Погоня за сказкой - Юлия Григорьева

– Сопли потом жевать будем, вперед! – рявкнул Вэй, выводя меня из ступора.

Раненых подсадили на коней, Кузнечика положил к себе поперек лошади Бонг. Оли уже успела вернуться к нему.

– Кто упадет – не подбираем, – зло отчеканил Лоет, и мы сорвались в галоп.

Новые разбойники были еще далеко, но они продолжали приближаться, и это подстегивало нас.

– Вэй, как мы это сделали?! – выкрикнула я.

– Когда нечего терять, кроме жизни, сможешь всё, – всё так же зло отозвался он.

Мы мчались наугад, но удача наконец повернулась к нам лицом, и спустя час этой сумасшедшей гонки мы вылетели на караван, шествовавший в нужную нам сторону. Капитан взмахнул руками, показывая, что мы не собираемся нападать, и закричал:

– Мир!

Нас окружила охрана каравана – осмотрели и кивнули, позволяя присоединиться. До спасения добрались все, кто выжил после сражения; никто не отстал и не потерялся в дороге. Я сползла с лошади на руки Вэя. Он поставил меня на землю и честно сказал:

– Я хочу убить твоего мужа.

– Я тоже, – кивнула я и истерично расхохоталась, уткнувшись лбом в грудь моего капитана.

Глава 35

– Лейн! – Фанис, погонщик верблюда, добродушный пожилой мужчина, проникшийся ко мне симпатией, махал рукой, подзывая к себе.

Я посмотрела на Лоета, и он кивнул, позволяя мне покинуть повозку, на которой я теперь ехала, присматривая за Кузнечиком и господином Даэлем. Правил повозкой Эрмин, ранение которого заживало быстро благодаря искусству нашего незаменимого лекаря. Все раненые быстро шли на поправку, только двое еще были вынуждены перемещаться лежа в повозке. И если боцман проводил большую часть дня, сидя рядом со мной и Эрмином, то Кузнечик пока лежал, бранясь витиевато и красиво, потому что Бонг не позволял ему даже привстать, клянясь, что скоро матрос сможет не только встать на ноги, но и снова влезть в какую-нибудь заварушку.

Вторая неделя пути с караваном подходила к концу. Капитан быстро нашел общий язык с охранниками, погонщиками и торговцами. Еще один талант этого неутомимого человека заключался в том, что он мог быстро учиться новому языку, и за две недели Вэй уже разговаривал с местными жителями на их наречии. Пусть его словарный запас был скуден и говорил он с сильным акцентом, чем вызывал веселый смех караванщиков, но подобным нашего бравого капитана смутить было сложно, и он продолжал осваиваться, узнавая о традициях здешних земель.

Меня все считали его племянником, потому что иначе было сложно объяснить его опеку над мальчиком-подростком, не открыв моего истинного пола. А опека была порой и чрезмерной. После нашего столкновения с разбойниками Лоет очень чутко реагировал на любую мою гримасу и неудобство. И пусть все это пряталось за завесой привычного ехидства, но то, что я дорога ему, было заметно. Это льстило мне, радовало, и иногда я даже нарочно провоцировала очередной взрыв ворчания, сопряженного с действием: укутать меня на ночь, подать воды днем или принести фруктов. Но вслед за радостью приходили печаль и разочарование. Дальше опеки пират снова не заходил, а я не позволяла себе думать о том, как он прижимал меня к себе после боя с разбойниками. Мы вновь держали расстояние, понимая, что наша тяга друг к другу, ощущавшаяся с некоторых пор все отчетливей, не имеет права на жизнь. Я все так же собиралась вернуть себе мужа, а он – помочь мне в этом.

Чувствовала ли я стыд? Несомненно. Мне было неловко за чувство к другому мужчине, крепнувшее день ото дня. И надежда была лишь на то, что, воссоединившись с Дамианом, я обрету покой и буду вновь счастлива со своим законным супругом. Что думал Лоет, мне было неизвестно – он никак не выражал ни досады, ни печали. Лишь иногда прорывалось раздражение, выливавшееся на головы тех, кто случайно попадал под его горячую руку. Впрочем, это были только его люди; с чужаками капитан держал себя в руках и был неизменно вежлив. А пираты не обижались – мне даже казалось, что на их лицах я читала понимание и иногда укор, адресованный мне. Но никто не выражал этого вслух, и я предпочитала считать, что сама себе придумываю неодобрение маленького отряда. Ведь укорять меня было не за что.

– Лейн, – Фанис снова поманил меня, и я поспешила подойти.

Мы остановились на ночевку, и теперь караванщики разжигали костры, готовя еду и отдыхая от долгого перехода. Фанис похлопал рядом с собой ладонью и протянул сверток с лукумом. Эта сладость мне нравилась, погонщик уже знал и покупал мне в лавках сладостей, если мы проезжали город или поселение. Лукум был липким после дневной жары, и я старалась есть его так, чтобы не запачкаться.

