С шашкой против Вермахта. «Едут, едут по Берлину наши казаки…» - Евлампий Поникаровский

Здесь, под селом Галашем, у нас, по-моему, получилось точно так же, как это было под Малой Токмачкой. Наша минометная батарея наступала там впереди эскадронов…»

В бою за село Галаш батарея потеряла пять казаков, шесть лошадей и одну бричку с минометом.

Но могло быть и хуже. Этот случай кто-то из доморощенных стратегов пытался выдать чуть ли не за новое в военной науке. Что, мол, артиллеристы вполне способны самостоятельно, в одиночку решать боевые задачи. А дело-то состояло лишь в том, чтобы оправдать опрометчивое решение командира полка, и, пожалуй, только в этом. Ничего нового для военной науки мы здесь не открыли.

Нервозность командира полка, скоропалительность его некоторых решений в последних боях, неоправданный риск на поле боя мы, командиры эскадронов и батарей, связывали с уходом от него жены, которую он горячо любил. Именно с того предательского, иного определения мы не находили, ее письма, полученного Михаилом Федоровичем, стали проявляться его отрицательные качества. Изменнице мы послали попавшую на глаза газетную вырезку со стихотворным симоновским «Открытым письмом женщине из города Вичуга». Уж очень была сходная ситуация. Поэт нашел слова, полные горечи и гнева, которые владели и нашими чувствами.

Мы уважали Михаила Федоровича Ниделевича, больше — любили его. Любили за трезвость и ясность мысли, за прямоту и честность, за решительность и справедливость, за умение не таить на кого-либо зла. Он прошел с нами почти весь путь сначала комиссаром, затем командиром полка. Он знал нас как облупленных, мы знали его. И прощали ему человеческие слабости, которых он, как и всякий другой, не был лишен: излишнюю горячность и несдержанность в выражениях. Мы боялись, чтобы он, взвинченный и выбитый из колеи изменой женщины, не совершил какой-нибудь необдуманный шаг и по-глупому не погиб.

Однажды, еще в Румынии, после обычного совещания в штабе мы зашли к Корнею Ковтуненко.

— Что-то надо делать, мужики, как-то спасать Михаила Федоровича, — сказал опечаленный Корней, — а то из-за блудливой бабенки можем потерять командира.

Скорый на выдумку и решения командир первого эскадрона Николай Сапунов тут же предложил:

— А что ломать голову? Клин вышибать надо клином. Женить его, и все станет на свое место. Невестке в отместку. Тем более, как я замечаю, к штабной медсестре Вале он, кажется, неравнодушен. Правда, она не по его комплекции, сильно худющая. Горсть костей, завернутых в тряпку. И при его натуре и горячем характере не выдержит его, косточки ее захрустят. Смертоубийство может случиться. Но я полагаю, что ничего. Как говорят хорошие люди, были бы кости, а мясо нарастет, и мышь копною сена тоже не задавить, — продолжал балагурить наш Колобок.

Мысль, поданная Сапуновым, нам всем понравилась. И, не откладывая дела, мы тут же пригласили «на переговоры» Валентину.

— А что же, Валя, замуж вам не пора? — пошел в лобовую атаку Сапунов.

— Конечно, пора, да вот жениха еще не нашла, — шутливо ответила девушка.

— Мы не шутим, Валя, — сказал я, — за женихом дело не станет.

— Может, назовете его хотя бы по секрету? — Видим, что Валентина все еще не может понять, разыгрываем ее мы или всерьез ведем разговор.

— А вот сейчас и назовем. Секретов в этом деле у нас нет.

— Интересно! А все-таки скажите, кто же он, мой жених?

— Гвардии майор Ниделевич Михаил Федорович, — выпалил я.

Услышав это, наша невеста вспыхнула огнем, догадавшись о ее с майором чистых, но много говорящих взглядах. Потом прищурилась и, покачав головой, хмуро так обвела нас взглядом и произнесла:

— Что же, станичники, господа офицеры, собранием, вот так, решаете мою судьбу? Может, прения откроете и голосование устроите? А? Постыдились бы… А вот вам, гвардии капитан Поникаровский, сватом быть не пристало. Не умеете вы это делать. Серьезный как будто офицер, седина уже на висках, а ведете себя, как…

Мы поняли, что переборщили со своей атакою со сватовством. И Валя почему-то остановила свой взгляд на мне. Она не сказала, как я себя веду, но нам всем был ясен ее упрек за нетактичность. Неловко как-то у нас все это получилось, некрасиво. Ни за что ни про что обидели девушку. Пришлось быстро давать отбой и отходить на исходные позиции. Мы, перебивая друг друга, начали объяснять Вале сложившуюся ситуацию — что майор ведет себя в последнее время бесшабашно и, кажется, ищет смерти. А мы обязаны его сберечь. Он очень нужен полку, и заменить его сейчас никто не может. Что сделать это и лучше всех нас можете только вы, Валя, и поэтому просим вас как женщину, как дочь, как доброго друга, окружить командира полка своим вниманием и заботой и, наконец, своим обаянием. Мы знаем, что вы ему по душе.

Валя же молча нас выслушала и, не сказав ни слова, быстро ушла.

К нашему изумлению, наша дипломатия в чувствах, как мы скоро убедились, не прошла бесследно. Наша Валентина действительно — не знаем, жертвуя ли собой или выполняя нашу просьбу — но и в самом деле прониклась к майору сердечностью и так, как нужно, окружила его вниманием и заботой. А кое в чем даже преуспела. Достигла большего, чем мы от нее хотели. Теперь мы часто на марше, приезжая в голову колонны по вызову и без вызова с докладом, видели, что наша Валя сидит этакой королевой в командирской бурке и кубанке с красным верхом и таким же башлыком за спиною, в фаэтоне. А хозяин его — командир полка, как молодой гусар в легком казакине, опушенном серым каракулем, гарцует верхом на коне в строю, беспрерывно проверяя колонну полка. А чаще всего — за фаэтоном, как бы охраняя свое «сокровище». Возвращаясь к себе после доклада, многие из озорства задают вопрос: «Кто ведет сегодня полк?» И так же в шутку отвечают: «Сегодня полк ведет медсестра Валя!»

О нашей «спасительной» операции командира полка узнал Антон Яковлевич и отнесся к этому неодобрительно, считая ее ненужной и даже вредной. В положительное влияние Вали на командира полка он не верил. Потому что был убежден: когда мужчины поддаются чарам женщины, то теряют голову, а командиры любых рангов теряют власть над людьми, меньше уделяют внимания своим обязанностям. И в боевой обстановке это приводит к большим неприятностям, и даже к гибели. Уважая Ниделевича, он вот этого-то и боялся. А нас, «сватов», как следует отругал — заботы замполиту, оказалось, мы прибавили.

Кое-кто из офицеров начал пользоваться и даже злоупотреблять Валиным влиянием на командира полка. Провинившийся в чем-то при помощи Вали уходил от гнева командира полка и от заслуженного наказания. Простая дружба переросла во взаимную, по-настоящему крепкую фронтовую любовь.