Ослепительный нож - Вадим Полуян

Шемяка чуть подумал. Решил:

- Обойдёмся без юбок. Святой отец сам управится. И удалился спешно, без простин, довольно потирая руки…

15

Всенощная в Успенском соборе подходила к концу. Евфимия в смирной одежде стояла пред образом Богоматери Овинской, списком с иконы, полученной от неизвестного лица галицким боярином Иваном Овиным, изъятой из Успенского монастыря при взятии Галича Василиусом, а затем невидимой силою явившейся на своём прежнем месте. Исполнил Дмитрий Красный обещание великому князю, привёз игумен Паисий список иконы в Москву, встречен был колокольным звоном и крестным ходом. И вот Богоматерь Овинская подаёт милость не только галичанам, но и московским людям. Не себе просит помощи у Неё боярышня. Обращается с мольбой о свергнутом венценосце и его семье. Да будут благополучны их дни, хотя и не в заточении, так в изгнании. Месяцы прошли с того времени, как Шемяка послал в Муром рязанского епископа Иону за малолетними сыновьями бывшего великого князя. С тех пор Евфимии довелось ещё единожды встретиться с нынешней великой княгиней Софьей. Теперь эта выращенница глухоманного Заозерья возвышается у Пречистой на рундуке, обитом красным сукном и атласом по хлопчатой бумаге с шёлковым золотым галуном. Тезоименница её, Витовтовна, ещё недавно стоявшая здесь, сидит в Чухломе. Софья видит или не видит Евфимию. Различи её среди скромных жён под чёрными понками, что кладут и кладут поклоны перед иконами! Единожды всё-таки различила, повелела позвать. Угостила по-царски и обласкала. Поведала, как епископ Иона уговаривал князей в Муроме передать ему спасённых детей, как, отпев молебен, торжественно принял их с церковной пелены на свою епитрахиль, поручась, что Дмитрий Юрьич не пожелает им зла. Софья присутствовала при встрече привезённых малюток, видела, как её супруг плакал от умиления и ласкал племянников. Была на обеде в их честь, вместе с государем одаривала, знакомила с сыном Иваном, наследником великокняжеского стола, пожелала благополучного пути в Углич. Евфимия успокоилась, сочтя выполненным свой долг. Софья предложила ходатайствовать о возвращении ей имения, если не отчего дома, где живёт Иван Котов, то хотя бы какого иного. Боярышня попросила не беспокоиться. На том и расстались.

Ещё перед иконой молилась Евфимия о ниспослании здравия и благополучия болярину Андрею и болярыне Акилине. Пока она с Карионом была у Троицы, затем в Муроме, Бонедя, оказывается, ездила в Нивны. Вернулась с обеспокоенностью о семействе Мамонов. Ничего явного, просто тягота на сердце. Амма Гнева пасмурна от дурных предчувствий. Все гадания сулят нечто ужасное. Лишь Андрей Дмитрич не замечает печали своей подружии, занятый недосягаемыми простому уму размышлениями и расчётами. У лесных сестёр тоже не всё гладко. По-прежнему Фотинья с ними живёт, словно в воду опущенная. Янина доняла подозрениями о её отце. Хотя, кроме волхвования, нет у ней никаких доказательств его вины в смерти старого князя Юрия Дмитрича. Евфимии вся эта пря неприятно памятна и отбивает желание ехать в Нивны. А вот Раина засобиралась в лес. То ль совпадением с этими сборами, то ли поводом к ним стало её последнее приключение. На Торговой площади попала в лабаз красного товара и из разговора приказчика с покупателем узнала, что хозяин всему лабазу не кто иной, как её вздыхатель когдатошний, Кюр Сазонов. Вскоре вышла кутырка, насурмлённая, набелённая, нарумяненная. Её назвали хозяйкой. Раина, не утерпев, доискалась встречи с лабазником. Она и Кюр долго вздыхали и плакали. Делать нечего - он женат! Кого Бог соединил, человек да не разлучает. Придя в дом Тюгрюмова, Раина обронила при Всеволоже: «Чтоб ей в огне сгореть!» Как выяснилось, она имела в виду не подружию Кюра, а амму Гневу. Боярышню передёрнуло от таких глаголов. Вскоре лесная дева надумала возвратиться к сёстрам. Сочла, что Евфимия безопасна среди друзей. Сестричеству же грозит беда, такое было ей «привидение». Расставались слёзно. «Скоро увидимся», - пообещала Евфимия. Раина затрясла головой: «Прощай, голубонька!..»

Вот и окончилась всенощная у Пречистой. Всеволожа подошла ко кресту. С ним вышел сам местоблюститель митрополичьего стола, епископ Иона, в золотом саккосе. Евфимия слышала, что он родом галичанин, сын боярина Фёдора Опаушева прозвищем Одноуша. Покойный галицкий князь Юрий Дмитрич хорошо знал его семью, а значит, знавал его и Дмитрий Юрьич, хотя владыка Иона постригся двенадцати лет. Фотий, митрополит, коего юницей помнила Всеволожа, посетил однажды московский Симонов монастырь и, как рассказывал отец Евфимии, узрел там юного инока, мирно спящего. Удивлённо посмотрел на кроткое величественное лицо и изрёк: «Сей юноша будет первым святителем земли Русской!» То был Иона.

