Повести о чекистах - Василий Степанович Стенькин

кухню. Ему не хотелось встречаться с женой. Она еще не простила ему того гуся, которого он скормил господину Лео. Здорово он тогда загнал этого борова Чайку. Мотал его по оврагам, балкам, чуть с пути не сбился. Не выдержал индюк, попросил отдыха. Плюхнулся на пригорок и засопел, как паровоз. Надвигались сумерки, и чувствовалось, что гость начинает трусить. Торопит, поглядывает по сторонам, волнуется. Особенно он напугался, когда на опушке леса появился Петро Ферсан. Заметив Фабрици, тот приподнял шляпу в знак приветствия. А Чайка разом ткнулся в землю носом. Ну, комедия. Не успел Фабрици зайти за скалу, Лео накинулся… Ну, ругательник… ну, срамник…

От этих воспоминаний у Фабрици поднялось настроение. Зато последующие события он лучше бы выкинул из головы. От них только дрожь по всему телу…

Пришли в курень ночью. Темень хоть глаза коли. Двигались медленно, на ощупь. И вдруг, как удар, свет по глазам. Мгновение, и Фабрици схватили, будто клещами, чьи-то железные руки.

— Кого это черт носит в ночи? — рявкнул невидимый человек, обшаривая его карманы.

От неожиданности Павел сильно перетрусил, потом взял себя в руки: как-никак к своим пришел, чего бояться?

— Мне нужен Стефан, — ответил он как можно спокойнее. — Я ходок…

— Топай на огонек справа, — и подтолкнули в спину. За ним пропустили Чайку.

У костра увидел другого незнакомца, а рядом с ним пулемет на ножках.

— Где вы сцапали сего человека? — спросил, усмехаясь, пулеметчик у конвоира. — Веди его в яму, а того — в другую, — распорядился он.

Не успел Фабрици сделать и нескольких шагов, как куда-то провалился. Пошевелился. Вроде ноги-руки не поломаны. Голова тоже на месте. Поднялся на ноги. Пахло сухой землей, на зубах хрустел песок. Сплюнул. «Ну, канальи!» Ощупал руками стены — яма была небольшая. До верха только чуть касался пальцами. Земля сыпалась на голову. «Черт с ними», — подумал и присел на дно. Только потом Кондрат Дрын, он оказался на месте, объяснил ему, что в яму сажают всех задержанных ночью до выяснения личности. Он его и вызволил утром из нее.

В награду за доставку важного гостя Хустовец снабдил Павла какими-то бумажками. Тогда он сунул их в свитку и не посмотрел. Не до того было.

— Разберешься там, что к чему, — сказал Стефан. — Если придет еще гость и его по каким-то причинам не удастся переправить, выпишешь ему документ, — он внимательно посмотрел на Фабрици и тихо добавил: — Скоро место переправки гостей изменится. На то получишь дополнительные указания. Понял?

Тогда же Фабрици передал Стефану тайну Петра Зубана о складе с оружием. Главарь долго молчал, затем изрек:

— Сие потребуется нам скоро. Больше никому ни слова.

С тем Фабрици и вернулся домой.

Сейчас Павел вспомнил про сверток, который получил от Стефана. Он снял с гвоздя свитку. Обычно жена лазила по его карманам и выгребала из них деньги и все, что ей попадалось. На этот раз, видно, закружилась с делами. Фабрици развернул газету и увидел в ней бланки с печатью окрОНО.

«Напишу-ка я себе направление в Трускавец как почечному больному».

Фабрици достал с полки чернильницу. Давно он ее не трогал, без надобности была. А тут пригодилась. Перышком выковырнул из нее дохлых мух, плеснул водички: загустилось больно, сел за стол поудобнее и задумался. «Напишу, обострение», — решил он и зацарапал пером. Через полчаса справка была готова. Он посмотрел на нее оценивающе: сделано все по правилам, как в сельсовете. Никто не придерется. Теперь он знал, что ему делать. На дворе стояла уже полночь. Легкой походкой он прошел под окнами своей хаты, чтобы не разбудить, не дай бог, супругу, проволочкой открыл щеколду, вошел в сени. Спустился в погреб, нащупал кусок сала, припасенного для праздника, затем неслышно, будто тень, проскользнул в чуланчик, где хранился хлеб. С продуктами вернулся к себе, сложил все в мешок. «Выйду на заре, — решил он, — и с первым автобусом — ищи ветра в поле».

Часа в четыре утра он проснулся. «Пора. Пока пройду до большака. Лучше там подожду, если рано». Накинул свитку, взял мешок и остановился. «Если придут эмгебисты, то в доме все вверх дном перевернут». Он полез за божницу и вынул оттуда завернутый в вафельное полотенце сверток. Прежде чем развернуть, воровски оглянулся на темное окно: как будто кто-то сейчас мог подглядеть его тайну. Он бережно развернул полотенце и обнажил некое подобие шприца — металлический игольчатый предмет со стоком. Это было клеймо. Им они делали метки на пойманных коммунистах. Его оттиск изображал пятиконечную звезду. Такое дело поручали не всем, и Фабрици гордился доверием. Он завернул аккуратно клеймо, сверху на него положил чистые бланки и крепко все завязал в тряпку. Положил на дно мешка, затем подумал и переложил в карман. «В пути всякое может случиться».

Фабрици потихоньку прикрыл дверь летней кухни, распрямился и только хотел двинуться в обход, огородами, прямиком на шлях, как его окликнули.

— Ты кудась?!

Фабрици аж присел от неожиданности. Обернулся. В белом исподнем, как приведение, стоит его жена.

— Тьфу ты… — чертыхнулся беглец. — Чего тебе?

— Надо словом перекинуться, — властно приказала она. — Заходь в хату.

Чтобы не создавать лишнего шума, он решил подчиниться. Недовольно сопя, молча побрел за супругой. В хате она спросила:

— Опять яку шкоду совершил? Ты, значит, утек, а я отвечай перед властями?!

— Заболел я дюже, — притворно заныл Фабрици. — Почки разыгрались. Вот и справка.

Жена выхватила бумажку, поднесла к окну. Прочла по слогам.

— ОкрОНО, знать, выдало? — недоверчиво спросила она. — А шо же ты, как паскудник последний, по погребу лазишь? Думаешь, я не слыхала? С того моменту и слежу за тобою. — Вдруг, резко перейдя на ласковый тон, пропела: — Небось брешешь насчет Трускавца?

— Вот те хрест! — перекрестился Фабрици. От напряжения глаза его вылезли из орбит, кадык замер.

— Ну, бог тебе судья. — Жена повернулась и пошла к деревянной кровати.

— Воротила зря, путя не будет, — решил он пошутить, но она не обернулась. Хозяин