Талиесин - Стивен Рэй Лоухед
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда через несколько часов Хафган нашел Талиесина в роще, то посчитал его мертвым. Юноша неподвижно лежал на земле, раскинув руки. Бард подошел и увидел, что Талиесин спит непробудным сном. Он укрыл юношу плащом и сел рядом ждать.
Когда Талиесин наконец проснулся, он не мог говорить.
Много дней спустя они подошли к Инис Гутрину. Эльфин оставил своих людей у подножия Тора, а сам пошел с Киаллом, Хафганом и Талиесином разузнать, как бы им предстать перед королем-рыболовом. Пока они стояли и смотрели на Тор, окруженный озерами и топкими болотами, из дворца навстречу им спустились по узкой дорожке два человека в простой одежде.
Едва Талиесин их завидел, уста его отворились, и он закричал от радости.
— Смотрите! Сюда идут слуги моего Господа! — вскричал он. — Я должен их приветствовать!
Он бегом бросился вперед и упал перед ними на колени.
Незнакомцы в изумлении переглянулись.
— Встань, — сказал один, — ибо мы люди скромного рождения. Меня зовут Давид, а это — мой друг Коллен. — Он взглянул на одежду Талиесина, увидел золотую гривну на шее, и понял, что разговаривает со знатным бриттом. — Кто ты?
— Я — главный бард короля Эльфина Гвинеддского, — отвечал Талиесин. Лицо его сияло.
— Как твое имя? — спросил Давид. — Знаем ли мы тебя?
Тут как раз подоспел Эльфин со спутниками, и, как только все собрались, Талиесин начал восклицать:
Я был с Господом
На небесах,
Когда Люцифер
Пал в бездну адову;
Был знаменосцем
Александра в Египте;
Звезды зову по имени
На севере и на юге;
Я был у Нимрода
За старшего зодчего;
Был в Вавилоне
В имени Божьем;
Был я наставником
Илье и Еноху;
Был я трижды
В темнице Арианрод;
Я был в ковчеге
С Ноем и Альфой;
Я видел гибель
Содома и Гоморры;
Я вел Моисея
Через Чермное море;
Был я в чертогах Дон
До рождения Гвидионова;
И был я с моим Господом
В яслях воловьих;
Всевышний открыл мне
Тайны Вселенной;
Я почерпнул вдохновенье
Из котла Керидвен;
Меня зовут поэтом и бардом,
Отныне же нарекут пророком!
Талиесин — имя мое,
И слава моя — до скончания веков.
Никто из них в жизни не слышал подобной речи. Давид воздел к Талиесину руки и спросил:
— Как вышло, что ты знаешь и почитаешь Господа?
Талиесин отвечал:
— Я Его видел! Господь явился мне, чтобы я восславил Его и возвестил Его имя своему народу.
Эльфин и Хафган не могли взять в толк, о чем говорит Талиесин, но поняли, что он и впрямь видел нечто необычайное.
Потом Эльфин рассказал Давиду о гибели Каердиви и странствиях уцелевших селян. Закончил он так:
— Мы пришли сюда, чтобы повидаться с королем-рыболовом и узнать, не сможет ли он нам помочь.
— Коли так, я с радостью отведу вас к нему, и пусть он явит свою щедрость. Знаю, он охотно вас примет, ведь он и сам недавно стал последователем Христа.
Так Эльфина с сородичами провели во дворец, где их приняли с почетом и лаской. И здесь Талиесин впервые узрел Аваллахову дочь, златокудрую царевну Хариту.
Глава 5
— Что-то стряслось? — спросила Лиле. Она нашла Хариту в саду. Вокруг стояли яблони в розовом цвету. — Я смотрю, после прихода чужеземцев ты ни разу не ступила в зал или во двор.
Харита пожала плечами.
— Не хочу лезть в отцовские дела.
— В его дела? Он собирается поселить чужаков на нашей земле, соединить судьбы наших народов, принять их обычаи, отринуть все и служить новому Богу, Христу, — а ты говоришь, это его личное дело? — Лиле фыркнула и тряхнула головой. — Неужели ничто из этого тебя не тревожит?
— А что? — рассеянно отозвалась Харита.
— Обращаться к тебе — все равно как говорить с облаком. Что на тебя нашло?
— Ничего. Просто хочу побыть одна со своими мыслями.
— Я видела, как ты на него смотришь, — сказала Лиле. — Верно, на нем хоть взгляд остановить можно, не то что на остальных, но никогда не поверю, чтоб ты и минуту о нем думала.
Харита шевельнулась и взглянула на Лиле.
— О ком ты? — спросила она с искренним недоумением.
— О певце, конечно! Ты не слушала, о чем я говорю.
— О певце, — сказала Харита, отворачиваясь.
— Мы не знаем этих людей. Они зовут себя королями, но где их королевство? Они пришли к Аваллаху просителями, но где их дары? Они хотят, чтоб их уважали, а сами дикари дикарями: спят на полу, едят руками.
— Кажется, их землю захватили враги, — сказала Харита.
— Так они говорят. Аваллах чересчур доверчив. Стоит этой лисе Давиду шепнуть ему на ушко словечко, и он отдает половину своего достояния!
— Ты его слышала? — неожиданно спросила Харита.
— Давида?
— Певца, — с чувством произнесла Харита. — Так просто, так чисто…
— Это на расстроенной-то лире?
— Так красиво.
— А что за дикое наречие! Разве ж это песня? На мой взгляд, это вой издыхающего зверя, который просит, чтобы его добили. — Лиле презрительно тряхнула головой. — Наверное, тебе голову напекло.
День был светлый и жаркий, солнце сияло, на горизонте висело дрожащее марево. Лиле встала, пригнула ветку, взглянула на прекрасные цветы, каждому из которых предстояло в свое время стать наливным яблоком, заметила увядший, нахмурилась, оторвала его и бросила прочь. — Ты уверена, что у тебя ничего не болит?
— Я хочу прокатиться верхом.
— Тебе надо лечь. Солнце слишком жаркое.
— Я не хочу лежать, я хочу прокатиться. — С этими словами Харита встала и быстро пошла из сада. Лиле смотрела ей вслед, качая головой и бормоча себе под нос.
До вечера Харита ездила по холмам, навещая любимые укромные уголки, которые забросила с появлением странствующих монахов. Она скакала по зеленым дубравам, по лугам, вдоль шумных ручьев и безмолвных болот. И всю дорогу думала, какие неожиданные события случились в ее жизни.
С появлением чужестранцев — сперва Давида и Коллена, а теперь кимров — у нее возникло чувство, будто спланированы и разворачиваются некие события, а она — участница, хотя и не знает, в чем состоит замысел. Однако она ощущала, как напряжены вокруг струны бытия, словно нити изношенной ткани подтягивают и соединяют узлами.
Узор, впрочем, оставался пока неразличимым.
Она
