Рыцарская честь - Роберта Джеллис

Честер сначала заколебался, потому что никак не мог решить, с кем он в конце концов останется, но брат был настойчив. Честер начал склоняться, когда Линкольн указал на легкость овладения прежде мирным замком и особенно когда выяснилось, что тем самым Честер может припугнуть собственного нерадивого вассала, который считал себя в безопасности на землях Туксфорда. А после обеда, существенно подняв боевой дух хорошим вином, Честер был готов к активным действиям, так что Элизабет посчитала излишним оказывать на него дополнительное давление. В случае успеха задуманной операции ее дружина будет уже здесь не нужна, и она может отправиться с ней на юг, как это было предписано Роджером.

Херефорд с удовлетворением прочитал эти известия. Ему будет гораздо спокойнее, когда Элизабет окажется за прочными стенами Херефордского замка. По мере того как стали чаще идти дожди и холоднее становились ночи, ему все меньше нравилось, что он находится вне дома.

— Твоя жена — удивительно прилежный корреспондент, — лениво проговорил Генрих, повернувшись к горящему очагу другим боком.

— Да. Она пишет, что все идет, как мы задумали. Линкольн вернул обратно свое и теперь собирается прибрать к рукам то, что принадлежит Стефану, а Честер согласился ему помочь и тоже на этом нажиться.

Генрих поджал губы.

— Сейчас я доволен их поддержкой, но что потом я буду делать с этой парочкой?

Сидящий напротив Херефорд покачивал ногой, поблескивая позолотой на своем элегантном башмаке, и Генрих следил за сверканием украшений на носке и подъеме. Они наслаждались покоем, после того как Вальтер задал Стефану трепку, и Херефорд снова блистал великолепием своего наряда. Но это совсем его не украшало; роскошные цвета костюма, золотое и серебряное шитье, камни и меха только подчеркивали его изнуренность. Передышка ничего Херефорду не дали, если не считать, что он был чисто вымыт и безупречно выбрит; отдыха для него тут не было. Им владело такое чувство нетерпения, что сидеть без дела для него было мучением. Он знал, что-то ему настойчиво говорило это: отпущенное время истекает. Тщательно контролируя движение, Херефорд стал медленно покачивать башмаком в другом направлении. Его руки, лежащие на подлокотниках кресла, были напряжены и мелко дрожали, но со стороны это не было заметно.

— Что делать с ними, я вам не скажу, но могу успокоить: они не очень любят друг друга, — сказал Херефорд и продолжил с некоторым раздражением: — Вы заглянули слишком далеко. Если Стефан в ответ на их действия пойдет на север, куда будет нанесен наш следующий удар?

Последовало долгое молчание. Генрих делал вид, что обдумывает ответ, а сам наблюдал за компаньоном. Херефорд сохранял полное самообладание, его голос ничуть не дрогнул, а нога продолжала спокойно покачиваться с прежней невозмутимостью. Генрих видел немало людей, доведенных до крайности, и хорошо знал все признаки этого, а тут шла неделя за неделей, но у Херефорда этого края не наблюдалось, и, насколько Генрих мог судить, ничто не было в состоянии вывести его из себя!

— Сколько времени ты уже на войне, Роджер?

— Восемь месяцев, одна неделя и три дня. Сказать, сколько часов?

— Это слишком долго. Да нет, я говорю, что ответ твой звучит долго. Только тот, кто изнурен до предела, будет считать часы, отделяющие его от дома. Тебе надо отдохнуть, отдохнуть по-настоящему, не так, сидя как на иголках в ожидании, когда на тебя нападут или когда нападать самому. Посмотри, Юстас на востоке бьется с Бигодом. Стефан, как ты говорил, похоже, снова двинется на север. Мне кажется, тебе надо ехать домой на неделю или даже на месяц. Сейчас самое время, а если будет надо, я тебя вызову.

— Не скажу, что отдохнуть не хочется, — отвечал Херефорд спокойным голосом, но тон этот был для него более неестественным, чем крик. — Возможно, в этом есть резон. Я…

— А ты не уйдешь от меня совсем? — спросил Генрих со смехом, но заметив, как Херефорд сразу побледнел, торопливо продолжал: — Что ты, я пошутил! Если ты оставался верен мне, когда все было плохо, зачем оставлять кампанию, когда дела пошли на поправку. Больше так шутить не буду. Езжай домой и…

— Нет! — Херефорд вскочил и стал вышагивать по комнате. — Нет, милорд, не надо меня искушать. — Он вздрогнул, подошел к Генриху и положил ему на плечо руку. — Это дьявол подал вам мысль расстаться со мной, но мой ангел-хранитель подсказал просить не уходить от вас! Нет, Господь свидетель, даже во сне я не сдаюсь…

— В каком сне? Что тебе снится, Роджер?

Херефорд задумчиво провел рукой по лицу и сказал нерешительно:

— Бегство, но чье и от кого — не знаю. Сон всегда один и тот же: большое сражение, я испытываю чувство радости, вот она — победа, она уже в руках. И вдруг я один, еду по чужой разоренной земле, и у меня чувство полного провала и отчаяния, но это будто и не я вовсе, а душа моя тащится. И все время мне слышится голос: «Не уходи! Не уходи сейчас!» Но я еду не останавливаясь, понимаю, что совершенно одинок, рядом нет ни одной живой души, потому что я кого-то покинул или меня покинули… Не знаю…

— И это все?

Махнув рукой, Херефорд отвернулся и снова принялся вышагивать.

— Мне трудно передать свое чувство… А, вздор все это, Генрих! — прервал он себя нервным смешком и снова уселся на свое место. — К нам это не имеет никакого отношения. Мне стало это сниться после смерти отца, всегда одно и то же, будто я не поспеваю куда-то или ошибаюсь в чем-то и этим навлекаю беду на себя и на тех, кого люблю. А теперь, рассказав, мне стало легче. Я говорю вам, — он сказал это с ударением, потому что Генрих нахмурился и отвернулся, глядя на огонь, — все это вздор. Ни к чему нам этот разговор. Давайте лучше поговорим о дальнейших планах.

— Говоришь, что все это вздор, но домой из-за этого ехать не хочешь… Роджер…

— Не еду из-за того, чтобы не испытывать без нужды судьбу, — ответил Херефорд с более присущей ему нетерпеливостью. — Кроме того, было бы большой глупостью не воспользоваться открывшейся возможностью чего-то добиться. Если Стефан двинет свою армию на север да еще, будучи дураком, прихватит с собой с юга вассалов, он же всю область оставит без прикрытия. Какими идиотами надо быть, чтобы в это время отправиться на отдых!

— Вот это верно! — Природный оптимизм Генриха уже стряхнул суеверный страх, навеянный рассказом Роджера. — Мы сделаем вот что: попросим Глостера присоединиться и нанесем совместный удар.

— Правильно. А где?

— На Бридпорт.

— Почему на Бридпорт? Почему не на Фарингдон?

— Потому что это порт, который нам очень пригодится, и потому что мне кажется, его комендант относится к нам не без симпатии. Если мы устроим перед его воротами хорошую демонстрацию своих сил, мне говорили, они откроются для нас без боя.