Кремлевские подряды. Последнее дело Генпрокурора - Юрий Скуратов

Но несмотря на столь откровенные аналогии и имевший место прецедент, номер на этот раз не прошел. По-видимому, наш госсекретарь, с точки зрения федерального судьи Похорелски, был покруче мафиози Готти.

Удивительную инициативу в этот момент вновь проявила «добровольная адвокатская контора» под названием Генеральная прокуратура России. Отвечая на вопросы журналистов, заместитель Генерального прокурора Василий Колмогоров огласил сенсационную новость о том, что его ведомство может начать в отношении Павла Бородина новое расследование. И хотя высокий чин сразу же оговорился, что «речь идет о совершенно другом уголовном деле, не имеющем отношения к делу «Мабетекса», на фоне всех предыдущих «защитных» действий и высказываний Генпрокуратуры это заявление прозвучало особенно нелогично. Объяснялись же генпрокурорские метания достаточно просто. Поскольку провалились все попытки российских властей и адвокатов добиться освобождения Бородина, впереди у госсекретаря замаячило практически гарантированное перемещение из американской тюрьмы в швейцарскую. Своеобразным выходом из этой ситуации могла стать широко принятая в юридической практике США процедура. Речь шла о возможной сделке прокурора и адвокатов – так называемой «признательной договоренности», по которой обвиняемый частично признает свою вину и возмещает часть ущерба, за что получает существенное сокращение срока либо условное освобождение.

Однако для осуществления этой схемы было необходимо, чтобы у российской стороны появились к Бородину претензии. Для этого в России срочно нужно было завести уголовное дело по подозрению бывшего управделами в получении от «Мерката Трейдинг» (отношения Бородина с этой фирмой проработаны швейцарцами лучше всего) «комиссионных». После этого Россия может предъявить Бородину требования о компенсации нанесенного ей ущерба…

Судя по всему, Генпрокуратура РФ начала бы рассматривать такой выход из скандальной ситуации с полной серьезностью, если бы не кардинально изменившие ситуацию действия самого Пал Палыча.

Начавшееся в первых числах апреля очередное, уже четвертое слушание сивпало со знаменательной датой – пятилетием Союза России и Беларуси. Правительственная телеграмма от Лукашенко была доставлена Бородину прямо в тюрьму. А днем у посольства США в Москве состоялся митинг. Его участники потребовали немедленного освобождения Пал Палыча из «застенка» и сожгли американский флаг.

Арест Бородина по сути привел к финансовому и политическому краху Союза. Все внебюджетные дорогостоящие проекты, «детища Пал Палыча» типа ТрансЕвразийской магистрали, были свернуты. Политическое значение Союза, во многом объяснимое харизмой и миллионами Бородина, также исчезло. Дело вызволения Бородина стало постепенно приобретать политическую важность. И правда: как можно рапортовать президентам двух стран о каких-то достижениях в укреплении союзного государства, когда один из его руководителей томится в американской каталажке…

Кажется, понял это наконец-то и сам госсекретарь. И сказал то, что судья Похорелски хотел от него услышать почти четыре месяца назад: «Я добровольно отказываюсь от своего права продолжать борьбу против экстрадиции в Швейцарию. Я хорошо понимаю, что правовые возможности борьбы против экстрадиции далеко не исчерпаны. В основе моего решения лежит только одно желание – как можно быстрее выйти на свободу с незапятнанной репутацией.» «Да поможет вам Бог», – напутствовал судья Похорелски госсекретаря непонятного ему государства двух государств и с облегчением подумал, что уж с пятнами пусть теперь разбираются его швейцарские коллеги.

Еще раз переспросив Бородина, дескать, в трезвом ли уме и не под чьим-либо давлением он отказывается от юридической защиты своих прав, судья объявил о закрытии судебных слушаний и начале процедуры экстрадиции Пал Палыча в Швейцарию.

Первое действие драмы под названием «Бородин в американской тюрьме», длившееся 83 дня, подошло к концу.

Адвокаты перед телекамерами с восторгом говорили о решении своего клиента. Они находили этот поступок мужественным и явно свидетельствующим о его невиновности. Тем не менее господина Кингхэма спросили: «Почему же господин Бородин сразу не согласился на добровольную экстрадицию?» «Для этого нужно было созреть», – ответил мэтр. Созревал Пал Палыч больше двух месяцев, что стоило российскому бюджету, надо полагать, нескольких сотен тысяч долларов. Мелочь, конечно.

