Блеск и коварство Медичи - Элизабет Лоупас

И если она откажется выполнить его просьбу — а он непременно собирался о чем-то ее попросить, — ему тоже не составит труда ее погубить.

А вместе с ней и бабушку. Именно поэтому он не преминул упомянуть ее полное имя.

Будь что будет. Если он намерен включить ее в игру, она готова сыграть свою партию.

— Можно задать вам один вопрос, мой господин? — спросила она самым невинным тоном.

— Задавай.

Каменная балюстрада балкона была завешена красно-золотым гобеленом. Мелкими аккуратными стежками на нем были изображены щит и шары Медичи, а также множество красных геральдических лилий Флоренции. Далеко внизу сиял на солнце золотой алтарь церкви.

— Почему вы оказываете мне такое доверие, мой господин? Вы принц по рождению, а также князь церкви, а я дочь простого книготорговца. Я уверена, в вашем окружении найдется немало людей, которым вы можете доверять.

— Люди из моего окружения почти всегда преследуют собственные интересы. Они первые меня предадут. Я должен возвращаться в Рим, и мне нужен кто-то в свите венецианки, кто бы держал меня в курсе всех событий. Я полагаю, ты тоже была привязана к Иоанне и ради нее готова стать моим… осведомителем.

— Вы хотите сказать, шпионом…

— Ну, это слишком резкое слово.

— Да, я любила ее, мой господин. Для меня она была сердцем и совестью всего двора, единственным по-настоящему хорошим человеком, несмотря на всю свою замкнутость. Да, великий герцог принудил меня служить Бьянке Капелло, но в конце концов я оказалась здесь. Теперь я помогаю ухаживать за детьми великой герцогини и ее гончими, чему очень рада.

Принц усмехнулся.

— Да, она очень любила своих собак, — сказал он. — Кстати, а где те две старые собаки? Я их не видел в парке.

— Их забрала моя бабушка. Уверяю вас, она хорошо о них заботится.

— Превращает их в четвероногих республиканцев, надо полагать? — с улыбкой произнес принц. — А великий герцог? Он не соизволил обеспечить им надлежащий уход?

— Нет, мой господин. Он… занят другими вещами.

Принц покачал головой. Интересно, что он хочет этим сказать? Неужели он хочет еще больше очернить своего брата в глазах Кьяры?

— Я слышал, что английский алхимик, Руанно дель Ингильтерра, возвращается во Флоренцию.

Кьяра почувствовала, как жар подбирается к ее щекам. Слава богу, на балконе темновато, и есть надежда, что принц ничего не заметит.

— Да, мой господин, — коротко подтвердила она.

— Когда он сюда прибудет, он снова присоединится к вашим алхимическим экспериментам? Франческо говорил мне, что продвинулся к созданию Ьар1$ Ркйозоркогит ближе, чем когда-либо до этого.

— Я не знаю, мой господин. Надеюсь, что да.

— На что ты надеешься? На то, что вы найдете философский камень? Или на то, что к вам снова присоединится англичанин?

— И на то, и на другое, — ответила она и отвернула лицо.

— Посмотри на меня, дорогуша.

Она нехотя повернула голову и встретилась взглядом с принцем. В его темных глазах сверкал радостный задор. Он был так похож на своего брата внешне, но так разительно отличался от него по характеру. Интересно, насколько глубоко проходит это различие? Или это лишь очередная игра? Как говорит бабушка, змея в новой коже все равно остается змеей.

Под всем его видимым дружелюбием и открытостью скрывается угроза. Мона Агнесса Нерини, ведь так ее зовут?

— Что я могу для тебя сделать в обмен на то, что ты станешь моим осведомителем? — спросил он. — Думаю, мой брат уже проявляет достаточную щедрость за то, что ты служишь помощницей в его лаборатории?

— Да, мой господин. Золото мне не нужно. Разве что… Вы же ведь священник?

Своим вопросом она, видимо, застала его врасплох.

— Не совсем, — ответил он. — Я кардинал-мирянин, а это значит, что я причислен только к малым чинам церкви. А почему ты спрашиваешь?

— Вы имеете власть освободить человека от обета? От обета, данного на священной реликвии?

Он слегка покачал головой.

— А в чем состоит обет?

Кьяра снова бросила взгляд на церковь. Интересно, каково это — слушать мессу здесь, стоя высоко над толпой простого люда? Неужели священник приносит им Святые Дары прямо сюда, наверх, поднявшись по тайной лестнице?

— Обет целомудрия, — сказала она. — Это был мирской обет, но я давала его, возложив руки на Пояс Пречистой Девы Марии.

— Да, я помню. Иоанна говорила мне об этом. В тот день, когда я впервые тебя увидел. Ты помнишь?

— Да, помню, мой господин.

— А еще мой брат подверг тебя какому-то языческому обряду инициации и наложил на тебя обет девства. Я не думаю, что тебе нужен священник, чтобы освободиться от подобной глупости, дорогая. Это же был всего лишь маскарад.

«Теперь ты должна поклясться, что будешь оставаться девственницей все то время, пока будешь у меня в услужении. Иначе тебе грозит смерть, — прозвучал в ее голове голос великого герцога, который произнес эти слова тогда, в лаборатории Казино ди Сан-Марко. — Магистр Руанно, подайте сюда реликвию».

Она вспомнила свое смятение при этих словах про смерть и реликвию. Ей вспомнился ковчег из горного хрусталя, прохладный и гладкий, искусно вырезанный в форме раковины.

Возложив руки на Священный Пояс Непорочной Девы Марии, клянусь хранить свою невинность все то время, пока буду находиться на службе у его светлости.

— Я все-таки чувствую, что без священника не обойтись, — сказала она и разозлилась сама на себя, когда ощутила, как ее глаза защипало от подступивших слез. — Это была священная реликвия. Пояс самой Пречистой Девы.

— Ну, раз ты так чувствуешь, будь по-твоему.

Он наклонился к девушке и возложил руки ей на голову.

— In nomine Patris, et Filii, et Spiritus Sancti[91], — промолвил он спокойным и ровным голосом. — Ныне и присно освобождаю тебя от уз обета целомудрия. Аминь.

Кьяра не ожидала, что все произойдет так быстро. Всего лишь несколько слов. Но после них она почувствовала, как на душе стало легче.

— Теперь ты свободна, — сказал он. — А есть какая-то причина, по которой ты хотела освободиться от данного тобой обета? Какой-то человек, к которому ты особенно привязана?

— Нет, что вы, — солгала Кьяра. Кардиналу совсем не обязательно знать о ее чувствах, к кому бы они ни относились. — Пожалуйста, не говорите никому.

— Особенно англичанину? — усмехнулся он.

— Вообще никому.

— Хорошо. Я никому не скажу. Обещаю.

— Спасибо вам, мой господин.

— А теперь, когда ты свободна, — сказал он более серьезным тоном, — я попрошу тебя думать так, будто ты находишься на службе у меня, а не у моего брата. Ради великой герцогини Иоанны, которую мы оба любили.