Великие завоевания варваров - Питер Хизер

Итак, разделение королевства Меровингов на северное и южное нельзя объяснить тем, что земли к северу от Луары уже в позднеримский период были заселены франками. Отчасти разгадка кроется в политической истории этого региона в V веке, в которой франки сыграли свою роль. Заявления о внезапном и масштабном исчезновении римской власти здесь до кризиса 405–408 годов в этом случае столь же неубедительны, как и в случае с Британией[407]. Но по мере того как вторжение и узурпация власти начали сеять хаос, подрывая основы власти Западной Римской империи, как минимум часть Северной Галлии, которая, как и Британия, являлась дальним рубежом империи, была оставлена без защиты. Таким образом, Арморика – Северо-Западная Галлия, ныне Бретань – взбунтовалась одновременно с Британией, в 409–410 годах, вполне возможно, под влиянием Константина III, узурпатора. Однако в то время как Британия окончательно отделилась от империи, здесь ситуация была иной – когда самый серьезный этап кризиса миновал, стали предприниматься серьезные попытки вернуть Северную Галлию под контроль Рима. И на протяжении первой половины V столетия периодически осуществлялись мероприятия, направленные на то, чтобы сохранить власть империи к северу от Луары – путем непосредственных интервенций для борьбы с мятежниками, а также ввода регулярной римской армии, к которой порой присоединялась нерегулярная[408].

Однако эти упорные попытки сохранить имперскую власть в Северной Галлии также упорно подрывались последствиями кризиса 405–408 годов. Как мы увидим в следующей главе, империя быстро теряла контроль над ключевыми регионами, являвшимися источником немалого дохода, а значит, и способность поддерживать свои армии и контролировать командиров. В результате она уже не могла защитить ключевые институты, на которых зиждилась жизнь римских граждан. Положение достигло критической отметки к середине 450-х годов, когда воцарился хаос после распада империи Аттилы (см. главу 5), – и в этих условиях в 460-х годах к власти пришел Хильдерик. Таким образом, процесс отхода Северной Галлии от римского прошлого к франкскому будущему был длительным и очень напряженным. Он начался с перехода через Рейн 31 декабря 406 года и продолжался до тех пор, пока Хлодвиг около 500 года не упрочил свою власть. В этот период в регионе шла нешуточная борьба за власть – римские власти, местные группы (нередко называемые багаудами вслед за бандитскими отрядами III века), захватчики-варвары и поселенцы и, наконец, войска франков. Этот процесс был к тому же крайне жестоким. Не приходится удивляться тому, что римская землевладельческая элита потерпела крах. Их виллы были богатыми и беззащитными; здесь, как и в других регионах, римская армия быстро утратила возможность предоставить гражданам защиту, и поместная система не пережила процесс распада империи[409].

Роль самих франков кажется важной, но не первостепенной. Как мы видели, их войска стали по-настоящему грозной силой только к завершению этого процесса, в 460-х годах. Это резко отличает здешний регион от Нижней Британии, где за исчезновением римской протекции быстро последовало прибытие англосаксонских грабителей, наемников и мигрантов, вытеснивших римско-бриттских землевладельцев. А потому на франков, в отличие от англосаксов, нельзя возложить всю ответственность за разрушение римского уклада к северу от Луары, которое началось задолго до того, как франки стали одной из главных военных сил в регионе. Учитывая, что вмешательство Рима в политику франков, скорее всего, осуществлялось с целью, как и в случае с алеманнами, предотвратить появление более крупных и опасных союзов (см. главу 2), объединившиеся франки – это феномен послеримского периода, ведь взлет Хлодвига был бы невозможен, если бы империя сохранила свои военные и политические силы[410]. Но раз у нас есть весомые причины отделить разрушение римского уклада в Северной Галлии от последствий консолидации франков, то какую роль сыграла иммиграция франков в эти земли в VI веке, в эпоху Меровингов?

Черепа и саркофаги

Для того чтобы ответить на этот вопрос, придется положиться в основном на археологические свидетельства. Григорий Турский ничего не говорит о поселении франков, а в археологии мы сталкиваемся с той же методологической проблемой, которая возникла в Нижней Британии. Новые обряды захоронения в Северной Галлии хронологически совпадают с ростом влияния франков, но действительно ли каждый, кого теперь хоронили с погребальным инвентарем, непременно являлся франкским иммигрантом? Если да, то перед нами вновь случай переселения народов, поскольку новые Reihengräber в сочетании с могилами с инвентарем получили широкое распространение в Северной и Восточной Галлии (см. карту 12).