Евфимия поцеловала крест и направилась к выходу. Отсутствие своей карети у паперти ныне не смущало её. Привыкла ходить пешком. Не обращала внимания на бояр. Да и бояре были не те. Нет ни Кобылиных-Кошкиных, ни Сорокоумовых, ни Оболенских, ни Филимоновых, ни Акинфовых. Их места заняли Константиновичи - Иван, его братец Пётр, что подстрекал к буре Витовтовну рассказом о золотом источне, Никита, что поймал великого князя в Доме Преподобного Сергия, в стенах храма Живоначальной Троицы. А с Константиновичами небезызвестный Евфимии воевода Вепрев. А с ним Фёдор Галицкий, Михаил Сабуров, ближние, хотя и не родовитые Шемякины слуги.

Вдруг Всеволожа встретила одного из прежних именитых лиц - Ивана Ивановича Ряполовского. Он, несомненно, узнал её, ибо с паперти спускался след в след.

- По ком плачно оделась, боярышня? - прозвучал его низкий голос почти у самого уха.

- По многострадальной стране нашей, - тихо произнесла Евфимия и спросила: - А ты, княже, по ком облачился в чёрное?

- По детям нашего государя, преданным вероломцу, - отвечал Ряполовский.

Они отошли чуть в сторону от боярских карет и челяди.

- Что-то не пойму, князь Иван, - остановилась Евфимия. - Кто вероломец? Почему преданы?

- Преданы по нашему неразумию, - пробасил недавний её сподвижник. - А вероломец - Шемяка. - Видя растерянность столь деятельной храбруши, князь доверительно пояснил: - Передавая в Муроме Ивана и Юрия на владычню епитрахиль, я с братьями и воеводой поверил: похитчик власти не учинит им зла. И вот - доподлинное известие: княжичи ввержены в тесное заточение с матерью и отцом.

- Не может статься! - возразила Евфимия. - Владыка Иона в Угличе видел Василиуса и Марью свободными.

- Едва удалился преосвященный, - продолжил князь, - государь с государыней вновь оказались в темнице, откуда на время были извлечены. Да ещё и два сына - с ними.

- Владыка знает? - спросила боярышня.

- Вряд ли, - вздохнул Ряполовский. - У него забот полон рот: местоблюститель митрополичьего стола! Борется с остатками ересианства исидорского в Южной Руси.

- Надобно довести, - решительно заявила Евфимия.

- Доводчиков караулят доглядчики, - усмехнулся князь. - Нет, - примолвил он. - Мы решили иное. Нынче же покинем Москву. У Волока Дамского ждут Стрига-Оболенский, сын нашего муромского воеводы, да братья Сорокоумовы, Иван Ощера с Бобром, да Семён Филимонов, да Юшка Драница, да Русалка с Руном и иными детьми боярскими. Придём к Угличу, овладеем им, освободим мученика с семьёй.

- Опять кровь! - поникла Евфимия. - Не лепше ли словами исторгать кровь души, нежели мечами кровь тела?

- Шемяка внемлет лишь языку меча! - отчеканил князь и распрощался с боярышней.

Евфимия не ушла от храма. Она прохаживалась по площади в виду отверстых соборных дверей и паперти, засиженной нищими. Вот вышел Иона в мантии, в окружении иподиаконов и священства. Боярышня заступила путь. Бердышник урядливо подскочил:

- С дороги!

Её несомненно бы отогнали, не возопи она во весь голос:

- Владыка!

Епископ воздел десницу. Охраныши оставили Всеволожу в покое.

- Что тебе, дочь моя?

Всем зреньем тела чувствовала, как подозрительные глаза сверлят и справа, и слева. Вот уж воистину доводчика сторожат доглядчики. Пусть! Одиночке трепетать не за кого, только за себя.

- Владыка! Я Евфимия Всеволожа, дочь боярина Иоанна. Дмитрий Юрьич солгал тебе. Старшие сыновья Василиуса в темнице!

Иона малое время стоял в раздумье. Потом вымолвил тихое повеление одному из ближних. Монах подошёл к боярышне:

- Следуй за мной, дщерь Божья!

Ещё чуть спустя она сидела в митрополичьей карете. Введена была незаметно, со стороны, противоположной площади. Когда архиерей с келейником взошли, тут же вознамерилась говорить. Владыка остановил поднятой дланью:

- Выслушай, дево! Знавал твоего родителя, кое-что доходило и о тебе. Потому глаголы твои перевешивают сомнения. Молвка о том же из других уст не внушала веры. Вопросить Дмитрия Юрьича?