Акт бунта - Калли Харт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я захожу в угловой номер, который Хилари приготовила для меня, уже планируя опустошить мини-бар досуха, но когда вхожу в гостиную, я вижу Элоди, блядь, Стиллуотер, сидящую на моем диване, и мой мозг, черт возьми, чуть не взрывается.
У меня чертовы ГАЛЛЮЦИНАЦИИ.
Чья-то рука хлопает меня по плечу, останавливая меня как вкопанного.
— А вот и ты. Если быстро примешь душ и оденешься, мы успеем в «Ле Бернарден» как раз к нашему бронированию.
Рэн бросает в рот горсть арахиса, приподнимая брови, когда направляется к дивану и падает рядом со своей девушкой.
Черт возьми. Я уехал, никому не сказав, куда и зачем. Потому что знал, что лучше не надеяться, что Рэн не сможет найти меня — он обязательно получит любую информацию, которую пожелает, как только решит это сделать, — но подумал, что у него есть дела поважнее. Я предполагал, что он будет так занят, трахая Элоди, что даже не поймет, что меня нет, пока я уже не вернусь снова. Ошибся по всем пунктам. Рэн здесь, в моем чертовом гостиничном номере, и устроился поудобнее.
— Это мои спортивные штаны? — рычу я.
Рэн смотрит на себя сверху вниз, осматривая брюки с видом человека, который считает, что все принадлежит ему.
— Уххх… Я не знаю. Может быть. Я достал их оттуда. — Он показывает пальцем.
— В спальне? В моей спальне?
— Да.
— Ты достал их из чемодана? Тот, что от «Дакайн», с моим именем, напечатанным на этикетке?
Парень бросает в рот еще орешков, пожимая плечами.
— Откуда я, блядь, знаю? Сумка. Они были в гребаной сумке. Господи, чувак, расслабься уже. Это просто спортивные штаны.
Это просто чертовски идеально. Нет, серьезно. Чертовски идеально. Именно то, что мне нужно после долгого дня, когда мной командует Хилари и требовательный (по общему признанию, довольно крутой) фотограф.
— Что ты вообще здесь делаешь? — Я наполняю эти слова каждой унцией злобы, на которую способен. Однако оба этих ублюдка невосприимчивы к моему тону. Очевидно, что они в корне сломаны внутри. Рэн пережевывает арахис между коренными зубами, безучастно наблюдая за мной. Элоди даже этого не делает; она смотрит в телевизор, переключая каналы, перескакивая с одной станции на другую, как будто я только что не угрожал съесть ее гребаную душу своей ненавистью.
— Твою девушку, Чейз, нужно было подвезти. Знаешь, она мне нравится. Сказала мне, чтобы я пошел нахуй, когда мы ехали по Бруклинскому мосту. Сказала это с таким ядом, что мои яйца немного втянулись.
— О чем, черт возьми, ты говоришь, Чейз нужно было подвезти?
Элоди, наконец, отрывает взгляд от телевизора. На экране Арнольд Шварценеггер исчезает в яме с расплавленной лавой, подняв одну руку над головой и показывая большой палец вверх.
— Джарвис Рид сказала ей, что ты уехал домой из-за семейных проблем, — говорит Элоди. — Прес беспокоилась о тебе.
Нет слов. Вскидываю руки, глаза закатываются еще сильнее, пока я пытаюсь придумать цепочку ругательств, достаточно мерзких, чтобы передать, насколько я несчастен.
Эти ребята не могут быть здесь.
Не сейчас.
Не сегодня.
Чейз определенно не может быть здесь.
Это действительно чертовски плохо.
Балконная дверь открывается, впуская в комнату вой сирен и автомобильных гудков, а также саму Чейз, на которой надета одна из моих… Черт возьми, блядь. Моя толстовка. На ней одна из моих простых черных толстовок. Две эмоции вспыхивают в согласии друг с другом, пронзая меня одновременно. Первая — чистая ярость — заставляет мою кровь петь в венах, а глухой рев нарастает в глубине моего горла. Вторая — совершенно не поддающаяся идентификации эмоция — заставляет мой желудок скручиваться, и это странное, покалывающее тепло поднимается вверх по позвоночнику. Я хочу… хочу…
К черту это. Я хочу, чтобы она сняла толстовку прямо сейчас, черт возьми, но не могу доверять себе, чтобы рявкнуть команду без того, чтобы не произошло что-то странное. Эта штука ей так велика, что доходит до середины колен. Девушка закатала рукава до локтей, ткань нелепо вздулась на плечах. Воротник перекошен, свисает с плеча. Мой желудок снова сжимается, странное напряжение, от которого у меня перехватывает дыхание. Пресли видит меня, ее глаза округляются, а щеки становятся ярко-пунцовыми. Она не была готова к моему появлению. Еще нет. Собиралась ли она снять толстовку до моего прихода? Планировала ли сбежать? Чейз выглядит так, словно у нее вот-вот случится сердечный приступ. Ее глаза, блестящие и кристально чистые, сияют так ярко, что девушка похожа на какой-то шарж. Персонаж манги ожил и вторгся в мое личное гребаное пространство.
— Прости, — шепчет она.
Я выгибаю бровь, глядя на нее, очень, очень смущенную.
— Прости?
— Да.
— Ха! — Рэн закидывает ноги на кофейный столик, обнимая Элоди; она прижимается к нему, положив голову ему на грудь, и, видя их такими, такими легкими, естественными и идеальными вместе, у меня перехватывает горло. Я игнорирую их, оглядываясь на Чейз, вглядываясь в ее испуганное выражение в глазах лани.
— Мне даже не нужно было гадать, где ты остановился, — говорит Рэн. — Ты уже слишком много раз останавливался здесь. Мне также легко удалось подкупить портье за ключ от номера.
— В следующий раз обязательно выберу что-нибудь другое, — бормочу я.
— Серьезно, чувак. Иди и переоденься. Я буду в бешенстве, если мы пропустим наше место в «Ле Бернарден». В отличие от получения ключа от номера, выбить этот стол было непросто. Мне пришлось лезть из кожи вон. В конце концов, твоя мама помогла. Она позвонила им, и попросила…
Моя голова поворачивается так быстро, что я задеваю гребаный нерв.
— Ты сказал Мередит, что мы здесь?
— Не будь странным, чувак. Я говорил с ней секунд тридцать. — Рэн демонстративно закатывает глаза. — Она была более чем счастлива помочь. И просила передать тебе, чтобы ты зашел в «Эксельсиор» завтра вечером на ужин. Она сказала, что мы все должны пойти.
Твою… блядь… мать…
Я должен…
Я бросаюсь в спальню и захлопываю за
