Катрин. Книга третья - Жюльетта Бенцони

Согнувшись, она нырнула в низкую дверь, донжона и устремилась к лестнице. Ни один факел не горел, что было странно. Впрочем, в башне гуляли сквозняки, вероятно, огни погасли от порыва ветра, проникавшего сквозь бойницы. Катрин пришлось замедлить шаг. Оперевшись одной рукой о влажные камни стены, она нащупывала ногой стертые ступени. Мало-помалу глаза ее привыкли к почти полной темноте этого каменного мешка, освещенного только сумрачным вечерним светом, проходящим сквозь узкие прорези наверху. Внезапно она почувствовала себя одинокой, брошенной. Башня была пуста. Ни одного солдата, ни одного слуги! В самом конце лестницы что-то громыхало, как будто молния ударяла в вершину огромной башни, как будто кто — то выбивал дробь на громадном барабане.

Только сейчас Катрин заметила, что пришедший за ней солдат исчез. Поглощенная своими мыслями, она не обращала на него внимания. Как, однако, странно, что болезнь Арно не вызвала обычной в таких случаях суматохи! И вдобавок эта лестница, которой не видно было конца!

Она достигла дверей первой залы и остановилась, чтобы перевести дух. Сердце от напряжения готово было выскочить из груди, и она прислонилась к липкой стене. Перед глазами оказалась узкая бойница, и она инстинктивно заглянула в нее… Это было невероятно! Она отшатнулась, вскрикнув от изумления, а затем снова припала к бойнице. Лоб ее покрылся потом. Во дворе она увидела Арно, одетого и вооруженного как обычно. Он бережно поддерживал старого сира де Кабана, вместе с которым вышел из старой кордегардии. Катрин сощурила глаза, чтобы лучше видеть. Нет, сомнений не оставалось это действительно был Арно!

Она подняла голову, стараясь разглядеть верхнюю часть башни, где странный грохот, вдруг прекратился. И в наступившей тишине явственно услышала тяжелое дыхание человека, поднимавшегося по лестнице. Еще не успев испугаться по-настоящему, она просунула руку в бойницу и закричала как можно громче:

— Арно!Арно!

Слишком далеко и слишком высоко! Монсальви не услышал ее зова. Даже не повернув головы, он вошел в кузницу вместе с Жаном де Кабаном.

Пожав плечами, Катрин двинулась вниз. Здесь было темнее, и она, поскользнувшись, неудачно переступила ступеньку. Застонав от боли, опять прислонилась к стене и в этот момент увидела багровое лицо Эскорнебефа, внезапно выступившее из темноты. Гасконец поднимался медленно, выставив вперед руки и тараща глаза, сотрясаясь от беззвучного смеха. Кровь застыла в жилах Катрин. Она наконец осознала, что попала в ловушку. Однако гордость не позволила ей отступить перед опасностью. Огромный сержант полностью загораживал узкую лестницу и явно не собирался посторониться.

— Изволь-ка пропустить меня! — сказала она повелительно.

Не ответив, он продолжал подниматься. Его дыхание, шумное, как кузнечные мехи, оглушило Катрин. Эти вытаращенные глаза, этот полубезумный злобный смех! Она попятилась, поднялась на одну ступеньку, а тот уже наклонился, вытянув руки, чтобы схватить ее… Ужас охватил молодую женщину. Только сейчас она поняла, что в башне никого нет, что она в полной власти этого грубого негодяя, чьи намерения были даже слишком ясны. Издав сдавленный крик, она бросилась наверх… У нее оставалась только одна надежда на спасение: надо было добраться до второго этажа и закрыться в круглой комнате Жана де Кабана. Она помнила эту комнату с массивной дверью и прочными запорами. Но ей не удалось как следует отдышаться, и она чувствовала, что слабеет. Тяжелое дыхание приближалось: гасконец тоже бежал. А на этой проклятой лестнице было так темно! Где же спасительная дверь? На глазах у нее выступили слезы бессильной ярости.

Над головой вдруг раздался грохот, будто старая башня решила наконец обвалиться. С ужасным треском рухнула дверь, а затем послышалось рычание. В проем хлынула волна света, и Катрин, которая уже устремилась к двери, открывшейся чудесным образом, отступила назад так резко, что ударилась плечом о стену. Между ней и комнатой, на пороге которой в клубах пыли вдруг появился взбешенный Готье, была пустота… ужасающая черная пустота… Чья-то преступная рука вынула съемные доски, которые были уложены на каждом лестничном пролете донжона. Это были ловушки, предназначенные для тех, кто решил бы штурмовать башню. Если бы она сделала в темноте еще один шаг, то полетела бы вниз, в подземелье.

Катрин поняла, что Готье спас ее, выбив дверь и осветив тем самым лестницу. Через несколько секунд она лежала бы на дне пропасти, и никто никогда не нашел бы ее тело. Достаточно было положить на место съемные доски… Голова у нее закружилась, и она инстинктивно протянула дрожащую руку нормандцу, почти потеряв сознание от страха. Готье был ужасен. Лицо его исказилось от безумного гнева, который она хорошо знала. Плечо под разорванным кожаным колетом кровоточило… в крови были и руки…

— Не двигайтесь, госпожа Катрин! — задыхаясь, произнес он. — Теперь я понимаю, почему меня заперли наверху!

В эту секунду перед ними возник Эскорнебеф. Он с такой яростью преследовал Катрин, что не сразу заметил нормандца. С радостным хрюканьем он бросился к молодой женщине, но Готье крикнул громким голосом:

— На этот раз ты от меня не уйдешь, скотина!

Катрин не успела посторониться. Одним прыжком Готье перемахнул через черную дыру, и она отлетела, оглушенная страшным ударом. Нормандец же всей своей тяжестью обрушился на Эскорнебефа, и оба они, сцепившись, покатились по лестнице до первого пролета.

Катрин, едва не потеряв сознание, очнулась, прикоснувшись к холодным влажным камням. Сжав зубы, она выпрямилась, невзирая на боль, пронзившую позвоночник, и на подгибающихся ногах стала спускаться туда, где в смертельной схватке сцепились два гиганта. Они боролись с таким ожесточением, что было невозможно что-либо различить в этом сплетении рук и ног. Каждый пытался подмять соперника под себя: то гасконец, то нормандец оказывался наверху.

Катрин с трепещущим сердцем возносила к Небу безмолвную, но страстную мольбу. Только победа Готье могла спасти их обоих, а поражение означало неминуемую гибель. Однако гасконец не уступал своему сопернику в силе, и нормандцу приходилось нелегко, поскольку он еще не вполне оправился от раны… К тому же, выбив ценой сверхчеловеческих усилий тяжелую дверь, он разбередил незажившее плечо, которое качало кровоточить… А Катрин не могла побежать за помощью, ибо узкую лестницу загораживали тела бойцов. Ей ничего не оставалось, как крикнуть:

— Ко мне! Помогите!

— Молчите! — прохрипел Готье. — Одному дьяволу известно, кто явится на ваш крик! Я сам… сам справлюсь!

Действительно, ему удалось наконец прижать гасконца к полу. Схватив того за горло, он сжимал пальцы, не обращая внимания на сыпавшиеся удары. Гасконец стал задыхаться, глаза его вылезли из орбит, а кулаки чаще попадали в воздух, чем в Готье. Нормандец приподнял голову Эскорнебефа и несколько раз ударил о землю, так что тот наконец захрипел.