

— Пока ты держишь его в себе, Мария, он будет мучить тебя. Расскажи и избавься от муки.

Мария и хотела начать, но ей было так страшно, что она едва дышала. Лаская, Иисус пытался ободрить ее.

— Всю ночь луна светила так ярко, что я не могла уснуть. Но на рассвете я, верно, задремала, и привиделась мне птица… Нет, не птица, у нее было шесть огненных крыл — верно, это один из серафимов, окружающих престол Господа. Он приблизился, крылья его затрепетали, и вдруг, бросившись на меня, он обнял ими мою голову и зашептал мне в самое ухо… Муж мой, я падаю ниц перед тобой, я целую твои ноги. Прикажи мне замолчать!

— Мужайся, Мария. Я ведь с тобой. Чего ты боишься?.. Так он заговорил с тобой. Что же он сказал?

— Что все это… — У нее снова перехватило дыхание, и, обхватив колени Иисуса, она сжала их изо всех сил.

— Что все это… что, возлюбленная Мария?

— Сон, — и она разрыдалась.

— Сон? — вздрогнул Иисус.

— Да! Все это сон.

— Что ты имеешь в виду? Что это «все»?

— Ты, я, Марфа, наши объятия по ночам, дети… Все-все — ложь! Ложь, изобретенная искусителем, чтобы обмануть нас! Он взял сон, смерть, воздух и слепил из них… Лазарь, помоги мне! — упав на землю, она начала конвульсивно вздрагивать и вдруг затихла. Из дома выбежала Марфа с розовым маслом и бросилась растирать ей виски. Мария очнулась, открыла глаза и, увидев Иисуса, прижалась к его ногам.

— Она шевелит губами, — заметила Марфа. — Нагнись. Она хочет что-то сказать тебе.

Иисус склонился и приподнял ее голову.

— Что ты говоришь, моя Мария? Я не слышу.

— …и что ты, рабби… — сказала Мария, собрав все свои силы.

— Что я? Говори!

— …был распят! — закончила Мария и снова лишилась чувств.

Они перенесли ее в дом, уложили на постель, и Марфа осталась с ней. Иисус распахнул дверь и направился в поле — его мучило удушье. Услышав за спиной топот ног, он обернулся и увидел арапчонка.

— В чем дело? — гневно вскричал Иисус. — Я хочу побыть один.

— Я боюсь оставлять тебя одного, Иисус из Назарета, — блеснул глазами арапчонок. — Наступил трудный час. Сомнения могут охватить тебя.

— Этого я и хочу. Временами мой смущенный разум туманит мне взор.

— Разве ты женщина? — рассмеялся арапчонок. — Ты веришь в сны? Пусть женщины плачут. На то они и женщины — они не в силах перенести большое счастье, потому и плачут. Но мы-то можем?

— Да. Замолчи!

Они быстро шли вперед, поднимаясь на зеленый холм. В траве мелькали анемоны и желтые маргаритки. Земля пахла тимьяном. Между слив Иисус видел свой дом. Над крышей струился мирный дымок, и тревога начала отступать. «Наверное, женщины успокоились, — подумал он. — Сели перед очагом, разожгли огонь…»

— Пойдем назад, — кивнул он арапчонку. — Они — слабые существа, надо их пожалеть.

Шли дни. Как-то вечером к ним забрел странный полупьяный путник. Дело было в субботу, и Иисус не работал. Он сидел на пороге, играя со своими младшими сыном и дочерью. С утра прошел дождь, но к полудню погода прояснилась, и теперь легкие розовые облака бежали к западу. Небо в просветах между ними было голубым, как бирюза. На крыше ворковали голуби. Мария с набухшей от молока грудью сидела рядом.

Путник остановился, злорадно взглянув на Иисуса, и расхохотался.