– Спасибо, – поблагодарила я, откусив кусочек. Несколько слов на местном языке я тоже уже знала.

– Кюшай, – блеснул новым словом Фанис.

Он поставил передо мной кувшин с водой, чтобы могла запить сласть, и начал свой очередной рассказ, который я не понимала, но мужчине нравилось внимание, с которым я его слушала, и улыбки, когда он начинал смеяться. Создавалось ощущение, что ему этого хватало, а меня вполне устраивало. Иногда Вэй сидел рядом с нами и тоже слушал. Фанис любил слушателей, потому капитану тоже радовался. Лоет потом говорил, что́ понял из рассказа. В основном Фанис рассказывал о своих сыновьях и внуках. Оказывается, я напомнила ему младшего сына, он был моего возраста… моего объявленного возраста – пятнадцати лет.

Пока я уплетала лукум и слушала новый рассказ, невдалеке раздались звуки барабанов. Я вскинула голову, уже зная, что это означает. Иногда караванщики доставали свои музыкальные инструменты, и тогда начинались танцы. Танцевали, разумеется, только мужчины. Женщин среди нас, кроме меня, не было, а я, как известно, юноша. Но, если бы с караваном и шли женщины, они бы сидели в стороне и смотрели, потому что порядочной женщине можно танцевать только перед своим мужчиной, соблазняя его в танце. Так сказали Вэю охранники, когда поведали о местных порядках. После чего Лоет пришел ко мне и объявил:

– Ты непорядочная женщина, Ангел мой.

– Что?! – опешила я от подобного обвинения.

– Ты танцевала передо мной, – осклабился капитан, поясняя, что хотел сказать.

Я успокоилась и усмехнулась.

– Если уж на то пошло, я танцевала не перед тобой, а рядом с тобой, и ты в тот момент тискал булочку.

Я вдруг оскорбилась и слезла с повозки.

– Ты куда? – спросил Лоет.

– Я с тобой не разговариваю, – проворчала я и сварливо добавила, презрительно кривясь: – Булочник.

Он догнал меня и пристроился рядом.

– Ревность – это грех, – как бы между прочим произнес Вэйлр.

– О таком грехе не слышала, – отмахнулась я и обернулась, возмущенно глядя на него. – Кто кого ревнует, простите?

– Прощаю, – покладисто согласился пират. – Можешь ревновать, я не против. Мне это даже льстит.

– Сам ревнуй, – фыркнула я и снова отошла в сторону.

Капитан проводил меня взглядом и буркнул тихо, но я услышала:

– Интересно, а я чем занимаюсь все это время?

Развернулся и ушел к нашим людям, а я осталась стоять и смотреть ему вслед, не зная, как реагировать. В результате сделала вид, что не услышала, потому что Вэй говорил это не мне и не рассчитывал, что ветер донесет до меня его неосторожные слова.

– Лейн, – Фанис слегка толкнул меня в плечо, вырывая из раздумий. – Идти? – он указал взглядом на караванщиков, собиравшихся в круг.

– Да, – кивнула я и улыбнулась.

К нам подошел Лоет. Он знал, что я люблю это маленькое развлечение, и, положив мне руку на плечо, повел в сторону рассаживающихся музыкантов. Я подняла голову, пытаясь поймать его взгляд. Вэй посмотрел на меня и хмыкнул:

– Еще немного, и ты станешь настоящим сорванцом.

Капитан протянул мне платок. Не скажу, что я сильно смутилась. Временами мне стало казаться, что скоро я вообще забуду, что когда-то это умела. Жизнь среди мужчин, да еще и общение с капитаном Лоетом сделали меня почти циником. И порой, вспоминая те времена, когда я краснела по поводу и без, цепляясь за правила этикета и вдолбленного в меня благородного воспитания, я казалась себе куклой, живущей в картонной коробке. Сложно было представить, примет ли меня нынешнюю Дамиан, но идти в обратную сторону мне не хотелось. Пожалуй, я давно переплюнула свою матушку, наслаждавшуюся светской жизнью. Мне же было тяжело представить, как я буду воевать с кем-то из соседских кумушек за новую шляпку. Или же дружить против кого-то, обмениваясь фальшивыми улыбками и елейными уверениями в дружбе. Боюсь, мне грозит затворничество, если мы с мужем вновь окунемся в прежнюю жизнь. Дьявол…

Рука Вэя приятно грела плечо, и хотелось, чтобы он не убирал ее. Близость этого мужчины неизменно внушала чувство уюта, даже если в этот момент он говорил гадости. И молчать рядом с ним было не скучно. С ним рядом вообще не бывало скучно.

– Дыру протрешь, – беззлобно усмехнулся Лоет.

– Вэй, я иду со стороны глаза, который почти не видит. Как ты всегда понимаешь, что смотрю на тебя? – немного возмутилась я.