Пропавшее войско - Валерио Массимо Манфреди

Может быть, нас окружат в открытом поле превосходящие силы врага и похоронят под тысячами стрел, может, орды варваров нахлынут, чтобы уничтожить во время ночной атаки, или же нас утопят в море, когда мы попытаемся его пересечь. Но ничего такого не произошло. Добравшись до Византия, армия, или то, что от нее осталось, покинула героический мир битв, высоких гор, незнакомых рек со стремительным течением, земель, принадлежащих диким племенам, чтобы вернуться в мир простых смертных.

Великая война между спартанцами и афинянами поглотила лучшие силы, забрав самых талантливых и храбрых. На их место пришли посредственности, мелкие интриганы со звучными титулами флотоводцев и правителей. Куда делись воины в красных плащах, сражавшиеся в Фермопильском ущелье против бесконечной армии Великого царя? От них даже воспоминания не осталось. Их потомки лишь плели интриги и тайком заключали соглашения с былым врагом, о которых никто не должен знать. Их интересовала только власть, только возможность управлять своим маленьким мирком. Идеал утратили.

Дальнейшие события столь путаны, неясны, бестолковы и противоречивы, что мне даже трудно восстановить их в памяти. Клеандр и его флотоводец Анаксибий вели грязную и подлую игру, давая обещания и не сдерживая, сбивая нас с толку и обманывая. Может, они считали, что проще добиться того, чтобы армия распалась и рассеялась, не оставив следов. У них даже не хватило храбрости сразиться с нами на поле боя. Шесть тысяч воинов, прошедшие тридцать тысяч стадиев, сметая любое сопротивление на своем пути, по-прежнему внушали уважение и трепет. Лучше не рисковать.

Нас оставили у ворот города без денег, без пропитания и велели ждать.

Но больше всего меня разочаровал Ксен, и мне до сих пор горько об этом думать.

Я его не узнавала. Он заявил мне, что все изменилось, армия теперь не представляет никакой угрозы, а следовательно, уже не подвергается смертельной опасности.

— Моя миссия выполнена, — сказал он мне однажды вечером, когда мы стояли лагерем у городских стен. — Я покидаю армию.

— Покидаешь армию? Но почему?

— Клеандр сказал, что, если армия не уйдет, правительство Спарты возложит вину за это на меня.

— И этого тебе достаточно для того, чтобы бросить людей, с которыми ты долгое время делил жизнь и смерть?

— У меня нет выбора. Я не могу один бороться с государством, повелевающим всей Грецией.

— Ты не один. У тебя есть армия.

— Ты не знаешь, что говоришь. Эта история закончится здесь. По крайней мере для меня.

Показалось, будто я умираю. Настал момент расплаты за мое решение, принятое из любви ночью у колодца в Бет-Каде. Сколько времени прошло с тех пор? Год? Десять лет? В тот момент мне казалось, что целая жизнь миновала. Но я не раскаивалась. Ведь «десять тысяч» научили меня тому, что любое препятствие можно преодолеть, любую битву — выиграть. Я научилась никогда не сдаваться.

— Куда ты пойдешь? И куда пойду я?

— Пока не знаю. Куда-нибудь, где говорят по-гречески, и ты отправишься со мной. Я накопил в этом походе большой опыт и стал бы хорошим советником по политическим или военным вопросам — может, в Италии или на Сицилии, где находятся богатейшие города; человека с моими знаниями там хорошо примут и щедро заплатят.

Я не знала, что отвечать, — слишком подавленной себя чувствовала. С одной стороны, его слова меня утешили: он меня не бросит, я увижу новые края, далекие и прекрасные города, вероятно, у нас будет дом и слуги. С другой стороны, покинуть армию на произвол судьбы казалось мне позорным намерением, и я от этого страдала.

— Они не одни, — повторил Ксен. — У них есть военачальники: Тимасий, Агасий, Ксантикл, Клеанор. Они справятся. Я сделал все, что мог, никто не смеет меня порицать. Сколько раз я рисковал жизнью? Скольким из них жизнь спас?

Он был прав, но для меня это ничего не меняло. Ксен меня не успокоил.

Мы жили в городе, в довольно большом доме, с кухней и спальней, все с тем же нашим слугой. Ксен часто встречался с высокопоставленными людьми, но мне ничего не рассказывал.

Однажды к нам пришел некий человек с непроизносимым именем, родом из Фив, и заявил, что хочет отвести армию в свои владения, что будет платить воинам жалованье и снабжать продовольствием. Фиванец намеревался взять парней к себе на службу, чтобы они грабили для него области, населенные местными племенами, но когда наниматель явился с телегой муки, чеснока и лука, его выгнали пинками под зад и кидали в него луковицы до тех пор, пока бедолага не скрылся с глаз. Чаша терпения переполнилась. Воинам все надоело. И они начинали приходить в ярость.

На сей раз город услышал рев «десяти тысяч». Возвращенцы вышибли ворота, смели охрану и заняли крепость. Правитель со своим флотоводцем сбежали и спаслись на корабле, но прежде передали Ксену, что он должен решить проблему, если не хочет, чтобы нам устроили кровопролитие.

Воины нашли его и на плечах внесли в крепость. Навстречу вышли полководцы в своих лучших доспехах. Город лежал у их ног!

— Византий наш! — закричали они. — Давайте останемся здесь!

— Да, мы сможем облагать пошлиной товары, перевозимые через проливы, и станем богатыми. На полученные деньги наймем еще воинов — мы знаем, где искать их, — и никто нас больше не выгонит.

— Мы заключим союз с племенами, живущими в глубине территории! И станем могущественной державой, всем придется с нами считаться!

Они были правы. Так и следовало поступить. Но чтобы воплотить подобный план, нужен был вождь, человек, способный задумать невозможное и превратить мечту в реальность. Kсен был не таким. Он неоднократно демонстрировал свою храбрость, умел разрабатывать стратегию, но не творить мечту. Летописец замышлял лишь то, что практически осуществимо, предварительно спросив богов, согласны ли они.

Наконец слово предоставили ему, и главнокомандующий убедил их в том, что необходимо покинуть город. Просил доверять ему и обещал договориться со спартанцами о приемлемых условиях.

Приемлемых условиях.

Беглецы вернулись, досадуя на собственную низость, проявленную во время этих событий, но продолжали вилять, снабжая нас продовольствием в таких скудных количествах, что его хватало лишь на поддержание существования.

Воины пали духом; не видя перед собой никакого будущего, многие продали доспехи и разбрелись. В том числе и некоторые военачальники. Кое-кто из самых храбрых, как, например, Аристоним из Метидреи и Ликий из Сиракуз, пропали, ни с кем не попрощавшись. Глус, которого я прежде несколько раз видела мельком, тоже исчез.

Вероятно, они не выдерживали горечи подобного прощания и подлости ситуации. В город прибыл новый правитель, велел схватить наших раненых и больных воинов, оставшихся внутри стен, и продал в рабство по низкой цене. Ксен узнал об этом, но ничего не сделал: счел, что это наименьшее зло.