Содержантка - Кейт Фернивалл

Неожиданно снизу послышался звук, отчего сердце его снова забилось учащенно. Он заставил себя вспомнить о деле и поспешил к ближайшим газовым мешкам. В них находился водород, благодаря которому дирижабль держался в воздухе. На то, чтобы проткнуть их мягкие бока зубилом, ушло полсекунды. Газ вырвался из отверстий с шипением разъяренной кошки.

— Заключенный Фриис!

Йене развернулся. Это был один из «черных вдов». Из люка торчала только его голова.

— Что вы здесь делаете, заключенный Фриис?

— Свою работу. Решил не терять времени в ожидании своих несчастных коллег, — Йене опустил в карман зубило и вернулся клюку. Аккуратная лысина допрашивающего оказалась прямо у его ног. Даже очки человека в черном костюме казались сердитыми. — Я проверял крепление газовых мешков. Перед испытанием нужно все учесть.

Глаза за линзами очков подозрительно прищурились, но, не найдя, к чему придраться, солдат спустился вниз, освобождая проход в гондолу. Как только голова его скрылась, Йене достал из кармана зажигалку, щелкнул, зажег маленькое пламя и, не закрывая, поставил зажигалку на настил. Теперь у него было несколько секунд. Не более.

Он соскользнул вниз по ступенькам и бросился прямиком к двери гондолы. К его удивлению, «черная вдова» сидел за одним из столов и, глядя в окно, курил сигарету.

— Вы не идете? — быстро спросил Йене.

— Пока нет. Посижу пока здесь. Тут так спокойно.

Йене не стал терять время на спор. Он открыл дверь и скорее скатился, чем спустился по лестнице. Прежде чем его ноги коснулись бетонного пола, пространство вокруг него взорвалось адским пламенем.

54

Рев огня разорвал темноту пополам. Взрыв горячего воздуха ударил Лиде в лицо, обжег кожу и высосал влагу из глаз, точно под веки ей засыпали песок. А потом появился запах. Острый, едкий, удушающий.

Всего за какой-то миг до этого Чан снова двинулся в сторону открытой двери — едва заметная тень, скользнувшая по стене. Он собирался узнать, что горит в маленьком заднем ангаре, но, когда в предрассветную тьму взметнулись двадцатиметровые огненные языки, Лида увидела, как он резко развернулся и бросился обратно к ней. Взрывом в стене основного ангара проделало дыру размером с дом, и пламя превратило его внутреннее пространство в оранжево-черный ад. О, Боже, там же отец! Лида ни на секунду не сомневалась в этом.

— Нет! — закричала она и, прежде чем Чан успел подбежать к ней, бросилась в горящее здание.

Дым набросился на нее огромными черными волнами и жадно поглотил. Он наполнил ее легкие и стал душить, пока она не утратила возможность видеть и дышать. Стащив пальто, она накрыла им голову и плечи. Горящие обломки и куски древесины шрапнелью посыпались на нее, но она двигалась вперед под огненным ливнем, прикрывая лицо согнутым локтем. Она звала отца.

— Папа! Папа!

В дыму и огне никого не было видно. Это был мир из ночного кошмара. Лиде показалось, что ее голову сжимает железная лента. Вдыхая дым, она почувствовала обжигающую боль в груди. Потом что-то твердое и тяжелое ударило ее в спину, сбив с ног. Перед глазами у Лиды все поплыло, и она поняла, что мозг ее умирает от недостатка кислорода. Собрав последние силы, она поднялась с колен и закричала:

— Папа! Папа! Папа!

Звук своего голоса она слышала, но губы, издавшие его, не почувствовали ничего, как будто они отделились от остального тела. Она споткнулась обо что-то. Это была охваченная пламенем деревянная панель, рухнувшая на пол, от которой загорелся один ее ботинок. Она наклонилась, стала рукой в перчатке яростно сбивать с ноги огонь и вдруг поняла, что оказалась внутри небольшого пустого пространства в самом сердце этого кромешного ада, на своего рода прогалине посреди полыхающего леса. Вокруг нее бушевало пламя, но этот пятачок каким-то чудесным образом оставался свободным от огня. Его пересекала лежащая на полу лестница, заваленная металлическими балками, здесь же валялся большой обломок какой-то деревянной конструкции, лак, которым она была покрыта, от неимоверной жары пузырился. Под всей этой кучей лежал отец. Лида увидела его белые волосы. Под завалом видно было только голову и одну руку. Рука была вытянута, а глаза смотрели прямо на нее. И в них была улыбка.

— Лида.

Рев пожара не позволил ей услышать его, но она поняла, что он произнес, по движению его губ.

— Папа!