Уже было немало попыток разрешить проблему идентификации останков. Специалисты по IX и началу XII века были убеждены, что разгадка кроется в форме черепов. Исконные кельты, утверждали они, обладали брахицефальным строением черепа (округлой головой), а пришлые германцы – долихоцефальным (у них головы были продолговатыми). Другие ученые искали ответ в деталях погребального ритуала. Использование саркофагов считалось сугубо римским обычаем, к римским относили и захоронения без погребального инвентаря, который так или иначе встречается в большинстве Reihengräber. К сожалению, эти старые методы не работают. Этнических различий в форме черепа не установлено, а некоторые франки, происхождение которых не вызывает сомнений, были захоронены в саркофагах. Наличие/отсутствие погребального инвентаря – тоже не показатель. Могилы без каких-либо предметов встречаются преимущественно в стороне от Reihengräber, а современные методы ведения раскопок показали, что использование этих кладбищ началось с середины и шло вовне. Настоящее объяснение отсутствия погребального инвентаря хронологическое. С VII века и далее (как было и со старыми англосаксонскими кладбищами-долгожителями… если у кладбищ может быть долгая жизнь) отмечался выраженный спад в использовании погребального инвентаря, вероятно под влиянием христианства – пока захоронения не приняли вновь вид простых погребений, характерных для позднеримского периода[411].

Итак, простого метода, позволяющего отличить римлян от франков, нет. Однако есть убедительные доказательства того, что некоторые мужчины, похороненные с оружием, принадлежали к исконному галло-римскому населению. Отличный тому пример – большое, тщательно исследованное археологами кладбище в Крефельд-Геллеп в нижнем течении Рейна на севере Германии. Оно одно из немногих, которые постоянно использовались с позднеримского до меровингского периода. В начале VI века возле существующего позднеримского кладбища появилось второе, основу которого заложило богатое захоронение. Оно затем продолжило расти за счет стандартных меровингских могил с инвентарем. Однако появление второго кладбища не привело к закрытию первого, и далее события развиваются очень интересно. Погребение с различными предметами – обычным для меровингского периода набором из оружия и украшений для мужчин и женщин соответственно – быстро становится нормой и на другом кладбище. Археолог, проводивший раскопки, и позже другие исследователи заключили (и не ошиблись), что поздне– или послеримское население, пользовавшееся первым кладбищем, переняло новые культурные нормы, принесенные чужаками, которые устраивали пышные похороны на втором. Великолепный пример эмуляции культур. И то, что случилось в Крефельд-Геллеп, вполне могло произойти во всей Северной Галлии, в регионах, где существующие позднеримские кладбища были полностью вытеснены Reihengräber и где, соответственно, проследить процесс эволюции культур не представляется возможным. Многие из этих новых Reihengräber предназначались для покойных галло-римского происхождения, адаптировавшихся к новым нормам эпохи Меровингов[412].

Новая совокупность свидетельств, которая как минимум отчасти отражает этот процесс, состоит из кладбищ, на которых стали появляться пышные захоронения, вроде обнаруженных в Крефельд-Геллеп. Благодаря полувековой работе над хронологией меровингской материальной культуры эта закономерность была подмечена в ряде мест: Мезьер в Арденнах, Лавуа на Мёзе, Пре, Гутлинген, Шауйе в Лотарингии, Рюбенах, Эрувилетт и Бэйл-Бернинг. Очень хочется с ходу объявить, что в них покоились франкские иммигранты, но такие предположения нельзя принимать на веру без доказательств, как стало ясно после Френувиля в Кальвадосе. Здесь генетически обусловленная особенность черепных швов показывает, что в регионе жили одни и те же люди – как на пике популярности пышных погребений, так и когда он миновал, хотя новый обычай впервые появляется на совершенно новом меровингском кладбище. Он позже был заимствован во Френувиле. Судя по всему, этот обычай был взят на вооружение из-за одной высокопоставленной семьи, устроившей первые пышные похороны на новом кладбище, а к середине VI века уже прижился среди местного населения, которое тоже начало пользоваться новым кладбищем[413]. Следовательно, у нас есть неоспоримые доказательства того, что новый обычай захоронения с погребальным инвентарем получил такое широкое распространение в Северной Галлии отчасти и потому, что местное галло-римское население охотно его переняло.