В царском кругу. Воспоминания фрейлин дома Романовых - Варвара Головина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я слишком хорошо ее знаю, — продолжал он, — чтобы не удивляться такому выбору. Вы догадываетесь, поскольку я не женат, мне больше всех моих братьев приходится вращаться в ее обществе. Почти каждый день меня приглашают к обеду, а если эта чаша минует меня, то очень часто Государь любезно обращается ко мне: «Я тебя не задерживаю, но, если бы ты остался с нами, мы были бы очень рады». И, разумеется, я остаюсь. Княгиня усиленно кокетничает со мной и порой оказывает мне честь своими доверительными беседами. Однажды она меня спросила, отчего Великие княгини так холодны с ней: «Я теперь замужем, в чем они могут меня упрекнуть?» По своей великой глупости задав этот вопрос, знаете, что она услышала в ответ? Я ответил ей так: «и очевидно, они не могут забыть вашего прошлого». Странно, но это неосторожное высказывание не было передано Государю.
Я подивилась вместе с Великим князем, потому что надо признать, что тот, кто управлял всей Россией, был в ту пору управляем, в свою очередь, дамским триумвиратом, состоявшим из самой морганатической супруги, ее сестры госпожи Берг и наперсницы госпожи Шебеко. Именно это могущественное трио, восседавшее на потешном Олимпе, было причиной самых дерзких претензий, самых вероломных намеков и… Государева гнева! Оно настраивало Государя против законной семьи, оно жаловалось, оно обвиняло и по преимуществу требовало. Следствием подобных маневров было то, что страдали невиновные единственно потому, что Государь доверял наветам своей клики. Говорят, что интеллектуальным центром этого триумвирата являлась госпожа Шебеко. Говорят также, что хотя она и держалась в тени, но все нити тянулись к ней. В своем узком кругу она также играла ведущую роль. Государь ее считал их лучшим общим другом и в таком качестве представлял ее всем, кто бывал теперь в гостиной Государя. Он даже высказался в этом смысле на заседании Государственного совета, созванном ради узаконения его внебрачных детей. Хотел ли он своим покровительством скрыть прошлое госпожи Шебеко? Можно допустить и такое. Во всяком случае, она имела неоспоримые права на благодарность Государя, поскольку с самого начала связи его с княжной Долгорукой была ее неразлучной подругой!.. Комментарии излишни. В последние четыре или пять лет жизни Государыни княжна Долгорукая занимала небольшие покои прямо над покоями Государыни. Вероятно, пошатнувшееся здоровье Государя и ожесточенное преследовавшие покушавшихся на его жизнь убийц вынудили его на эту роковую меру, от которой с отвращением бы отказался и менее деликатный человек, но, судя по всему, он катился по греховному пути на хорошо смазанных колесах и уже не слышал голоса совести. Прежде чем дойти до этого, благородное сердце нашего Государя должно было многократно уступать постыдной страсти.
Александр II Николаевич (1818–1881) — Император Всероссийский, Царь Польский и Великий князь Финляндский (1855–1881) из династии Романовых. Старший сын сначала великокняжеской, а с 1825 года императорской четы Николая Павловича и Александры Федоровны.
Дай Бог нынешнему и будущим молодым поколениям августейших особ проникнуться мыслью, что зло в руках, облеченных властью, более страшно, чем разгулявшаяся стихия, и еще более страшно своей ответственностью за все…
Присутствие княжны Долгорукой в Зимнем дворце, хотя и под покровом тайны, все же не было ни для кого секретом, боюсь, даже для той, которая должна была страдать сильнее всех.
Как мне говорили. Государыне часто доводилось слышать над головой крики и шаги детей. Иногда это случалось в то время, когда она совершала свой туалет. Тогда служанки и парикмахер видели, как она менялась в лице, но тут же с редкостным самообладанием старалась подавить свои чувства и даже находила для присутствующих какую-нибудь естественную причину этих звуков.
Еще не ведая, что незаконная дама основательно поселилась под одним кровом с нами, я неоднократно встречала ее в коридорах одну или в сопровождении горничной, вооруженной щетками и гребнями. Часто доводилось также слышать запах, доносившийся из маленькой кухоньки, располагавшейся на общем ходу, где для нее готовили обед. Впоследствии мы просто запретили сами себе даже приближаться к этой части дворца.
После свадьбы в распоряжении княгини Юрьевской прибавилось помещений, но она по-прежнему жила в четвертом этаже. Государь обустроил для нее комнаты, прежде занимаемые гувернерами младших Великих князей. Арсеньевы и Шиллинги переехали в другие комнаты.
Среди общей суматохи, рикошетом настигшей и меня, я уступила семье Арсеньевых свои комнаты, очень просторные, но до которых можно было добраться, лишь преодолев девяносто ступеней, и только выиграла от такой перемены, потому что Государь любезно предоставил мне великолепные комнаты между церковью и Эрмитажем. Эти комнаты можно считать историческими. Во времена Императора Николая в них проходили заседания Государственного совета. Впоследствии их отделали заново для покойного Великого князя Наследника, позднее в них жил Великий князь Александр Александрович (будущий Император), а после него — Великий князь Владимир Александрович до самой своей женитьбы.
Напротив входных дверей между Романовской и Петровской галереями располагается сад под открытым небом, существующий со времен Екатерины Великой. Это своего рода любопытный феномен — он находится в бельэтаже над манежем, и все удивленно задаются вопросом, на какой почве произрастают великолепные деревья, украшающие его.
Весной я была единственной, кто наслаждался этим садом, не считая обитающей здесь стаи голубей, и я забавлялась тем, что кормила их, в то время как яркое солнце расправлялось с глубокими снежными сугробами, завалившими весь мой сад.
Новое жилище нравилось мне и своим расположением — я была укрыта от случайных встреч с теми, чей вид заранее внушал мне панический страх!
Но наши внутренние расчеты бывают часто опрокинуты непредвиденными обстоятельствами. Так, 3 декабря я возвращалась к себе от старой графини Тизенгаузен и, случайно пройдя по Комендантской лестнице, в одном из залов натолкнулась на Государя. Прежде я никогда его там не встречала. За ним шел мальчик восьми-девяти лет в матроске. Государь остановился, пожал мне руку и сказал несколько слов. Отвечая Государю, я глядела ему прямо в глаза поверх головы ребенка и видела, что в его лице отражалось колебание, будто он пытался высказать какую-то мысль, которую я без труда угадала. Очевидно, он хотел воспользоваться этой нечаянной встречей для того, чтобы представить мне своего незаконного сына и сломать, наконец, лед наших отношений. Малейшее промедление с моей стороны оказалось бы решающим, но в таких случаях инстинкт оказывается сильнее рассудка — я избежала удара благодаря тому, что, не давая ему вставить слово, все говорила нервной скороговоркой, так что, вероятно, Государь понял мою уловку. Словом, я не дала ему возможности сказать то, чего не желала слышать, и благополучно избежала задуманного им знакомства.