Она бросилась перед ним на колени и сжала его руку. Их пальцы на миг переплелись, как когда-то, много лет назад, в снегу. Прошептав «папочка, родненький», она поднялась на ноги, взялась за деревянный обломок и попыталась поднять его, чтобы освободить спину отца. Ее поразило, как мало силы было в ее руках. Она вдруг увидела перед собой яркие звезды и не смогла понять, то ли это было настоящее ночное небо, то ли они были внутри ее головы. Йене прикоснулся к ее лодыжке, и она быстро опустилась на колени рядом с ним.

— Лида, — прохрипел он, — уходи отсюда. Немедленно. — Он толкнул ее, но это движение было до того слабым, что она даже не почувствовала его. — Не плачь, — прошептал он. — Уходи.

Она не чувствовала, что по щекам ее катятся слезы. Она поцеловала его белые волосы, они пахли дымом. Из его уха сочилась кровь.

— Папа, — выдохнула она и подсунула ногу под край плиты, которая придавила его.

Опираясь о вторую ногу, она немного привстала. Плита приподнялась на какую-то долю сантиметра. Этого хватило Йенсу, чтобы освободить вторую руку и попытаться выползти из завала на локтях. Но его ноги были крепко прижаты к полу. Он был в ловушке.

— Уходи, Лида.

— Я тебя не оставлю.

— Тогда мы умрем вместе.

Вместо ответа Лида схватила лежащий рядом горящий кусок древесины и, не обращая внимания на огонь, вставила его подлакированную плиту, освобождая свою ногу. Потом наклонилась, взяла обе руки отца и стала тянуть их изо всех сил, пока ей не начало казаться, что ее легкие вот-вот разорвутся от напряжения. Сначала ничего не происходило, но потом что-то под завалом подалось, раздался треск, и тело Йенса начало медленно выскальзывать. Он не издавал ни звука. Лида видела по его зеленым глазам, какую боль он испытывает, но не переставала тянуть, пока наконец не освободила его из-под обломков. Необыкновенное чувство облегчения нахлынуло на нее, но тут она увидела его ноги. Сквозь окровавленную плоть во все стороны торчали обломки белых костей. Колено было вырвано.

— Лида, прошу тебя, уходи. — Лицо Йенса было совершенно бесцветным, губы сделались пепельными. — Я не хочу… убить еще и свою дочь.

Лида присела радом с ним, низко наклонилась и перебросила одну его руку себе через плечо.

— Это ты устроил? Этот пожар?

Он улыбнулся, и его улыбка показалась ей прекрасной.

— Готов? — спросила она.

Он попытался освободиться от ее хватки, но она не отпустила. Вместо этого привстала, поднимая его на спине. И снова он не издал ни звука, когда искалеченные ноги потянулись за ним, только дыхания его тоже не было слышно. Неожиданный шквал искр и горящих обломков посыпался на них сверху, и Лида почувствовала, как что-то обожгло ей ухо, а потом шею сзади, но отец потушил ее волосы. Она покачнулась — ее легкие отчаянно требовали кислорода — и с трудом сделала шаг вперед. Они оба понимали, что спастись из этого пекла можно было только бегом, но Лида не могла бежать. Отец был слишком тяжел. Она сделала еще шаг.

— Положи меня, Лида, — раздался его голос у нее над ухом. — Я люблю тебя. Люблю за то, что ты пришла за мной. А теперь положи.

— Алексей тоже пришел. — Еще шаг. — Это он остановил… — Еще три шага, но каждый короче предыдущего. — Остановил грузовик.

— Зачем?

— Потому что ты… — Она продолжала идти вперед, задыхаясь дымом. — Его отец.

Перед ней выросла стена огня. Это конец. Ей нужно было пройти через нее. Лида повернулась лицом к отцу.

— Готов?

Он поцеловал ее в щеку.

— Лида, Алексей не мой сын.

Чан не сдавался. Он найдет ее. Или умрет. Другого варианта не было. Он без остановки выкрикивал ее имя, но пламя проглатывало слова. Дым душил жизнь. Он чувствовал, как она умирает в его легких, и страх за Лиду разрывал его сердце на части.

Боги предупреждали его. Они послали ему знамение, но он отказался внять ему. Слушал только ее слова. Он позволил ей перебраться через стену и теперь расплачивался за то, что не прислушался к шепоту богов, за то, что не сохранил желания в равновесии. Он мог жить (или умереть) с этим, но он не мог позволить, чтобы и она погибла из-за этого.

Он кричал. Он ревел в огонь ее имя, и пламя ревело ему в ответ. Оно хохотало ему в лицо огненными вихрями. Он не видел ничего, кроме окружавшей его со всех сторон геенны, куда бы ни повернулся, пока вдруг не осознал, что использует не то чувство. Глаза могут лгать, ошибаться или поддаваться панике. Поэтому он закрыл их. Стоя совершенно неподвижно, Чан выдохнул из легких яд и снова прислушался. Только на этот раз он слушал сердцем.