Ослепительный нож - Вадим Полуян
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Евфимия увидела вершника на белом коне. С ним - боярское окружение. Позади - каптан, золотный змеец по округлым бокам. Вокруг - охраныши с бердышами.
Толпа ротозейничала на государево возвращение то ль с богомолья, то ли с прогулки утренней. На белом коне - Шемяка. В каптане, должно быть, Софья Шемякина, ставшая великой княгиней.
- Езжайте домой, - велела боярышня Кариону с Раиной. - Возьмите моего коня. Вскорости подойду, тут недалече.
Бунко повиновался, Раина же спешилась и упёрлась:
- Оставить одну? Ни на шаг! С ней иной раз не справишься. Стали в первых рядах зевак.
По расчищенному бердышниками пространству двигался человек в издирках, в медном колпаке, в железах и грубом вервии на почти нагом теле. Оседлал он палочку, как мальчишка. Держал в руке густо посоленную краюху хлеба.
- Максимушко! Максимушко! - разнеслось в толпе при появлении босого юродивого.
Привлёк он и внимание Всеволожи. Сей блаженный не был похож на пророчествующего Михаила Клопского. Тот пугал грозностью, этот смущал дурашливостью. Почти каждого усмешливо поучал:
- За терпенье Бог даст спасенье!.. За терпенье Бог даст спасенье!
Вот подошёл к молодице, испуганно осенившейся крестным знамением:
- Всяк крестится, да не всяк молится!
Вот подошёл к купчине из рядов красного товара:
- Божница домашняя, а совесть продажная! Кутырь отворотился. Босой страстотерпец припрыгнул на палочке к другому купцу:
- По бороде Авраам, а по делам Хам!
Тот важно протянул благоюродивому голую деньгу да так и остался держать невзятую.
Въехал на площадь Шемяка. Максимушка устремился к нему, протянул заготовленный ломоть:
- Дмитрушко, Дмитрушко, поешь хлеба-соли, а не христианския крови!
Властитель, исказив лик, занёс над лысиной святого человека оружие.
- Дмитрий! - раздался истошный крик из каптана.
Толпа ахнула, ибо юродивый стал невидим. Шемяка выронил меч, вонзил стремена в конские бока и умчался в Кремль.
Над площадью прозвучал другой позов:
- Софьюшка!
Бывшая княжна Заозёрская опознала в толпе зовущую её Всеволожу.
- Взлезай ко мне, ясынька! - протянула былая подруга белые руки.
Боярышня не замедлила принять приглашение. Раина впорхнула в каптан за ней следом.
- Ах, и ты тут, «чесотка да таперичи»? - даже развеселилась Софья, расстроенная только что случившимся.
Каптан вполз во Фроловские врата, вскоре остановился у великокняжеского дворца, ещё не вполне отстроенного, окружённого сходнями и лесами.
Софья тем часом теребила Раину:
- Скажи, дурочка, о своих «привидениях» насчёт меня и государя, моего супруга.
Лесная дева нахохлилась:
- Не скажу!
Переходами женской половины дворца Софья повела Всеволожу и её деву, дабы употчевать гостью и себе отвесть душу, истомлённую одиночеством. Пришла блажь хозяйке отослать сенную девушку вниз, да Евфимия не дозволила. После бани они с Раиной, как равные, сменив воинскую сряду на сличную, сидели пред млеющей государыней, уплетая сладкое печиво, запивая медами и взварами.
- Подскажи-ка мне, ясынька, - вопрошала Софья, - куда вдруг подевался юродивый? Обыскалась его глазами! Так быстро юркнул в толпу?
- Он не прятался в толпу, - возразила боярышня.
- Куда же он спрятался? - не понимала княгиня.
- Просто стал незрим.
Софья выронила надкушенный пряник.
- Ты не свою «чесотка да таперичи», а уж меня за дурочку держишь?
- Софьюшка, - примирительно подала ей упавшее лакомство Всеволожа, - оставим пустые споры, есть к тебе вельми важное дело.
- Печалуешься о ком? - напряглась новая государыня.
Всеволожа кивнула:
- О малютках Василиуса.
- Сие новость! - подняла брови Софья. - Поведай-ка всё, что знаешь.
Выслушав рассказ Всеволожи, она задумалась. Потом с сердцем произнесла:
- Горе с тобою, ясынька! Мятущаяся бездомная сирота! Эк, тебя угораздивает, угораждывает, угораживает - не найду, как и выразиться! - всегда ввергаться не в своё дело! То лезешь под крепостные стены, то ратоборствуешь средь мужей девой-витязем, то встреваешь в чужие смуты. Не передать, сколь зол Дмитрий Юрьич, не поймав сыновей врага. Грядущие супротивники! Не токмо ему, а наследнику, сыну Ванечке. Доищется, что виновница их спасения…
Евфимия перебила:
- Ты - женщина! И не жалко деток? Чьи б ни были.