Как утверждали адвокаты, свое заявление Бородин сделал вопреки их рекомендациям продолжить затянувшуюся борьбу за справедливость. Впрочем, сами же адвокаты говорили при этом, что борьба эта вряд ли закончилась бы в пользу Пал Палыча, поскольку американский суд не видел никаких веских причин даже для временного освобождения российского чиновника под залог. Полностью провалилось и стремление придать этому делу политическую окраску: все попытки доказать незаменимость Бородина на посту госсекретаря были разбиты «железным» аргументом, что Союз двух государств попросту не является субъектом международного права. В конце концов и сам Бородин по-человечески устал от бесперспективной тяжбы, поняв, что дальнейшее упорство бессмысленно и что находиться в роли очередного «яблока раздора» в непростых российско-американских отношениях ему все-таки не следует.

По сути дела, если бы Пал Палыч в первые же дни своего ареста заявил о том, что готов немедленно вылететь в Швейцарию для дачи показаний, никаких политических страстей вокруг этого дела не было бы. Но защита выбрала иную линию поведения, рассчитанную на большой шум и очевидный проигрыш. Вряд ли всерьез можно было надеяться на то, что попытка перевести дело из сугубо юридической плоскости в политическую принесет какие-то реальные плоды.

Свободен, но не оправдан

В половине десятого утра 7 апреля 2001 года борт номер 139 авиакомпании «Свиссэйр» произвел посадку в женевском аэропорту. В сопровождении трех сотрудников швейцарской полиции, специально прибывших в Нью-Йорк за день до этого, Павел Бородин проследовал в припаркованный рядом с лайнером небольшой тюремный фургон. Прямо из аэропорта через специальный выезд автомобиль с кремлевским «комендантом» – так швейцарские журналисты прозвали Пал Палыча – направился в тюрьму Шан-Доллон.

После обычных формальностей и беглого осмотра десятиметровой одноместной камеры с деревянной кроватью, туалетом и небольшим письменным столом, Пал Палыч был доставлен на первую встречу со следователем Даниэлем Дево, который официально предъявил Бородину обвинение в отмывании денег с отягощающими обстоятельствами и в участии в преступной организации. И хотя госсекретарь Союза России и Беларуси настаивал на своей полной невиновности, следователь выписал постановление на арест. При этом присутствовал прокурор кантона Женева грозный Бернар Бертосса и швейцарский адвокат Бородина, один из лучших юристов Швейцарии, 71-летний Доминик Понсе. Он, кстати, в свое время учил юриспруденции и Дево, и Бертоссу и отзывался о них как о своих лучших учениках. Вернулся Бородин в свою камеру только на исходе дня, так и не получив разрешения позвонить семье.

Вместе со своими тремя коллегами (всего в Швейцарии Бородина защищали четыре адвоката) Доменик Понсе приступил к изучению 18 томов дела, насчитывающего более 7 тысяч листов. По швейцарским законам, если предъявленные Бородину обвинения в совершении преступления будут доказаны, ему грозит пять лет тюрьмы. Но Понсе, общаясь с журналистами, был полон оптимизма: «Это дело даже не входит в компетенцию швейцарской юстиции. Это правонарушение, совершенное после незаконного получения денег, чье преступное происхождение необходимо скрыть, – поясняет адвокат. – Поэтому, по логике следствия, в качестве пострадавшей стороны должна выступать Россия, но российские власти совершенно официально заявляют, что никакого правонарушения на их территории совершено не было».

Об удивительной позиции России высказывался в эти же дни и Бернар Бертосса: «Это, пожалуй, первый в мировой практике случай того, что власти страны, в которой было совершено основное преступление, совершенно в открытую и со всей ясностью заявляют о своем отказе действовать. Были случаи, когда власти, например, африканской страны просто ничего не делали, но здесь речь идет о четком отказе. И таких прецедентов я не знаю».

Состоявшееся уже через день заседание женевской обвинительной палаты напоминало театральное действо.

Если Доменик Понсе рассказывал о трудном детстве Пал Палыча, об огромной работоспособности, об организаторском даре, который привел Бородина с поста мэра Якутска в Московский Кремль, то Бертосса нарисовал портрет карьериста и стяжателя, начавшего грабить Россию еще в Якутске и продолжавшего заниматься этим с еще большим размахом в Москве.