Валентайн - С. Сомтоу

— Долгие лета, Осирис, да будет царствие твое вечным, — сказала Симона.

Потом она молча сняла с себя жреческий плащ и облачилась в траурные одежды для следующей части обряда — скорби по умершему царю. Теперь плащ был черным, без единого украшения. Она заранее изорвала его в лохмотья, чтобы сберечь время.

— Царь умер, — сказала она и залилась слезами. И в этих слезах не было лицемерия и фальши. Как и все, что происходило из ее темной магии, эти слезы питались глубинной истинной у нее в душе, из детских травм и потерь, спрятанных глубоко в подсознании. Может быть, она думала о своем отце. Но у нее, разумеется, не было никакого отца. Биологически — да. Может быть. Но такие женщины, как она, рождаются от западного ветра, когда необузданные кобылицы тьмы, имя которым — кошмары, мчатся во весь опор к царству мертвых. Она плакала, собирая слезы в хрустальный пузырек. Потом она обошла круг и окропила своими слезами все мусорные мешки — по капельке на каждый кусок разрубленного тела.

— Ну вот, — сказала она. — Все компоненты у нас присутствуют. Теперь нам надо снести материал в машину. Надеюсь, мальчики, вы мне поможете... и, я вас очень прошу, постарайтесь вести себя как ни в чем не бывало...

— В жизни не слышал ничего более нелепого, — сказал Дамиан.

— Оставь при себе свой сарказм, — огрызнулась Симона. — Нам еще надо закончить с матерью Эйнджела... она ждет тебя у себя в трейлере.

• поиск видений •

Вечером накануне: белый «порше» припаркован в тени большого дерева. Леди Хит наблюдает за тем, как Пи-Джей сооружает шалаш из камней и веток. В какой-то момент она задремала, прислонив голову к переднему бамперу. Это был сон без сновидений. Ее убаюкала музыка ночи: музыка, которую она услышала в первый раз, но все равно знакомая и родная, как колыбельная, которую няня пела ей в детстве. Давным-давно. Еще до того, как ее отправили учиться в Америку.

На рассвете: он разбудил ее поцелуем, взял за руку и отвел в свой шалаш. Это было похоже на сауну: горячие камни дымились паром, пахло горькими травами.

Он сказал:

— Что-то случится. Уже очень скоро. Что-то страшное и нехорошее. Я хочу отвести тебя в страну духов. Когда ты вернешься, ты будешь знать многие тайны. Я хочу, чтобы ты побывала там, прежде чем ты столкнешься со своим дедом.

Она доверяла ему безраздельно. Она сняла с себя всю одежду и уселась в позе хатамаак, хорошо ей знакомой по буддистским медитациям.

— Мне надо прочитать мантру? — спросила она.

— Если хочешь. Я думаю, эта парная — она экуменистическая.

Сам Пи-Джей был только в джинсах. Он распустил свои длинные волосы, и они рассыпались по плечам, как черный капюшон.

Она закрыла глаза и почувствовала, как жар проникает под кожу. Этот жар исходил от нагретых камней, но не только. Он исходил из самого сердца мира. И от этого жара разгорался огонь у нее внутри. Она не знала, сколько она просидела вот так — ей казалось, прошли века. Но дрожь тревоги у нее в душе постепенно прошла, и она погрузилась в полный покой. Хотя ее глаза оставались закрытыми, теперь она могла видеть. В тишине она слышала каждый звук — даже мысли людей, даже звон жизней и смертей крошечных насекомых в летнем лесу.

Она почувствовала, как Пи-Джей взял ее за руку.

Она открыла глаза и увидела, что она вышла из тела, а Пи-Джей, держащий ее за руку, — это не Пи-Джей, который оберегает ее посреди клубящегося пара. Пи-Джей, который вел ее за собой по невидимой лестнице в небо, был женщиной. На ней было платье из шкуры оленя, и у нее были тяжелые груди, и пахло от нее, как пахнет от женщины, и разноцветные бусины в волосах тихо позвякивали на ветру. Ее лицо было озарено солнцем.

— Пойдем, — сказал Пи-Джей. — Я по-прежнему твой друг, но теперь я еще и ма'айпотс, священный муж, который и жена тоже. Я хочу показать тебе мир, пока не грянула буря. Тебе надо увидеть его сейчас, потому что, когда буря уляжется, мир может стать совершенно другим. Вполне может так получиться, что ты его не узнаешь.

Следом за ним она поднималась в небо. Теперь их обволакивали облака. Рука об руку они парили в высоких ветрах. Под ними была гора. И два Узла: старый — заброшенный мертвый город, и новый — город иллюзий из обманных фасадов и декораций. И священный круг из камней, который они выкладывали вдвоем. В видении камни светились внутренним светом... что-то они ей напоминали... ночные огни на взлетно-посадочной полосе... она различала людей на съемочной площадке... они были маленькие, как куклы... они готовили сцену большого пожара, зажженного фанатиком-пироманьяком.

А потом она увидела ягуара... дикого зверя... или это был автомобиль? Он обходил-объезжал их священный круг. Периодически он останавливался, и из него выходила женщина в черном. Ее сопровождали прислужник и мужчина в царских одеждах. Каждый раз, когда они выходили, прислужник передавал женщине мешок. Откуда-то леди Хит знала, что в этом мешке — мертвая плоть, которая еще недавно была живой... и она узнала женщину. Это была Симона Арлета.

Но как же она изменилась, Симона! Тогда, в пустыне Мохаве, вокруг нее не было этой ауры зла. Тогда она была обыкновенной женщиной — да, самой обыкновенной, хотя и злой, и себе на уме, и, подобно вампиру, питалась человеческими эмоциями: страхом, печалью, растерянностью. Теперь же Симона стала не просто женщиной. Она приняла на себя атрибуты тьмы — и стала актрисой в великой и вечной драме.

— На небесах идет битва, — тихо проговорила она. — Битва за власть над вселенной... добро и зло... свет и тьма... — Она помнила эти легенды еще из детства. Няня рассказывала ей на ночь такие сказки — когда она была маленькой девочкой лет семи-восьми, — сказки из Рамаяны про странных мифических героев с непроизносимыми именами, которые были непохожи на обычных людей. И вдруг она поняла, почему Пи-Джей принял облик ма'айтопса. Он был как древний пророк Тирезий, миф о котором она проходила на первом курсе на семинарах по мифологии, — он тоже был и мужчиной, и женщиной одновременно. Он был равновесием в напряжении между ин и янь. Он тоже участвовал в вечной драме, которую древние греки называли трагедией.

Пи-Джей взял ее за обе руки и развел их в стороны, и обзор внизу сразу расширился — теперь она видела не только долину Змеиной реки с ее утесами, напоминавшими лунный пейзаж, с отвесными стенами глубоких каньонов, с горами самых причудливых форм... теперь она видела дальше. Гораздо дальше. Она увидела Калифорнию, и свою неубранную квартиру в Лос-Анджелесе, и свою аккуратную и опрятную комнату в общежитии университета... увидела безбрежный океан и даже Бангкок, окутанный туманом, с его древними пагодами и современными небоскребами, которые напоминали гигантских роботов... она увидела весь мир, и на самом краю этого мира — черную тучу, грозившую поглотить его...