- Не жги душу! - взмолилась Софья. - Что могу для них?.. А ты ступай вниз, - набросилась на Раину. - Не твоим ушам слышать…
Лесная дева выскользнула из покоя. И вовремя. Спустя миг «ведьме», как её звал Шемяка, не поздоровилось бы. Ибо взошёл он сам. Вид имел мрачный.
- Фишка?.. Ты… тут?
- У меня гостит, - заявила Софья.
- Митя, - улыбнулась ему боярышня, - отчего в солнечный день ненастен?
- Неистребимая! - процедил он сквозь зубы. - Никакой я не Митя. Я государь, властодержец земли Московской!
- Каково державствуешь, государь? - вопросила Евфимия с некоторым озорством.
- Глумотворшица! - ещё пуще озлился Дмитрий Юрьич. - Ведь не ляскалы точишь здесь. Через Софью затеяла вернуть вотчину… Шиш! В твоём тереме живёт Иван Котов, лучший мой боярин. По тебе ж давно келья плачет.
Евфимия поднялась.
- Неуютно тут у вас.
- Митенька! - возроптала Софья. - Окстись, что с тобою нынче?
- Ежедень неприятности! - проворчал Шемяка. - Только что юрод Максимка ошеломил: сгинул, как наваждение. А во дворце узнаю: Федька Басенок ночью из темницы исчез, сринул железа, как истый волхв, прошёл сквозь двери чугунные, стены каменные.
- Басенок, наслышана, воевода отменный, ценный литовский выходец, - вставила Всеволожа.
- Молчи уж! - рыкнул Шемяка. - Доводчики донесли: ты - спасительница детей Василиуса. Веры этому нет. Не по твоим силам дело. А заботушка у меня теперь вот где! - хлопнул он себя по загривку.
Софья задрожала осинкой при последних словах супруга.
- Я вывезла княжичей из обители, - объявила Евфимия. - Могла ли отдать малюток в лапы твоих кметей?
- Ты? - задохнулся новый великий князь. - Ты?
- О-о! - простонала Софья.
- Задуши меня сеном, - предложила Евфимия. - Константина Дмитрича нет на свете. Младшего брата твоего нет. Василиус ослеплён и в яме. Сёстры - под куколями. Заступиться некому. Ну!
Дмитрий Юрьич молчал.
- Отвезла детей к Ряполовским, - продолжала она. - Скрыли их за стенами Мурома. Сама явилась к тебе, решить судьбу малюток по-доброму.
- Явилась… ко мне… - постепенно соображал Шемяка. - Кто подослал?
- Говорю, сама. - Боярышня села на своё стольце как ни в чём не бывало. - Условилась с Ряполовскими и другими. Вернёшь деток родителям, дашь сверженному удел, его бояре будут служить тебе по любви, вправду, без хитрости. Ежели не уладимся, быть великой рати.
- Какой там рати! - сел Шемяка на кованый сундук. - Ярославич Боровский бежал в Литву. К нему ж побежит Басенок, куда ещё? Иван Стрига-Оболенский поцеловал мне крест, пусть и без охоты. Муром же обложу. Ряполовские в нём сгниют с Васькиным отродьем.
- Митя, - тронула Всеволожа его персты на коленке. Он отдёрнул руку, как от пламени. - Меня не бойся, Митя. Я всего девица. В башне можно мучить, сеном удушить. Сказать тебе хочу лишь вот что: Литва рядом - рукой подать! Вечно будешь под дамокловым мечом…
- Каким таким «дамокловым»? - не понял Дмитрий Юрьич. - Довмонтовым? - вспомнил он князя, легендарного защитника, чтимого во Пскове.
- Узнаешь меч Довмонта, - пригрозила Всеволожа, - коль хоть единый волосок падёт с голов невинных княжичей.
Шемяка напряжённо думал:
- Ваську выпустить… связать душу крестом…
- Марья опять в тягости, - примолвила Евфимия.
- Плодятся, аки крысы, - проскрежетал Шемяка. Ему подружия преподнесла лишь одного наследника. - Как мыслишь, - обратился он к боярышне, - моим посулам Ряполовские поверят, отдадут княжичей?
- Тебе? Поверят? - покачала головой Евфимия. - Я бы не поверила.
- Ты бы! - перебил Шемяка. - Тьфу!.. Кому поверят?
Боярышня возвела очи к потолку и твёрдо объявила:
- Митрополиту.
- Митрополита нет, - напомнил Дмитрий Юрьич. - С тех пор как убежал Исидор… А-а! - воскликнул он. - Иона! Досточтимый муж! Муром - епископия его рязанская. Пусть возьмёт деток на епитрахиль. Я ему митрополичий сан доставлю своей волей. Только бы привёз княжат. Пообещаю выпустить Василия, дать ему удел богатый. Да господствует он в оном и живёт в достатке. Думаешь, не согласятся Ряполовские?
- Могу сопровождать владыку, вставить своё слово, - предложила Всеволожа.
Шемяка чуть подумал. Решил: