Кровавый снег декабря - Евгений Васильевич Шалашов

место нашлось. Но собирались в такой спешке, что почти ничего не взяли. Я даже заплакала, когда пришлось бросить сундуки с приданым, особенно тот, где хранилось подвенечное платье. Но платье я всё-таки взяла Папенька сказал, что это глупо! Что нужно было набрать практичных и повседневных нарядов, а не хвататься за цацки! Маменька выговаривала папеньке за это, но тот ничего не слушал. Сказал, что тряпки не стоят загубленных жизней. А когда маменька принялась причитать, то папенька напомнил ей лето осьмсот двенадцатого года. Папенька тогда служил в ополчении, потому что уже был в отставке. Мне было четыре года, и я совсем ничего не помню. Говорят, что я очень спокойно восприняла переезд в Вологду, где жили дальние родственники.

Папенька взял с собой только старую форму ополченца и ордена. Сам оделся так, как одевался на охоту. Зато везде рассовал ружья и бочонки с порохом. Неужели в такое время он собирается охотиться! Или же боится разбойников?

Прочитала то, что написано, и хотела уже опять всё зачеркнуть! Но решила, что лучше оставлю.

Обидно, что Рождество мы встретили в пути. Мы с маменькой поплакали немного на пару. Приехали в Борисоглебское в сумерках. Долго искали дом, где можно было бы заночевать. Маменька говорила, что рядом, в нескольких верстах, усадьба матушки Николя, местной помещицы Аглаи Ивановны Клеопиной, и что можно было бы заночевать у ней. Чай, будущие родственники! Но папенька только зыркнул и сказал, что с изменниками Государю Императору он родниться не намерен!

В первый день пришлось заночевать в каком-то крестьянском доме. Ужас! Какой там жуткий запах! Пахнет потом, чем-то вонючим и ещё тем самым, чем наш садовник удобряет клумбы! Там маленькие дети спят вместе с телятами. Один из телят сделал большую лужу прямо на полу! А когда затопили печь, чтобы мы согрелись, дым почему-то не пошёл в трубу. Я посмотрела — а трубы там совсем нет! Боже, как же они живут? Всю ночь не сомкнула глаз. Ещё по мне всю ночь ползали какие-то маленькие жучки, от которых всё тело чесалось. Какой ужас!

29 декабря 1825 года

Папенька откупил половину села Борисоглебского у Одоевских, чтобы отдать его мне в приданое. Тогда бы мы с Коленькой стали владельцами целого села, а не его половинки! Теперь же он не хочет и слышать ни о Николеньке, ни о замужестве. Говорит, что впустую выбросил немалые деньги. Вчера я опять долго плакала, когда узнала, что папенька отправил Коленькиной матушке письмо, где объявил о разрыве нашей помолвки. Маменька сказала мне по секрету, что он ещё в Петербурге отправил такое же письмо самому Коленьке. И что папенька ждал до последнего дня, думая, что Коленька приедет и объяснит свои поступки. Но так и не дождался.

Сегодня перебрались в барский дом. Правда, домом его можно назвать только из-за стен. Крыша прохудилась и печи не топлены. На полу вместо ковров набросана солома. Ещё хорошо, что нашлась кое-какая посуда и постели. Матрасы и подушки влажные и заплесневелые. Маменька заставила девок вытрясти весь старый пух, всё выстирать и высушить, а потом набить соломой. Забавно — если бы неделю назад мне сказали, что буду спать на соломенном матрасе, то не поверила бы. Сейчас, после ночёвок на лавке, думаю, что и солома — это очень шикарно! Постельного белья у нас только на две смены. Папенька сказал, что бывший управляющий Одоевских, который теперь перешёл к нам, оказался честным человеком — украл гораздо меньше, чем мог бы. Например, почти все стёкла остались в целости. Маменька советовала взять нового управляющего, а папенька повторил слова своего кумира — Александра Васильевича Суворова: «Старый-то управляющий уже наворовался, а нового взять, так он пуще старого воровать начнёт!» Ещё папенька сказал, что Одоевские очень долго не бывали в своём имении, поэтому странно, что барский дом вообще оказался цел!

Нам ещё четыре дня пришлось жить в крестьянской избе, пока слуги и местные мужики латали крышу, замазывали печку. Я за это время успела подружиться с телёнком. Он такой забавный! А носик у него мокрый и холодный. И язык такой шершавый-шершавый. Просто прелесть. Как жаль, что такой телёнок станет большим и страшным быком! И ещё — я так и не могу привыкнуть к этому запаху…

1 января 1826 года

Новый, осьмсот двадцать шестой год, мы встретили в новом (вот уж!) доме. Но, по крайней мере, это наш собственный дом, а не крестьянская лачуга. Теперь у меня есть своя комната, и не нужно дышать тем, что… выделяют из себя животные. Хотя они такие красивые! Но запах! Мне кажется, что и одежда, и волосы так пропахли запахом крестьянского жилья, что уж никогда не выветрится. Как же они могут жить в таких условиях! Почему не построят себе просторные дома? Увидел бы меня сейчас Коленька — наверное, в ужасе бы убежал от одного только запаха! Не помогают даже духи. Гостей у нас нонеча не было. О бале и думать смешно! Можно было бы пригласить Аглаю Ивановну, но папенька только засопел, когда услышал об этом. Стол был накрыт самыми простыми кушаниями. Но зато были очень вкусные пироги, которые напекла наша горничная Акулина. Мне особенно понравились с грибами. Я попросила, чтобы летом меня сводили на болото, туда, где растут эти грибы! Папенька посмеялся, сказав, что за грибами ходить далеко, а хлюпать по болотам — не женское дело. Сам папенька был недоволен, что не захватил с собой погребец с винами, потому пришлось обойтись местной наливкой, которую мастерски варит жена управляющего. Ещё папенька рассказал, что в Германии есть обычай в новогоднюю ночь наряжать лентами и цветными игрушками ёлочки. Интересно, почему у нас нет такого обычая? Вот бы его ввести. Ёлочку можно взять совсем маленькую и украсить её цветными шариками, орехами и ещё чем-нибудь! Представляю, как мы вместе с Коленькой украшали бы ёлку!

Как-то сейчас встречает Новый год Николенька? Наверное, по обычаю офицеров. Говорят, они собираются где-нибудь в казарме, а потом едут к цыганам… Нет, мой Коленька не такой! Всё равно, хоть папенька и разорвал помолвку, я считаю себя его невестой. Мало ли что могло случиться. Тем более что и сам папенька был