Башня Ласточки - Анджей Сапковский

— Ты просила два драккара. Они готовы. «Алкиона» и «Тамара». Разумеется, с экипажами. «Алкионой» будет командовать Гутлаф, сын Свена, он просил оказать ему такую честь, ты пришлась ему по душе, Йеннифэр. «Тамарой» командует Аса Тъязи, капитан, которому я доверяю абсолютно. Да, чуть не забыл. В экипаже «Тамары» будет мой сын, Яльмар Кривоустый.

— Твой сын? Сколько же ему лет?

— Девятнадцать!

— Рановато ты начинал!

— Чья бы корова мычала, а твоя б… Яльмар просил включить его в команду из личных соображений. Я не мог отказать.

— Личных?

— Ты что, действительно не знаешь этой истории?

— Нет. Расскажи.

Крах ан Крайт опрокинул рог, улыбнулся своим воспоминаниям.

— Ребятишки с Ард Скеллиг, — начал он, — любят зимой кататься на коньках, дождаться не могут морозов. Первыми вылезают на лед, едва скует озеро, на такой тонкий лед, что взрослых не удержит. Конечно, самая лучшая игра — гонки. Разогнаться и… вперед, что есть сил, от одного берега озера до другого. А мальчишки обожали соревноваться в так называемом «прыжке лосося». Надо на коньках перескакивать через прибрежные камни, торчащие изо льда на манер акульих зубов. То есть прыгать, как лосось, когда он перелетает через пороги водопадов. Выбираешь соответственно длинный ряд таких камней, разгоняешься… Ха, я и сам прыгал так, еще сопляком…

Крах ан Крайт задумался, чуть улыбнулся.

— Конечно, такие состязания выигрывал, а потом распускал павлином хвост тот, кто перепрыгивал через самый длинный ряд камней. В свое время, Йеннифэр, такая честь частенько доставалась твоему покорному слуге и теперешнему собеседнику, хе-хе. В те времена, которые нас больше интересуют, чемпионом бывал мой сын, Яльмар. Он перепрыгивал через такие камни, через которые ни один из мальчишек прыгать не решался. И ходил, задрав нос, призывая всех попробовать его, как он любил говорить, «перепрыгнуть». И его вызов приняли. Цири, дочка Паветты из Цинтры. Даже не островитянка, хоть и считала себя таковой, поскольку проводила здесь больше времени, чем в Цинтре.

— Даже после несчастного случая с Паветтой? Я думала, Калантэ запретила ей бывать здесь.

— И ты знаешь об этом? — быстро глянул он на нее. — Ну да, ты многое знаешь, Йеннифэр. Многое. Гнева и запретов Калантэ хватило на полгода, потом Цири снова начала проводить здесь лета и зимы… На коньках носилась как черт, но чтобы прыгать «лососем» на соревновании с мальчишками? И вызвать Яльмара? Это в голове не укладывалось!

— Ясно. Прыгнула, — догадалась чародейка.

— Прыгнула. Этот маленький цинтрийский полудьяволенок прыгнул. Истинный Львенок Львиной крови. А Яльмар, чтобы не вызвать насмешек, вынужден был рискнуть, прыгнув через еще более длинный ряд камней. И он рискнул. Сломал ногу, руку, четыре ребра и разорвал лицо. До конца жизни у него останется шрам. Яльмар Кривоустый! И его знаменитая невеста! Хе-хе!

— Невеста?

— А ты об этом не знала? Столько всего знаешь, а этого — нет? Она приходила к нему, когда после «великолепного» прыжка он лежал и лечился. Читала ему, рассказывала сказки, держала за ручку… А стоило кому-нибудь войти в комнату, оба краснели как два мака. Ну и наконец Яльмар известил меня, что они обручились. Меня чуть удар не хватил. Я тебе, сопляку, отвечаю, покажу обручение, ага, плетью из сыромятной кожи. Но, честное слово, я немного испугался, поверь, потому что понимал, что у Львенка горячая кровь, что ей все трын-трава, потому как она бесстрашная, чтобы не сказать — психованная… К счастью, Яльмар весь был в лубках и перевязках, так что глупостей они наделать не успели, да и не могли…

— Сколько же им тогда было лет?

— Ему пятнадцать, ей — неполных двенадцать.

— Пожалуй, ты малость переусердствовал со своими опасениями.

— Разве что самую малость. Именно. Но Калантэ, которой я вынужден был обо всем рассказать, не отмахнулась от проблемы. Я знаю, что у нее были матримониальные планы касательно Цири, кажется, имелся в виду Танкред Тиссен из Ковира, а может, реданский Радовид, точно не знаю. Но слухи могли нарушить проекты марьяжа, даже слухи о невинных поцелуйчиках или полуневинных ласках. Калантэ незамедлительно забрала Цири в Цинтру. Девочка скандалила, кричала, захлебывалась соплями, но все впустую. С Львицей из Цинтры не спорят. Яльмар потом два дня лежал, отвернувшись лицом к стене, и не произносил ни слова. А как только выздоровел, вознамерился украсть скиф и в одиночку плыть в Цинтру. Получил ремнем и успокоился. А потом…

Крах ан Крайт замолчал. Задумался.

— Потом наступило лето, затем осень, и уже вся нильфгаардская рать пёрла на Цинтру с южной стороны, через Марнадальские ступени. А Яльмар нашел другую оказию стать мужчиной. В Марнадале, под Цинтрой, под Содденом он мужественно кидался на Черных. Потом тоже, когда драккары ходили к нильфгаардским берегам, Яльмар с мечом в руках мстил за якобы невесту, о которой тогда ходили слухи, будто она погибла. Я не верил, потому что не было феноменов, о которых я тебе рассказывал… Ну а теперь, когда Яльмар узнал о возможной спасательной экспедиции, он вызвался добровольцем.

— Спасибо за рассказ, Крах. Я передохнула, слушая тебя. И забыла о… заботах.

— Когда отправляешься, Йеннифэр?

— В ближайшие дни. Возможно, завтра. Осталась еще одна последняя телесвязь.

Глаза Краха ан Крайта были словно глаза ястреба. Свербили глубоко, до самого дна.

— А ты случаем не знаешь, Трисс Меригольд, с кем беседовала Йеннифэр в последний раз, перед тем как размонтировать дьявольскую машину? В ночь с двадцать седьмого на двадцать восьмое августа? С кем? И о чем?

Трисс прикрыла глаза ресницами.

Преломленный бриллиантом луч света оживил розблеском поверхность зеркала. Йеннифэр протянула обе руки, произнесла заклинание. Ослепительная вспышка превратилась в клубящийся туман, туман стал быстро сгущаться. Появилось изображение комнаты с затянутыми яркими тканями стенами.

Движение в окне. И неспокойный голос:

— Кто? Кто там?

— Трисс, это я.

— Йеннифэр? Ты? О боги! Откуда… Где ты?

— Не имеет значения, не блокируй, изображение неустойчивое. И убери светильник, он слепит.

— Готово. Конечно.

Хотя пора была поздняя, Трисс Меригольд была не в неглиже, но и не в рабочем костюме. На ней было выходное платье. Как обычно, застегнутое до самого верха.

— Мы можем разговаривать свободно?

— Конечно.

— Ты одна?

— Да.

— Лжешь.

— Йеннифэр…

— Меня не обманешь, девчонка. Я знаю твою улыбочку, насмотрелась… У тебя такая была, когда ты взялась у меня за спиной спать с Геральтом. Тогда ты тоже натягивала маску невинности, как и теперь. И сейчас она означает то же самое, что и тогда!